— А кто… кто такой Аслан? — с трудом проговорил он.

— Нечто вроде доброго волшебника из старинной сказки, — ответил антрополог. — Волшебный лев, спасающий невинных малюток от чудовищ в стране, которой никогда не было на свете, под названием Нарния.

Фелиция рассмеялась:

— Вот уж не думала, что чары добрых волшебников распространяются и на плиоцен. Так кто из вас, джентльмены, отправится со мной принять горячую ванну?

И она твердым шагом пошла в сторону бассейна, пыльные перья на ее шлеме трепетали от ветерка. Ричард и Клод, прихрамывая и спотыкаясь, поплелись следом за ней.

ГЛАВА 12

Что это был за вечер!

Эйкен Драм растянулся на белоснежных простынях и с помощью своего серебряного ожерелья прокручивал в памяти наиболее яркие впечатления. Потрясающие экзотические напитки. Вкуснейшие блюда. Развлечения, музыка, танцы, веселая кутерьма, беготня. И все эти «экзотики» и их дамы охотно принимали участие во всех его, Эйкена Драма, затеях! Уж он им показал, на что способен! Нет, что ни говори, а он наконец нашел себе местечко по вкусу… Здесь, в Изгнании, среди тех, кто любит посмеяться и почудить не меньше, чем он сам, у него есть перспективы! Он будет расти и блистать!

— Пожалуй, стану сэром Хозяином! — хихикнул Эйкен. — Повелителем в этом сумасшедшем доме, будь он проклят! И уж тогда всем покажу! К тому же буду летать!

Чуть не забыл. И летать тоже!

Его обнаженное тело медленно воспарило над постелью. Эйкен раскинул руки в стороны и поднялся до потолка, который лучи утреннего солнца, пробившиеся сквозь оконные занавеси, разрисовали золотисто-зелеными полосами. Спальня превратилась в аквариум, а он, Эйкен Драм, — в пловца, свободно парившего в воздухе. Сальто! Теперь в другую сторону! Пируэт! Нырок! Эйкен опустился на постель и вне себя от восторга принялся подпрыгивать на пружинах. Плавать в воздухе — чрезвычайно редкий дар даже среди весьма талантливых тану, и дамы особенно горячо приветствовали, когда он открыл, что умеет летать.

Волшебное серебряное ожерелье!

Эйкен соскочил с постели и подошел к окну. Рония просыпалась и приступала к будничным делам. Он видел людей, прогуливающихся или шествующих деловой походкой, высокорослых тану верхом на халикотериях, покрытых нарядными попонами, и крохотные фигурки рамапитеков, подметающих улицы, копошащихся в садах, переносящих какую-то кладь. Калейдоскоп, да и только!

—… Эй, я тебе говорю, Эйкен! Отзовись! Ты где, приятель?

Мысленный сигнал прозвучал в сознании Эйкена сначала неуверенно, как бы запинаясь, потом все более отчетливо и настойчиво. Ну конечно же, это Раймо. Угрюмый лесоруб резко изменил свое отношение к Эйкену, когда вчера вечером увидел, что у его приятеля открылись метапсихические способности. Раймо перестал относиться к нему, Эйкену Драму, как к трепачу и сменил свой тон на дружеский. А почему бы и нет? Ведь у него, Раймо, есть нюх на победителя.

— Эй, это ты, Раймо? Я тебя спрашиваю, ты толкуешь со мной?

— А кто же еще? Послушай, Эйкен, если все происходящее — сон, то лучше не буди меня.

— Не сон, а самая что ни на есть действительность, и мы должны пребывать в ней чертовски долго. Слушай! А что, если мы сейчас выберемся из дома и немного побродим по городу?

— Эйкен, они меня заперли.

— Ты что, забыл, о чем мы узнали вчера на вечере? Подожди одну наносекунду, я только оденусь и буду у тебя.

Эйкен облачился в свой сверкающий золотом костюм, осмотрелся, убедился, что ни один тану за ним не наблюдает, и преспокойно вылетел из окна спальни. Воспарив над домом, как большое блестящее на солнце насекомое, Эйкен завис в воздухе и с помощью вновь обретенной метапсихической способности читать чужие мысли обнаружил, откуда исходит мысленное ворчание Раймо, нырнул в открытое окно приятеля и приземлился посреди комнаты с возгласом:

— А вот и я!

— Ну и здорово, — проворчал Раймо с завистью. — Видать, ты действительно наловчился летать. А я гожусь только на то, чтобы поднимать мебель в воздух.

И в доказательство Раймо заставил кровать протанцевать по всей комнате, а столы и стулья — совершить замысловатый полет.

— Каждому свое, лесоруб! У тебя свои таланты, у меня свои. Ты же сумел открыть запертый замок, когда обнаружил, что тебя заперли, там, в замке.

— О дьявол! А мне это и в голову не приходило!

Эйкен ухмыльнулся:

— Ничего, теперь и тебе, Раймо, и мне придется о многом поразмыслить. Вчера вечером у нас, можно считать, глаза открылись. Верно говорю?

Бывший лесоруб громко расхохотался, и оба приятеля принялись изображать в лицах события минувшего вечера, посмеиваясь над смущением вконец скандализованных Сьюки и Элизабет, которые немедленно удалились, когда к участникам празднества присоединились те, кто принимал участие в Охоте. Ох уж эти недотроги! Никакого чувства юмора, и к тому же фригидны. Зато как разошлась компания, когда они ушли! Веселье продолжалось до самого рассвета, и они, Эйкен и Раймо, смогли повеселиться на славу, в особенности если учесть, что их серебряные ожерелья не только не мешали им наслаждаться жизнью, а наоборот, усиливали удовольствие!

Эйкен показал жестом на окно:

— Давай посмотрим, как тут люди живут. Мне очень хотелось бы узнать, что поделывают в Изгнании самые обычные люди, без всяких там метапсихических способностей. Да не бойся ты, Раймо. Ничего, что ты не умеешь летать. Я могу удержать в воздухе двоих.

— Нас заметят.

— У меня открылась еще одна метапсихическая способность. Я могу создавать иллюзию различных вещей. Вот смотри сам!

Раздался почти беззвучный хлопок, словно лопнул мыльный пузырь, и юркий человечек в сверкающем золотом костюме исчез. Откуда ни возьмись, в комнате вдруг появилась большая желтая бабочка, похожая на махаона, и села прямо на нос Раймо.

— Убери лапы, кому говорят, — раздался голос Эйкена, — а не то я тебе как врежу!

Бабочка исчезла, и перед лесорубом вновь оказался неугомонный любитель дурацких шуток и всяких розыгрышей. Он стоял перед Раймо, держа один палец прямо у того на носу.

— Здорово, Эйкен! Ты, должно быть, основательно нализался.

— Попробуй сказать это еще раз, лесоруб, и своих не узнаешь. Дай мне руку. Не дрейфь! Пошли!

Две желтые бабочки вылетели из жилища тану и закружились над городом Рония. Они залетали в мастерские гончаров, ткачей, столяров, кузнецов, оружейников и стеклодувов. Они видели, как пишут картины, обтесывают камень, плетут корзины, как репетируют музыканты. Они пили нектар из цветов жасмина, благоухавших около плавательных бассейнов, в которых плескались и смеялись беременные женщины. Они влетели в школьный класс под открытым небом на радость дюжине светловолосых детишек, которые принялись указывать на них пальцем, а озадаченный учитель-тану направил опасный мысленный запрос в дом Бормола.

— На пристань! — приказал Эйкен, и приятели полетели к реке. Широкие пролеты лестницы вели к пристани. На причалах кипела работа. Грузчики-рамапитеки разгружали баржи, а люди и шкипер, в большинстве случаев раздетые до пояса, чтобы спастись от утренней жары, неспешно делали свое дело или посиживали в тени, ожидая, когда кто-то закончит какую-то операцию и можно будет продолжать работу.

Две бабочки сели на большую причальную тумбу и превратились в Эйкена и Раймо. Один из рабочих от неожиданности вскрикнул. Чайки в испуге взлетели с мостовой и закружились в воздухе, издавая резкие крики. Эйкен соскочил с тумбы, оставив Раймо сидеть и, вытаращив глаза, смотреть на происходящее, а сам воспарил над мостовой и, приняв немыслимую позу, повис в воздухе. Могучего сложения шкипер расхохотался и воскликнул:

— Здорово! Чем не Питер Пен собственной персоной! Впрочем, лучше бы ты послал нам фею Динь-Динь! Уж мы бы с ней как-нибудь поладили!

Отдыхавшие в холодке матросы с баржи заревели от восторга. Сидевший на тумбе Раймо развел руки в стороны, на его лице со светлыми глазами северянина появилась хитрая улыбка и непривычно сосредоточенное выражение. Тотчас же десятки чаек слетелись со всех сторон и облепили его.