Он мудрым был, и длань его держала
Шотландцев в трепете, как слышал я.
Меня, однако, повесть ждет моя.
Нечистый дух, который постоянно
Стремится чистых соблазнять людей,
Теперь решил Констанцу, окаянный,
Мишенью сделать подлости своей.
Им юный рыцарь избран был и к ней
Безумной страстью разожжен такою,
Что от желанья он не знал покою.
Но тщетно он искал ее любви:
Была греху Констанца недоступна.
Тогда обиду утопить в крови
Задумал он и начал неотступно
Преследовать свой замысел преступный.
Когда дворецкий к ночи раз ушел,
Он тихо в спальню женскую вошел.
Констанца и Гермгильда, долгим бденьем
Утомлены, сладчайшим спали сном,
И рыцарь, сатанинским наущеньем
К постели Гермегильдиной ведом,
Ей горло перерезал, а потом
Констанце в руку нож вложил кровавый,—
Казни его за это, боже правый!
Дворецкий, вскоре возвратясь домой
Совместно с Аллою, владыкой края,
Увидел труп супруги дорогой
И зарыдал, персты свои ломая.
С Констанцей рядом он — о участь злая! —
Нашел кровавый нож. Как было ей
Невинность доказать руки своей?
И королю подробно рассказали,
Когда и где и как разбитый челн
С Констанцей из морской прибило дали
К Нортумберландии игрою волн.
Король был чувства состраданья полн,
Когда узнал, какие испытанья
Постигли это чистое созданье.
Как агнец, что к закланью приведен,
Пред королем невинная стояла,
А подлый рыцарь утверждал, что он
Ее вину докажет перед Аллой.
Но было шепота кругом немало
О том, что совершить такое зло
Столь чистое созданье не могло.
Была отлично всем известна в доме
Ее к убитой госпоже любовь;
Я повторяю, всем известна, кроме
Преступника, который пролил кровь.
Король внимал ему, нахмурив бровь,—
Он усомнился в правде показанья
И углубить решил свое дознанье.
Кто выступит, Констанца, за тебя?
А ты сама — увы! — молчать должна ты.
Коль тот, кто, род наш грешный возлюбя,
Господнего низвергнул супостата
(Он в прахе и теперь лежит, проклятый!) —
Коль сам Христос тебя не защитит,
Тебе, невинной, гибель предстоит.
Колени преклонив, к владыке света
Взмолилась бедная: «О ты, что спас
Невинную Сусанну от навета,
И ты, Мария, что туда взнеслась,
Где ангельский тебя восславил глас,—
Коль я чиста, то будьте мне защитой
В моей беде, — не то мне быть убитой!»
Случалось ли из вас кому-нибудь
В лицо тому, кого за преступленье
Среди толпы на казнь ведут, взглянуть?
Оно покрыто страшной смертной тенью,
И выделяется из окруженья
Несметных лиц. Так вот, с таким лицом
Стоит Констанца перед королем.
О вы, благополучные царицы,
Принцессы, дамы все! Пускай у вас
От жалости слезою взор затмится.
Дочь императора стоит сейчас
Одна, в тоске, поднять не смея глаз,
Над этим августейшим сжальтесь чадом.
В ее нужде нет близких сердцу рядом.
Король был благороден; он приток
Почувствовал такого состраданья,
Что удержать невольных слез не мог.
Он книгу приказал внести в собранье:
«Пускай под клятвой рыцарь показанье
Свое повторит, — молвил он, — и суд
Мы нарядим тогда, не медля, тут».
Поклялся рыцарь над британской книгой,—
Господний в ней записан был закон,—
В том, что не лжет, но не прошло и мига,
Как наземь, словно камень, рухнул он,
Рукою тайной в темя поражен,
С глазами вне орбит, и сразу люди
Узрели божью кару в этом чуде.
Внезапно глас раздался: «Клеветой
Пред августейшим властелином края
Дочь очернил ты церкви пресвятой,
Твоя нашла возмездье воля злая».
И вся толпа, от ужаса стеная,
Ждала возмездья знаков огневых;
Лишь дух Констанцы ясен был и тих.
Страх и раскаянье на тех напали,
Кто на Констанцу без ее вины
Смел подозренье высказать вначале.
Все были чудом так поражены,
Что при содействии святой жены
У многих совершилось обращенье,
И сам король подверг себя крещенью.
Клятвопреступный рыцарь был казнен
По приказанью короля поспешно;
Констанцей все же был оплакан он
За то, что ад грозил ему кромешный.
И скоро в брак с принцессою безгрешной
Вступил король, — Христова благодать
Дала Констанце королевой стать.
Мать короля, что Донегильдой звали,
Одна лишь проклинала этот брак.
(Другую душу женскую едва ли
Окутывал столь беспросветный мрак.)
Казалось ей, что, поступивши так,
Сын опозорился: она считала,
Что странную избрал супругу Алла.
Не столь о плевелах, сколь о зерне
Рассказывать я собираюсь дале.
Что толку останавливаться мне
На том, какие блюда подавали
Иль как рога и трубы как звучали.
Ведь так любой кончается рассказ.
Там были яства, брага, песни, пляс.
В опочивальню со своей женою
Король отправился. Любой из жен,
Какой бы ни была она святою,
Ночь уделить одну велит закон
Той радости, которой брак силен.
Велит он святость отложить на время
И быть супругой наравне со всеми.
В ту ночь Констанца сына зачала.
Когда же короля, к ее печали,
Как раз в те дни военные дела
В далекую Шотландию призвали,
Над ней, беременной, опеку взяли
Епископ и дворецкий. День за днем
Сидит она, беседуя с Христом.
И в срок родился сын, что при крещенье
Был наречен Маврикием. С гонцом
Тотчас послал дворецкий извещенье
Родителю в Шотландию о том,
Как все произошло. И вот с письмом,
В котором было много и другого,
Гонец помчался, в путь давно готовый.
Но он решил, что королеву-мать
Ему полезно известить сначала.
Явившись к ней, он молвил: «Исполать
Вам, госпожа моя, и дому Аллы!
Узнайте: наша королева стала
Сегодня матерью. В покоях там
Рожден наследник на отраду нам.
Я королю в посланье при печати
Везу об этом радостную весть;
От вас, что вам угодно будет, кстати
Могу я, государыня, отвезть».
«У нас еще подумать время есть,—
На это Донегильда отвечала.—
Ты у меня переночуй сначала».
Напился элем и вином гонец,
И выкрали письмо ночной порою,
Когда он, как свинья, храпел, подлец,
А в сумку было вложено другое
С поддельною дворецкого рукою,
Где было сказано на этот раз
То, что вы все услышите сейчас.
В нем сообщалось вот что: королева
Чудовище на свет произвела;
Из адского как будто выйдя чрева,
Похож ребенок на исчадье зла.
Должно быть, мать от эльфов к нам пришла
И колдовские применяет чары.
Все эту ведьму ненавидят яро.
Прочтя письмо, король загоревал,
Но, никому об этом ни полслова
Не сообщив, домой ответ послал:
«Дар принимаю от Христа благого,