Изменить стиль страницы

— Дай-то Господи, только прожить в мире, без войны и резни! — простонал владыка Спиридон.

А Негочевич опять рассыпался соловьем, продолжая свою речь:

— Все то, что я сказал и объяснил вам боярин Жирославич, — разве это не на пользу Новгороду? А если найдутся безумливые уноши, в нашем большом торговом деле еще не понимающие и только желающие смуту внести, вражду посеять и войну с иноземцами разжечь, когда они идут к нам с полной дружбой и открытой душой, то таких нужно гнать с нашей земли! Скатертью дорога!

Александр, стараясь сдержать ярость, прогремел:

— Ты о ком это сказал как о неразумном юноше? Не обо мне ли?

— А о ком же, как не о тебе? — вызывающе ответил Негочевич.

— Так слушайте ж меня, люди почтенные, владыка Спиридон и весь Господин Великий Новгород! Пока я здесь князем, пока дружина моя наготове и мечи отточены, я таких речей, какие сейчас говорили переветники Жирославич и его подвывала, такой же злодей Негочевич, говорить не позволю и буду отрезать переветникам языки и носы. А чтобы Жирославич запомнил навсегда, как он сейчас предлагал без бою и без чести отдать родную землю немецким купцам и клыкастым меченосцам, я сейчас ему… навек печать приложу!

— Ах ты птенец! — закричал в бешенстве Жирославич. — Люди добрые, вступитесь!

Александр, решительно расталкивая толпу, двинулся к тому месту, где стоял Жирославич.

Раздался звук оплеухи, и Жирославич упал. Все, разинув рты, смотрели друг на друга. Александр выхватил из-за пояса большой нож с костяной ручкой, с которым ходил на медведя, и опустился коленом на грудь упавшего Жирославича, который барахтался, стараясь встать. Александр крепко держал его пятерней за нос.

Вмешался владыка Спиридон. Он бросился вперед и, одной рукой обхватив Александра за шею, другой пытался удержать его руку:

— Побойся Бога, Ярославич! Оставь старика! Именем Господа заклинаю тебя: остановись! Не уродуй лика человеческого!

Александр встал, и все зашептали:

— Не тронул!

Обращаясь к владыке Спиридону, Александр решительно сказал:

— Пока я здесь, в Новгороде, я буду поступать так же с каждым Иудой-переветником, и пусть они пощады от меня не ждут.

Потом князь, обращаясь к Олексичу, крикнул:

— Гаврила, мы уходим!

В княжеских хоромах

Вернувшись на Рюриково городище, Ярославич поднялся к себе в хоромы, в главную гридницу, где юная княгиня Александра Брячиславна уже ожидала его за столом. Перед ней дымилась миска с ухой и рядом, прикрытый расшитым красными узорами полотенцем, красовался пышный пирог.

По одну сторону Брячиславны сидел Вадим, сверстник Александра, всегда скромный и обходительный.

Когда-то отец Вадима был любимым ловчим князя Брячислава Полоцкого и сопровождал его на медвежью охоту и волчьи облавы. Вадим отроком подрастал среди дружинников, постоянно бывал в княжеских хоромах, играл вместе с княжескими детьми. Они его любили за покладистый и кроткий нрав, а главное, за то, что он искусно вырезал ножом из липового дерева коньков, птичек и мужичка с дудкой. Не раз княгиня за это награждала Вадима медовым пряником.

Однажды на охоте разъяренный медведь подмял под себя ловчего, отца Вадима, и задрал его. Князь Брячислав захотел помочь осиротевшему мальчику и сказал Вадиму: «Дружинник из тебя не выйдет, я знаю, а иконописцем, быть может, ты станешь искусным. Будешь расписывать стены наших церквей, а это светлое, высокое дело. В Новгороде имеется хорошая иконописная мастерская, и в ней давно работает опытный изограф, отец Досифей. Вот к нему-то я тебя в науку и пошлю».

Вскоре Вадим поселился в Новгороде вместе со своей старой нянюшкой и начал работать под руководством отца Досифея, а когда прибыл князь Александр Ярославич со своей молодой женой, Вадим стал частым гостем в княжеских хоромах. С Александром его сближала любовь к книгам, и он каждый раз с волнением ждал, что князь покажет ему какую-нибудь новинку.

— Что, друже, давно не был? — обратился Александр к Вадиму, усаживаясь за стол. — Давно мы с тобой не толковали! Расскажи-ка нам теперь, многих ли святителей ты уже переписал? Мой тебе дружеский совет: учись у опытных стариков иконописному делу — и сам станешь большим искусником.

— Стараюсь и уже кое-чего достиг. Только отец Досифей, мой наставник, постоянно сердится, что я отхожу от установленных образцов; а я все хочу писать образа по-своему, как моя душа мне подсказывает. Много хожу по церквам и соборам здешним. Многое мне нравится. Какие краски дивные! Всё в новгородских церквах радует глаз и снаружи и внутри. В Полоцке у нас такого не было.

Когда обед кончился, Александр, взяв Вадима под руку, шепнул ему:

— Есть новое сокровище!

Они прошли в соседнюю горницу. Там находилась вивлиофика — книги, собранные Ярославом Всеволодовичем и подаренные им сыну.

Вдоль стен стояли окованные сундуки. В них бережно хранились книги, искусно переписанные умельцами. Каждая такая книжица представляла собой большую ценность.

В вивлиофике обычно работал один, а то и два опытных переписчика.

Подойдя к одному из сундуков и подняв тяжелую крышку, Александр доставал одну за другой разные книги и раскладывал их на столе.

Протянув Вадиму толстую книгу в темном кожаном переплете, он сказал:

— Вот книга о походах царя эллинского Александра Великого, завоевавшего когда-то полмира. Хорошо мне ее переписали! Какие красивые рисунки, узорные заставки, затейливые буквицы! Смотри, Вадим, какие у нас замечательные искусники появились. Вот бы и ты занялся рисунками, где показал бы наших воинов, громящих немецкие орды на Омовже, под Юрьевом, под Изборском и Псковом.

Вадим попросил разрешения у Александра переписать понравившиеся ему затейливые узоры буквиц в свою харатейную тетрадь.

Они еще долго сидели и говорили о том тяжелом времени, которое переживает Русская земля и Новгород — последний оплот русской воли.

Когда Вадим ушел, Александр поднялся в светелку Брячиславны. Княгиня жаловалась на свое одиночество:

— Все ты делами занят, а со мной тебе и побыть некогда!

Александр обнял жену, усадил ее на лавке рядом с собой и стал гладить ее маленькие руки.

— Пока мне еще не время отдыхать. За мной охотятся и явные, и тайные враги. Я должен быть всегда готов к борьбе и походу.

— А я буду всегда твоим верным другом. Сердце говорит мне, что твое дело правое, ты одолеешь всех врагов, и я буду гордиться тобой.

Глава V

НЕВСКАЯ БИТВА

Хмельна для них славянов кровь,

Но тяжко будет им похмелье…

А. Пушкин
С благословения папы римского

Крутобокие двухмачтовые корабли, готовые к отплытию, столпились в шведской гавани Сигтуна[38]. Всюду развевались флаги с изображением желтых львов на синем фоне, грозящих мечом. Все жители столицы пришли посмотреть на отплытие воинов, непобедимых удальцов, обещавших подарить своему народу богатейшие новые земли русов: беспредельные поля и густые, дремучие леса, широкие реки и несколько многолюдных цветущих городов, в том числе богатый, знаменитый мировой торговлей великий Хольмгорд, как тогда шведы называли Новгород.

Сам король Эрик Эриксон-Лепсе (Шепелявый), несмотря на болезнь, прибыл в гавань проводить боевые корабли, отправлявшиеся в этот смелый набег. Несколько разряженных слуг принесли короля на носилках. Впереди трубили трубачи и мерно шагал отряд рослых воинов с копьями и цветными флажками.

Все корабли были обвиты зелеными гирляндами из еловых ветвей и полевых цветов. Матросы взобрались на мачты и реи и кричали оттуда приветствия стоящей на берегу толпе.

Воины расположились на палубе. Каждый имел копье, прямой длинный меч, кинжал и щит. Многие были в блестевших на солнце доспехах и кольчугах; как будто уже готовые к бою, они казались очень воинственными. Некоторые спускались на берег, где городские, разодетые по-праздничному девушки окружали их шумной толпой и дарили на счастье резные костяные и медные крестики и медальоны с изображением Богоматери. Они желали отплывавшим смельчакам блестящих побед и благополучного возвращения после разгрома русских схизматиков[39].

вернуться

38

Сигтуна — в то время (1240 год) считалась столицей Швеции (находилась близ нынешнего Стокгольма). Невдалеке от Сигтуны был королевский дворец.

вернуться

39

Схизматик — еретик, вероотступник; с точки зрения шведов, тогда католиков, русские, как православные, были еретиками.