Из куста метнулся небольшой пушистый рыжий зверек. Он бросился в одну сторону, потом, испугавшись, метнулся в другую, взбивая снег и наполовину зарываясь в нем.

— Куница! — заметил сицкарь. — Здесь я хорошо знаю дорогу: хребтовина сухая и прочная.

Сделав полукруг, приблизились к татарам. Теперь они были уже ясно видны: несколько пеших, остальные конные. Сицкарь сказал:

— Татары идут из Торопца на Новгород главным торговым путем. Только далеко не уйдут: в болоте утонут. Вода разлилась, и каждый день прибывает. Впереди, видишь, высокий крест, и подле него часовня. Там всегда молятся купцы и другие путники, когда им нужно перейти болото.

— А можно ли к ней пройти, к часовне?

— Не-е!.. — безнадежно махнул рукой Фомка. — Все мы тут утопнем, ежели прямо пойдем.

Александр заметил, как из толпы татар выбежал один, направился к одинокой сосне и быстро, как кошка, вскарабкался наверх. Он что-то кричал, а сосна стала наклоняться и рухнула. Татарин, пробив снег, оказался в воде.

Татары заметались, забегали. Один, на коне, поскакал к тонувшему и тотчас же провалился с конем в болото. Несколько татар бросились на помощь, метнули арканы и потащили всадника к себе. Конь и татарин, отчаянно барахтаясь, скрылись в черной луже, которая все расширялась.

— А нас не затянет? — спросил Александр.

— Не-е! Я эти места знаю. Тут и на коне можно проехать, только зимой, в лютый мороз.

— А можешь ли ты еще ближе подползти к татарам?

— Почему не можно? Все можно. Ежели обойти этой гривой мимо Игнач-Креста, а там обогнуть еще большую лужу, то можно выйти на большак, на дорогу к Торопцу.

Они снова двинулись вперед: делая широкий обход, пробрались через рощицы и наконец приблизились к тому месту, которое сицкарь назвал большаком. Только такой опытный охотник, как Фомка, мог здесь находить тропы среди занесенных густым снегом полян. Но ведь охотники имеют всюду свои затесы и приметы, которые помогают им не заблудиться.

Миновав чахлую рощицу, путники вдруг оказались лицом к лицу с татарами. Их было человек десять, на конях — небольших, мохнатых, с длинными гривами[35].

Передние татары, видимо, были крайне удивлены, а может быть, испуганы, так как выхватили из колчанов луки и наставили длинные стрелы. Послышался крик:

— Эй вы, охотнички удалые! Подьте-ка сюда, к нам!

Кричал это, видимо, человек русский, а не татарин: у него была широкая черная, как смоль, борода, на голове меховая шапка и одежда русского покроя.

— А вы что тут потеряли? Куда путь держите? — ответил Александр.

— Мы люди торговые, нас не бойтесь! — продолжал чернобородый всадник. — Мы хотим проехать до Новгорода: добра купить, свое продать. Подойдите сюда, к нам поближе! В убытке не останетесь!

— Зря зовете: нам и здесь неплохо! — ответил Александр.

— А далеко ли еще до Новгорода?

— Верст сто будет[36]. А вам и в сто лет до него не добраться. На торговых людей вы что-то не похожи: с мечами да копьями торговать не ездят. Не передовой ли вы отряд войска татарского, лютого зверюги Батыги? Не покорять ли Новгород он собрался?

— А ждут ли его там?

— Был бы он для нас гость желанный, то ему и пирогов, и блинов мы бы напекли и песни на гулянках спели. А только слышали мы, что царь Батыга татарский везет нам щедрые дары: петлю на шею, и дымные пожарища, и неволю для наших жен и детей. Вот и придется его встречать честь честью: мечами и топорами. А брагой мы его такой хмельной угостим, что он как ляжет, так больше никогда и не встанет.

Татары, видимо, начали между собой переговариваться, указывая руками в сторону русских. Несколько стрел просвистело над головой Александра. Одна, длинная, красная, впилась ему в руку, пробив кожаную перстатицу. Сицкарь сильно потянул княжича за рукав:

— Уходи назад! Убьют! Метко бьют, черти! Уйдем скорее, пока живы!

Все повернули обратно. Еще несколько стрел впилось поблизости в снег…

В Новгород Александр вернулся не без труда. Всюду набухшие ручьи разлились. Не раз приходилось переправляться вброд через стремительные потоки.

Старый Ратша с тревогой ожидал возвращения своего питомца. Он внимательно выслушал рассказ Александра о встрече с татарами, расспрашивал обо всех мелочах, подивился красной татарской стреле — длинной, камышовой, с трехгранным наконечником.

— Такое закаленное на огне жало как вопьется, так его с трудом выдернешь. Счастье твое, что стрела не попала тебе в голову, не вышибла глаза. Слышал я, что такие красные стрелы — ханские. Не с ханом ли Батыгой безжалостным ты встретился? Не он ли это был возле Игнач-Креста? Не он ли сам и запустил в тебя стрелу? Помни, Ярославич, что теперь ты уже «меченый» татарской стрелой, как добрый конь выжженным тавром. И это тебе хорошая памятка до самой смерти, чтобы ты не забыл татарской угрозы всему русскому люду.

Широкое течение темного Волхова пересекала большая просмоленная лодка. Два мужика гребли длинными тяжелыми веслами. Мальчик лет двенадцати сидел на корме и правил небольшим широколопастным веслом.

Посреди лодки сидел глубокий старец в черном клобуке, с медным крестом на цепочке, ниспадавшим на впалую грудь. Лодка подплыла к пристани, где толпилось много таких же насадов, и врезалась между ними. Крепкие словечки и ругань послышались с разных сторон, но прибывшие, не обращая на это внимания, привязали лодку к свае мостков, сложили весла и достали два деревянных ведерка, полных рыбы (из одного ведерка даже торчал длинный хвост сига). С большой бережностью оба гребца помогли старцу взойти на мостки. Несмотря на свой преклонный возраст, старец довольно легко и твердо поднялся на берег. Его задержали лодочники. Прыгая с лодки на лодку, они гурьбой бросились к нему, прося его благословения. Он каждого истово осенял крестным знамением и целовал в голову. Затем пошел вслед за лодочником, которого остановил, уцепившись за рукав, приехавший в лодке мальчик:

— Тятька! Дозволь я проведу дедушку к князю Ярославичу — я знаю дорогу. А ты постереги лодку.

— Ладно, ступай!

Толпа желающих получить благословение все росла, и идти вперед становилось трудно. Но тут показался высокий детина с шапкой набекрень и громко крикнул:

— Эй, новгородские вечники, скворешники-пересмешники! Разойдись и дай отцу Варсонофию пройти к князю Ярославичу! Он его по срочному делу ждет.

Больше не уговаривая, детина начал расталкивать встречных направо и налево так, что некоторые даже полетели кубарем на землю, и отец Варсонофий быстро дошел до княжьего двора. У ворот стояли два дружинника с копьями. Они приоткрыли ворота и сказали:

— Отец святой, проходи осторожно вдоль стенки, иначе тебя может постичь беда.

Вслед за старцем юркнул во двор и приехавший вместе с ним мальчик.

Вероятно, отец Варсонофий забыл или не расслышал предупреждения, потому что он не пошел вдоль стенки, а прямо стал пересекать двор.

Посреди двора рос старый дуб с обломанной верхушкой и ветвями почти без листьев. По стволу дерева с необычайной быстротой скатилась черная туша большого медведя. Зверь проворными скачками направился к тихо проходившему старику, который, увидев его, остановился, выжидая. За медведем волочилась бренчавшая железная цепь.

— Уходи! Уходи в сторону! — раздались крики с разных концов двора.

Но отец Варсонофий не двигался, а спокойно стоял, подняв для благословения руку. Медведь подбежал, обнюхал потертые сапоги старца, поднялся на задние лапы, передние положил ему на плечи и, радостно урча, стал облизывать розовым языком лицо Варсонофия.

Тот, благословив голову медведя, ласково потрепал его по мохнатой морде:

— Егорка, Егорушка! Во где нам довелось встретиться! Спасибо тебе, что не запамятовал меня.

И старец достал из глубокого кармана рясы краюху ржаного хлеба и поднял ее над головой медведя. Медведь опустился на четвереньки, затем сел, размахивая передними лапами, как бы прося.