Мы теперь узнаем по радиограмме, что наш противник француз. Он сообщает о нашей атаке. Чей-то звучный голос (военного корабля?) ему отвечает. Начальник конвоя? Не сообщил ли он судну место стоянки конвоя, чтобы оно могло присоединиться? Что же там передается секретно по радио вокруг нас в воздухе? В наших головах лихорадочный шум. Мы инстинктивно чувствуем, что находимся на верном пути.

Встревоженный противник идет зигзагообразным курсом. Судно часто скрывается в серой мгле горизонта. Потом оно показывается на короткий срок и опять исчезает. Волнующее преследование! Мы идем и вдруг видим опять пароход приблизительно в том же направлении. Быстро погружаемся. Едва только мы успели определить скорость и курс и правильно установить по прицелу перископа угол упреждения, как торпеда уже вылетела из трубы. Попадание в кормовую часть судня. Через 5 минут судно тонет, как камень. От спасательных шлюпок мы узнаем, что это норвежский пароход «Лорна». Следовательно, не наш француз. Но для нас это было так же хорошо, потому что норвежец имел «тяжелый» груз, что и было причиной его быстрой гибели. Судно шло из Норфолька в Брест, имея на борту 400 стальных листов, 2111 стальных брусков, 6919 медных чушек, 12400 банок мяса и 48720 мешков сахара.

Между тем наступил вечер. Завеса над морем поднимается. Взгляд проникает все дальше. Наконец, перед нами расстилается широкое и свободное море. На западе заходит солнце. Мы обдумываем, ломаем себе голову, изучаем карту и следуем в течение ночи по курсу истребителя. Мы отмечаем места, где мы сегодня атаковали пароходы. В конце концов мы приходим к заключению, что «незнакомец», которого мы ищем и «разговор» которого шифрованными радиосигналами мы слышим, должен находиться к югу от нас. Остальное - вопрос счастья!

Мы поднимаем наши большие мачты, прикрепляем к оконечности одной из них тали и подтягиваем до самого топа беседку. С этой высоты можно видеть дальше, чем с мостика лодки. Унтерофицер Паульсен никому не доверяет там вахты. У него орлиные глаза! Мы непременно хотим что-нибудь найти, мы должны найти! Глаза вахтенного неутомимо ищут вдали, и бинокль безостановочно пробегает вдоль резкой линии

горизонта.

«Он должен скоро появиться», - говорит позади меня мой вахтенный офицер лейтенант Вагнер - увлекающийся подводник.

Кто это «он», который должен появиться, Вагнер сам не знает, но что в воздухе что-то есть, он это ясно чувствует. И так мы долго идем вечером с напряженными глазами и в бодром настроенни.

Около 10 часов сверху раздается крик: «Слева на траверзе дым и несколько судов!»

На мостике нам только через 10 минут удается что-то распознать, но уже начинает сильно темнеть. Мы быстро спускаем мачты и погружаемся, под перископ. Затем, напрягши все нервы, все чувства, полным ходом идем навстречу судам.

Грандиозное ощущение, когда мы теперь видим, как над горизонтом выступают одни за другими мачты и трубы. И впереди военный корабль с четырьмя низкими трубами. Конечно, это француз.

Это был он, долгожданный конвой! Мы нашли его буквально по предчувствию или, еще лучше, - по предвидению. Двухдневная нервная работа была, наконец, вознаграждена. Если бы только теперь подольше было светло! На западе небо залито красным светом. Высоко над горизонтом повисли одиночные густые облака, которые светятся внизу, как от пожара. Мы можем различить пятнадцать разных пароходов, больших и малых. Но для атаки никаких перспектив, потому что конвой тотчас после нашего погружения повернул на юг.

В 10 часов 30 минут ночи картина меняется. Все суда круто ворочают и строятся теперь в одну линию, ложась на курс 40°, который ведет прямо на нас. Когда они пошли этим курсом, мачты военного корабля вытянулись одна за другой. Мы держим мачты «в створе», как говорят моряки, и мчимся навстречу противнику с поднятым до отказа перископом.

Через переговорную трубу я передаю во все отсеки: «Атака на большой конвой. В голове французский броненосный крейсер». Теперь быстро темнеет, и я вижу, что конвой следует за крейсером на большом расстоянии. В нашем распоряжении минуты, пока медный отблеск заката на поверхности воды является достаточным для выпуска торпеды. Если я в подводном положении хочу вообще чего-нибудь достигнуть, то я должен сначала атаковать крейсер, хотя пароходы, естественно, являются более драгоценной мишенью. Жалко! Я, однако, надеюсь, что позднее ночыо мы сможем опять разыскать конвой и предпринять вторичную атаку.

Залп из двух кормовых аппаратов должен попасть в крейсер.

Расстояние теперь быстро уменьшается, и мы опускаем перископ до горизонта воды. Перед нами отчетливо выступает контур французского броненосного крейсера. Его левый борт кровавого цвета, бок с правого борта черный. Мачты и надстройки грозными силуэтами вырисовываются на небе. В расстоянии 1000 м мы изменяем курс влево.

«Ложиться на курс 130 градусов. Оба электромотора малый ход! Кормовые аппараты к выстрелу изготовить!»

В такие моменты даже у самого спокойного человека сердце бьется до разрыва и стучит в висках. Большое и величественное судно показывается теперь широким бортом на темнокрасном небе.

10 часов 43 минуты вечера. Штурман уже держит руку на кнопке, стреляющего приспособления.

«Кормовые аппараты, товсь!»

Нос француза пересекает левый край поля зрения перископа. Красный свет сверкает над пенящимся буруном под носом. На нить перископного прицела приходит передняя орудийная башня.

«Третий аппарат... Пли!!!»

Теперь обе передние дымовые трубы на прицеле...

Уже первый след воздушных пузырей направляется к своей цели.

«Четвертый аппарат... Пли!!!»

Одновременно с последней командой мы слышим сильный взрыв. Через 5 секунд - второй. Обе торпеды попали.

Громадные, удивительно красивые водяные колонны красноваточерного цвета поднимаются выше мачт. Последним взглядом я смотрю, как они обрушиваются на судно. После этого мы погружаемся на глубину. Неприятельские корабли в 1918 г. имели на борту бомбометы, посредством которых они забрасывали бомбами место, где была обнаружена подводная лодка. И действительно, немного спустя мы слышим 28 взрывов вокруг нас и над нами.

У подводного телефона сидит старший радист Кнейзель - «ухо» подводной лодки - и регистрирует каждый взрыв.

Через 20 минут мы всплываем. Поблизости от нас мерцает свет. Ночной спасательный буй. Между тем наступила темная, глухая ночь, и мы приближаемся к бую с чрезвычайной осторожностью, чтобы не задеть спасательных шлюпок. Может быть, по буям мы сумеем узнать название судна.

Едва только мы прошли несколько сот метров, как уже оказались посередине шлюпок и плотов, на которых держались потерпевшие кораблекрушение. Люди в спасательных шлюпках сообщают нам название судна. Это французский броненосный крейсер «Дюпти Туар» 9500 т. Четыре снарядных погреба взорвалась.

Между тем суда конвоя стремительно рассеялись. Они ясно видели среди ночи высокие огненные столбы и слышали громы взрывов. Вожатый конвоя, по видимому, был поврежден. «Старейший» пароход замещает его.

Кнейзель сообщил нам по переговорной трубе сигнал нового вожатого: «Ralliez, ralliez!..» («Смыкайтесь, смыкайтесь! Идти поодиночке опаснее, чем в сомкнутом построении! Смыкайтесь!»).

Однако выполнить это в темную ночь было трудно, и суда долго блуждали вокруг, пока не наладили связи друг с другом. «Волк» ворвался в стадо «овец». Я предполагаю, что все суда, как только они оправятся от первого страха, двинутся опять на восток. Значит, и я должен полным ходом мчаться на восток! Позднее, когда наступит рассвет, мы сможем опять войти в «соприкосновение» с конвоем.

И вот мы в темноте бросаемся следом за судами. В 3 часа утра слева, от нас выплывает темная масса. Видимо, один из пароходов конвоя. Мы определяем курс и скорость и атакуем в надводном положении. Второй раз за эту ночь высоко поднимается огненный столб. Это английский пароход «Уэствард Хо», который успевает подать сигнал о своем потоплении. Как раз когда мы намереваемся при рассвете атаковать третий пароход, небо очищается и в несколько секунд видимость становится такой, что мы принуждены погрузиться. В развернутом строю конвой удаляется перед нами на восток, недосягаемый для нас. Выстрел в «Уэствард Хо» был моим последним торпедным выстрелом на войне.