Совсем в хвосте, далеко, далеко позади конвоя, пыхтел иногда довольно старый и невзрачный пароход, который, «быть может, вследствие порчи машин отстал и был с презрением покинут начальником конвоя». Если неопытный командир подводной лодки нападал на такое судно, то разыгрывалось представление, различные акты которого я описал в главе «Суда-ловушки».
Когда конвой подходил близко к берегам, то его эскорт усиливался. Наконец, он входил в порт прибытия, нередко со значительными потерями, окруженный множеством истребителей, охотников за подводными лодками, дозорных судов, быстроходных катеров, под охраной самолетов и дирижаблей, и там уже расходился целиком или небольшими группами.
Уже летом 1917 г. я в разное время чувствовал присутствие поблизости от меня неприятельского конвоя и однажды даже заметил над горизонтом клубы дыма поразительного количества судов. Но каждый раз различные неблагоприятные обстоятельства мешали мне произвести атаку. Океан так обширен и, кроме того, так часто бывает окутан густым туманом и дождевыми тучами, что гораздо легче выследить и поймать в джунглях настоящего слона, чем обнаружить на поверхности моря даже огромное и само по себе заметное «стадо» судов.
Конвой, разумеется, не пользовался обычными торговыми путями, а имел особые маршруты движения, которые постоянно менялись.
Первая моя встреча с конвоем была для меня совершенно неожиданной. Это случилось в конце лета 1917 г., в одну особенно темную ночь. Свинцовые тучи низко нависали над морем, и дождевые завесы по временам закрывали немногие оставшиеся светлыми места на горизонте. После обеда мы издали взглянули на причудливые очертания острова Сен-Кильд и легли на курс к югу вдоль западной стороны Гебридских островов. Мы хотели на следующий день войти в Ирландское море через Северный капал.
Около 1 часа 30 минут ночи меня разбудил матрос, посланный верхней вахтой: «Белый огонь, - два румба слева».
Поразительно, как быстро просыпаешься при таком донесении.
Быстро надевая непромокаемый плащ, я бросаю взгляд на разложенную на моем письменном столе и ярко освещенную карту. Этот огонь не мог быть маячным огнем! Мы должны были увидеть огни Иништрахэла на северо-западной оконечности Ирландии не ранее 5 часов утра. Значит, это какое-то судно! Но белый огонь, да и вообще огонь здесь, во время войны, под открытым небом в Атлантическом океане?
Я поднимаюсь из люка рубки, и меня охватывает непроницаемая тьма. Я едва могу различить фигуры людей, стоящих рядом со мной на мостике. Яркий свет внутри подводной лодки еще рябит и ослепляет мои глаза. После большого напряжения я, наконец, вижу белый огонь в четырех румбах слева. Эго совсем обыкновенный белый огонь, слегка вспыхивающий.
Но что там, слева по носу?
«Сильный ливень», - говорит вахтепный офицер.
Я пристально, как зачарованный, вглядываюсь в этом направлении и различаю в ночной тьме нечто гигантское, темное, неопределенное. Но ведь это невозможно! Совершенно невозможно, чтобы темнота могла быть столь черной, как чернила! В тот же миг это нечто растет, становится больше, чернее и длиннее... И вдруг нас словно удар хватил. Со всех сторон из ночной темноты вырастают и окружают нас страшные громады. Точно по мановению жезла они появились здесь. У нас захватило дух.
Я кричу: «Мы находимся посреди конвои! Право на борт, полный ход вперед! Курс 270о!»
В тот же момент над нами поднимается с левого борта корпус огромного парохода, в расстоянии чуть ли не 100 м. Бесшумно приближается к нам мрачное судно, как ночное привидение. Когда мы благополучно закончили поворот, другое большое судно проходит, едва не касаясь нашего правого борта. Теперь суда подходят со всех сторон и быстро сближаются.
Тревога!!!
Прежде всего нам нужно выбраться отсюда и как можно скорее! Разумеется, я не имел никакого понятия о том, какой курс держит конвой. Но в такие моменты опыт действует механически, и что-то мне подсказывало, что в этом месте конвой мог держать курс только на восток ига на запад. Так как мы держали курс на юг, то и вошли в середину построения. Следовательно, только восточный или западный курс, все равно какой, может вывести нас из положения, при котором нас могли таранить. То, что мы погрузились незамеченными и нетарандаными, на самом деле было чудом! Мы слышали, как над нами шумят винты судов, но уже через 10 минут снова наступила тишина.
«Всплывать!»
«Заполнить все торпедные аппараты! Будем сближаться для ночной атаки в надводном положении!»
Вскоре мы опять видим силуэты замыкающих колонну судов. Последнее из них слишком мало, поэтому мы выбираем второе - большой, глубоко сидящий пароход. Как раз когда мы собираемся запять позицию для атаки, мы еще во-время замечаем тень истребителя перед нами. Значит на другую сторону!
2 часа 10 минут. Дизельмоторы работают с предельной силой.
2 часа 15 минут. Торпеда выпущена, она движется, сильно шумя и поднимая к небу величественный огненный столб. Попадание в бок англичанина.
Белый огонь был кормовым огнем одного неприятельского крейсера, флагманского корабля конвоя. Ничего не подозревая, мы подошли по траверзу конвоя и попали между крейсером и первым судном. Вследствие сильного ливня суда сливались с ночной тьмой, так что распознать их мы смогли только тогда, когда мы уже находились между ними.
Вскоре после этою, осенью 1917 г., конвои стали уже появляться на море почти ежедневно. К этому времени относится также моя первая «профессиональная» атака, на конвой, т.е. атака днем при подводном положении лодки.
Вечером 13 октября подводная лодка U-62, успешно поработавшая в течение дня на линии пароходного движения, находилась вблизи островов Силли. В ушах еще звучали разрывы глубинных бомб. В это время над морем спустилась темная октябрьская ночь. Маяк мыса Лизард с высоты крутых берегов бросал сноп света над Каналом и своими огненными руками указывал путь и другу и врагу. При последнем отблеске я бросаю в перископ взгляд вокруг и вижу вдали в море таинственное судно вне досягаемости для обстрела. Две высокие трубы, растянувшийся в длину черный с белым корпус, расписанный фантастическими фигурами. «Летучий голландец!» Сердце у меня колотилось, готовое разорваться. Отличный экземпляр дичи! Если бы можно было ее поймать! Охотник поймет меня, как я вздрогнул, глядя в полутемный окуляр перископа, когда эта редкая птица вдруг бесшумно пролетела мимо. Так впервые сплелись нити нашей судьбы. Через шесть дней, 19 октября, мы уже скрестили шпаги. Это был один из моих самых волнующих и успешных дней за войну. Но раньше я должен рассказать историю этого дела.
Это звучит довольно смело, когда при отсутствии видимой связи между событиями подводной войны собираются повествовать об «истории». Конечно, случай и удача играют здесь крупную роль. Но и счастье должно быть заслужено и его надо искать. В практике подводной войны действие стояло на первом плане. Всякое соображение и всякое решение признавалось правильным или ошибочным лишь вслед за событием. В этой зависимости всякое дальнее плавание представлялось отдельным предприятием, цепью событий, начало которой лежало в мудрой и гибкой мысли того, кто единственно нес ответственность за успех.
Итак этот приз пока ускользнул от нас. Но силуэт судна отчетливо запомнился мне. Две высокие трубы, близко расположенные одна от другой, длинный, невысокий корпус со слегка выдвинутым вперед носом, - все это запечатлелось в моей памяти, как на фотографической пластинке.
К счастью, мне недолго пришлось горевать по поводу упущенного случая. В тот же вечер нам удалось потопить несколько пароходов у самого берега. И ближайшие дни были полны опасных приключений.
Утром 14-го нас атаковал самолет. При ярком солнечном свете он незаметно подкрался и так засыпал нас бомбами, что это могло стоить нам жизни. К счастью, мы шли в подводном положении, и нас отделял от бомб слой воды, по крайней мере, в несколько метров. Однако под действием взрывов образовался внезапный диферент на корму, так что нос высоко поднялся и вместе со всей рубкой вышел из воды, словно акула со своими спинными плавниками. Ужасное ощущение испытали мы в этот момент, как будто мы вынуждены были ждать, что вот-вот на нашу голову свалится толстый кирпич. К счастью, летчик уже сбросил весь свой запас бомб.