В тот вечер Виктор и Гуля засиделись на кухне чуть ли не до полуночи. Под бутылку вина парень терзал старенькую гитару, не особенно заморачиваясь насчет музыкального слуха. Под неуклюжее треньканье на струнах он помянул и моря (в которых не намочил и пальца), и тюрьму (куда сподобился угодить разве что на пятнадцать суток). Не обошел вниманием и дембелей да горячие точки. Притом что сам, если и служил, то почти наверняка в тиши провинциального гарнизона.

На десерт были воспеты некогда набившие оскомину «черные глаза» — готов спорить, дабы надежнее подлизаться к Гуле.

За то время, что продолжались их посиделки, я умудрился ни разу не попасться влюбленной парочке на глаза. Дал возможность забыть о себе… в то время как сам незаметно пробрался в еще пустую (и открытую) спальню. Там, в темноте, я устроился на мягком кресле, стоявшем в углу. И прикинулся спящим.

Меня заметили тотчас же, когда действо свидания наконец переместилось в комнату.

— Блин, опять этот кот! — возмущенно воскликнул Виктор, едва темноту рассеял неверный свет ночника, — уже сюда пролез… вуайерист проклятый!

«Ну надо же — слово умное выучил», — подумал я со злорадством.

— А что, он сильно тебе помешает? — ехидно и с вызовом вопросила уже Гуля, вдобавок рассмеявшись.

— Ну… нет, конечно, — Виктор смутился, но всего на миг, — в этом деле… мне вообще никто не в силах помешать. Никто и ничто… да будет тебе известно!

— Вот и славно, — хмыкнула хозяйка квартиры, — тем более, Полосатик спит…

— …ну а я сегодня уснуть тебе не дам! — договорил за нее хахаль.

«Вот ведь скотина! — подумалось мне при этом, — Гуле-то вставать рано, работать весь день. А ты, небось, до обеда проваляешься».

Мысль эта еще больше укрепила меня в намерении положить конец этой сомнительной и гниловатой идиллии. Так что, когда одежда двуногих уже валялась на полу, а сами Виктор и Гуля перебрались на кровать, я осторожно спрыгнул с кресла и направился в их сторону. Вальяжной такой, прогулочной поступью. И тем вполне ожидаемо привлек к себе внимание.

— Пошел на хрен! — сердито бросил Виктор при виде моих перемещений.

Ну а я… да черта с два я его послушался! Наоборот: присел у кровати, всего в шаге (людском), да вперился в глаза парня пристальным взором. Своими очами, сверкающими в темноте холодным изумрудным блеском. Эффект превзошел все мои ожидания: уже через минуту порыв страсти, обуревавшей Виктора, бесповоротно угас.

— Ну я так не могу! — почти взмолился парень, отстраняясь от Гули, — все этот кот… падла! Вот чего ему надо? Чего он смотрит?

— Ах-ах! А может… дело не в коте? — язвительно вопрошала девушка.

— Да что ты! Как ты могла подумать! — возвысил тот Виктор, задетый ее словами, — я ж… о-го-го! Разве забыла?

— Тогда не капризничай, — подытожила Гуля, — а то кот ему, видите ли, помешал…

Виктор не капризничал… ну а я не сдавался. И арсенал мой завораживающим взглядом отнюдь не исчерпывался. Потому, когда Виктор, смог отвести от меня глаза, и вернуться… хм, к цели своего прихода, я вновь отвлек его внимание. Исторгнув из глотки самый громкий и протяжный возглас, на который оказалось способно мое горло. О, скажу без ложной скромности: я показал этому примату, кто здесь настоящий певец, а кто — балаболка с гитарой.

С удовлетворением и внутренне торжествуя, в ответ я услышал поток непечатных выражений. Как видно, своим адажио я застиг Виктора в самый ответственный момент.

Соскочив с кровати в чем мать родила, взбешенный парень довольно грубо подхватил меня и вышвырнул в прихожую. Мгновение спустя я услышал легкий щелчок шпингалета… и невнятные, но полные недовольства, причитания Гули. Последние обнадеживали, свидетельствуя о том, что я близок к успеху. Но вот отлучение от спальни явилось совсем некстати; пришлось задействовать план «Б».

Туфли, в которых пришел Виктор, я разыскал легко — не помешала даже темнота, не бывшая проблемой для кошачьих глаз. Намного трудней оказалось устроиться на туфлях поудобней… чтоб затем использовать их подобно ящику с наполнителем. Дойти до коего на сей раз мне вроде как стало лень …

…через полчаса вспотевший и злой Виктор буквально вывалился из спальни, спотыкаясь и застегиваясь на ходу. Стоило ему машинально и не глядя просунуть ногу в одну из туфель, как немая злость вновь сменилась потоком брани. И не только в мой адрес — досталось теперь и Гуле. И, к удовлетворению моему, в долгу девушка не осталась.

Как, а вернее в чем, незадачливый любовничек возвращался домой — не представляю. Не босиком же, хе-хе… Но судьба несчастных его ступней интересовала меня далеко не столь же, как другой (вполне закономерный) итог этой ночи.

То было последнее свидание Гули и Виктора.

Дни до сих пор стояли теплые; деревья тоже не спешили желтеть и расставаться хотя бы с частью листвы. Неудивительно, что просиживать такую погоду в окружении асфальта и бетона Гуля однажды сочла граничащим с преступлением. И потому в залитую солнцем субботу решилась выехать на дачу.

Помнится, когда я был человеком, то сам это, популярное у соотечественников, увлечение не разделял. Во-первых, не хватало времени — слишком уж много его съедала работа. Ну а во-вторых, даже если толика времени освобождалась-таки, тратить его на грядках мне было банально жалко. Хотелось употребить свободные дни все же на отдых. То есть на восстановление сил. А в процессе копания в земле да возни с травой и посадками, как мне казалось, силы могли только тратиться.

Не скажу, что приютившая меня девушка придерживалась совершенно иной точки зрения. Ковыряться даже на небольшом огороде она не горела желанием и сама. И все же дачей обзавелась — наверняка унаследовав ее у родителей или других старших родственников.

Теперь о прежних хозяевах участка напоминали разве что несколько яблонь, да крохотная сараюшка с садовым инвентарем. Вся же остальная площадь, за исключением небольшого домика, была превращена в газон. Еще здесь имелась пара клумб. Только вот цветы на них, судя по пыльным и не шибко ярким лепесткам, излишком заботы избалованы тоже не были.

Путь от квартирного порога до машины я совершил в специальной корзине, которую Гуля купила еще в день нашего знакомства. Специально предназначенная для перевозки домашних питомцев, корзина эта, тем не менее, лично мне показалась тесной и неудобной. Такой, что ни выпрямиться в ней, ни даже шевельнуться лишний раз!

Еще больше мое впечатление от этого… хм, транспортного средства укрепилось уже по дороге на дачу. Поскольку даже в салоне машины никто не спешил меня освобождать. Добро, хоть везли на заднем сидении, а не сунули в багажник.

Это раньше, в бытность человеком, я думал, будто кошки по натуре малоподвижны и готовы пролежать не шелохнувшись сколь угодно. До чего же опрометчивыми теперь казались мне эти мысли! Во-первых, что мы, усатая братия, что другие обладатели острых когтей и зубов — прежде всего хищники. То есть активные участники естественного отбора. А он, смею напомнить, беспощаден, и особенно к лежебокам.

Во-вторых, когда тебе действительно ничто не угрожает, полежать, допустим, и впрямь не грех. Но только по собственной воле. А принуждение вольного зверя к безделью для него болезненно. Как, впрочем, и вообще к чему-либо.

Свое мнение на сей счет я охотно высказал в дороге — и Гуле, и двум ее подружкам, также изъявившим желание провести субботу подальше от городской духоты. А в ответ добился лишь нескольких реплик недовольства и порицания. Как будто сам был виноват: сам-де себя засунул в эту треклятую корзину.

Прибыв на дачу Гуля и подружки расположились в деревянной беседке. Относительно новая в сравнении с другими постройками на участке, она заметно выделялась на фоне домика и сарая. Не успев настолько же потемнеть от времени.

Как и всякой женщине, недавно потерпевшей фиаско на личном фронте, хозяйке дачи почти сразу захотелось выговориться. И подружки с готовностью поддержали ее в этом желании. Общую словоохотливость подкрепила бутылка «мартини»… и очень скоро беседка превратилась в подмостки для камерного спектакля «Все мужики — козлы». Или, как вариант, уроды, дегенераты и неблагодарные паразиты. Ох, перемывая косточки особям мужского пола, это самопальное трио не щадило, кажется, даже стариков и детей!