Работа над текстом — отраженный в рукописи первый ее этап — происходила скорее всего в 1842 г., когда Некрасов вернулся в Петербург, где была изготовлена писарская копия, которую он и начал столь интенсивно править. Косвенным подтверждением этого являются некоторые текстуальные совпадения в повести Некрасова и очерке Ф. В. Булгарина «Салопница», вышедшем в 1842 г. в серии «Картинки русских нравов». Отмеченные Булгариным характерные черты жизни петербургских нищих (своеобразная иерархия отношений: «своя аристократия, свое среднее состояние и своя чернь», способы «промышленничества», к которому приобщали и детей, изготовление «аттестатов», привычка посещать похороны, где «кормят, поят и обдаривают», найденный им термин «салопница»[10] — всё это не могло не произвести впечатления на писателя, знавшего эту среду по собственным наблюдениям. Кое-какие мотивы (портретная галерея «маститых» нищих, старух и детей, разделение их на «группы») сходны у Булгарина и Некрасова, который, однако, с совершенно иных социальных позиций осветил жизнь городской бедноты.

В 1843 г. работа над текстом «Повести о бедном Климе» продолжалась, как уже отмечалось, главным образом в связи с возникновением нового замысла — романа «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» (второй этап). Следует, однако, отметить, что в напечатанном в журнале «Отечественные записки» (1843, № 11) рассказе «Необыкновенный завтрак», соответствовавшем главе VII части второй романа, нет никаких заимствований из «Повести о бедном Климе», а в опубликованных в «Физиологии Петербурга» (1845) «Петербургских углах. (Из записок одного молодого человека)», являющихся отрывком из главы V части первой романа, имеется лишь один эпизод, вариант которого встречается в «Повести о бедном Климе» (рассказ о нескромных предложениях хозяйки квартиры, которые пришлось выслушать герою). И только в часть третью романа, работа над которым продолжалась до 1848 г., вошли значительные куски текста «Повести о бедном Климе».

После отказа писателя от попыток завершить роман он мог снова обратиться к повести, готовя ее к печати (третий этап). Таким образом, временем работы над этим произведением правильнее считать весь период с 1841 по 1848 г.

На автобиографические источники многих мотивов повести (скитание по петербургским углам, болезнь Некрасова, обстоятельства изгнания с квартиры, пребывание в доме нищих и т. д.) указывали А. С. Суворин, А. М. Скабичевский, С. Н. Кривенко, П. В. Быков, ссылавшиеся на рассказы самого Некрасова (критический обзор этих материалов см. в статье: Бушканец Е. Г. У истоков мемуарной литературы о Н. А. Некрасове. — В кн.: Вопросы источниковедения русской литературы. Казань, 1973, вып. 112, с. 3–19). Среди названных фактов заслуживает внимания приведенный в воспоминаниях Быкова рассказ Некрасова о сне, который он видел, когда ночевал в приюте для нищих: «Ему приснилась родная деревня Грешнево… мать поэта. Он, как наяву, увидел ее во сне в ту ночь, делился с ней мечтами, читал ей стихи…» (там же, с. 16), Этот рассказ подтверждает связь между пребыванием поэта в 1841 г. в Грешневе и творческой историей «Повести о бедном Климе».

Знание жизни городской бедноты было основано у Некрасова и на впечатлениях, рожденных некоторыми мотивами русской и европейской литературы («Нищий» (1826) М. П. Погодина; «Салопница» (1842) и «Нищий, или История богатства» (1845) Ф. В. Булгарина; «Оливер Твист» (1838, рус. пер. — 1841) Диккенса, творчество Ж. Жанена, Э. Сю, Бальзака).[11]. Но основным творческим импульсом Некрасова в прозе, как и в поэзии, было острое восприятие социальных противоречий жизни и демократическая устремленность писательского взгляда.

Историко-литературное значение повести — в ее промежуточном положении между нравоописательной и романтически-идеальной литературой 20-30-х гг. XIX в., с одной стороны, и литературой рождавшегося реализма, с ее демократическими устремлениями, — с другой.

Описание бытовых сцен, насыщенное жизненными реалиями, хранит традиционные черты сатиры XVIII в. и нравоописательной нрозы начала XIX в. В них отразились литературные достижения таких современников Некрасова, как Н. Ф, Павлов, Ф. А. Кони, Е. П. Гребенка и прежде всего, конечно, Гоголь — автор «Петербургских повестей». В основном же для Некрасова-бытописателя характерны тенденции, предвосхищавшие завоевания «натуральной школы». Повесть, герой которой сталкивается в своих скитаниях с бытом высокопоставленного чиновничества, мещанской средой и жизнью общественного дна — ночлежки, последовательно описываемыми автором, близка к физиологическому очерку.

В комментируемом произведении явственно сказались и традиции романтической русской прозы 1830-х гг. Об этом говорят основные повествовательные особенности его: декларация «истинности» событий, составляющих его фабульную основу, и вместе с тем сохранение сюжетной, новеллистической экспрессии — неожиданность финала, поэтика превращений и «узнаваний» (так, Клим в конце повести узнает после одиннадцатилетней разлуки свою мать, представшую перед ним в облике «благородной нищенки»). Приурочение действия к недалекому, но точно определяемому прошлому («начало второй четверти нынешнего века» в повести) также характерно для многих произведений романтической литературы 1830-х гг. (например, повестей А. А. Марлинского, М. С. Жуковой, Е. В. Аладьина). Иронические и сатирические «фигуры» стиля, экспрессивность разговорного языка, звучание «живого русского наречия» также связывали повесть Некрасова с традициями романтической литературы 1830-х гг. тесными преемственными узами.[12] Героем повести у Некрасова, как и у многих других писателей-романтиков, выступает одухотворенная, нравственно-цельная личность, стремящаяся к «прекрасному и высокому» и находящаяся в разладе с окружающим ее миром пошлости, корысти и порока.[13] «Странный человека» (1822) В. Ф. Одоевского, «Чудак» (1823) и «Юродивый» (1826) О. М. Сомова — предтечи «странного и сумаcшедшего» Клима (эти определения неоднократно встречаются в повести Некрасова). Но, быть может, еще большую роль, чем названные писатели, сыграл в становлении образа «странного» человека у Некрасова Грибоедов. Не случайно сцена «сумасшествия» Чацкого на балу в «Горе от ума» почти зеркально отразилась в сцене на балу у генерала в «Повести о бедном Климе».

Одновременно Некрасовым был усвоен художественный опыт Гоголя, автора «Невского проспекта». Изображение коллизии мечты и жестокой жизненной прозы стало одним из методов развенчания романтического шаблона. Именно по этому пути пошел Некрасов, широко используя в повести прием снижения и осмеивания романтических штампов в сопутствующих им авторских «ремарках». Так, являющиеся частой принадлежностью романтической тематики мотивы чести, оскорбленной гордости и возмездия — предмет размышлений Клима, для которого честь и гордость остаются категориями высокого нравственного содержания. Но изображение столкновения героя-мечтателя с пошлой действительностью (эпизода дуэли) в двух вариантах: идеальном (в представлении Клима) и реальном — показывает наивность, романтическую несостоятельность его убеждений.

«Повесть о бедном Климе» тематически отозвалась во многих поэтических произведениях Некрасова — стихотворном фельетоне «Говорун» (1843–1845), в стихотворениях «Чиновник» (1844), «Пьяница» (1845), «На улице» (1850), «Застенчивость» (1852), «Филантроп» (1853), «Размышления у парадного подъезда» (1858), в цикле стихотворений «О погоде» (1858–1865), в поэмах «Несчастные» (1856), «Кому на Руси жить хорошо» (1865–1877) и в других произведениях.

«Повесть о бедном Климе» предшествовала прозе о городской бедноте Я. П. Буткова, «Бедным людям» (1845), «Униженным и оскорбленным» (1861) Ф. М. Достоевского.[14]