Поскольку слушания 26 марта приняли весьма жестокий характер, некоторые наблюдатели посчитали, что СССР может покинуть Совет Безопасности и даже выйти из ООН вообще. Во время перерыва Т. Ли намекнул членам Совета Безопасности об этом. Одновременно во время обеденного перерыва Громыко заявил Э.Стеттиниусу, что охотно примет участие в открытии сессии Совета Безопасности, однако если американцы вновь потребуют до 10 апреля внести иранский вопрос в повестку дня, то он участвовать в работе сессии уже не сможет. Громыко спросил, изменили ли США свою позицию, или по-прежнему упорствуют. Стеттиниус заявил, что эта позиция состоит в немедленном рассмотрении иранского вопроса, и добавил, что может помочь Громыко устроить небольшой перерыв в обсуждении данной проблемы. Громыко ответил, что «не нуждается ни в какой помощи». После длительных обсуждений была создана комиссия из представителей СССР, США и Франции. Однако в комиссии не было единства мнений.

27 марта во время повторного обсуждения повестки дня страсти разгорелись с новой силой. Представитель Египта предложил вызвать представителя Ирана и узнать его мнение по поводу переноса даты заседания, только после этого Совет Безопасности может принять окончательное решение. Представители США и Великобритании, обеспокоенные поставкой в Иран новых советских вооружений, поддержали эту идею. Попав в затруднительное положение, А. Громыко 27 марта выступил в Совете Безопасности с длинной речью, пытаясь выиграть время и отложить обсуждение. В сильном волнении он подчеркнул: «Сталин уже высказался по этому поводу, и я повторю, что со 2 марта дополнительные войска в Иран не вводились». Бывший американский консул в Тебризе писал, что, когда эти слова Громыко звучали из репродуктора, установленного на крыше консульства, 18 бронемашин как раз доставили грузы, которые солдаты переносили в сторону танкового парка.

27 марта Громыко сделал драматический жест — покинул заседание Совета Безопасности именно в момент обсуждения азербайджанского вопроса, когда Бирнс охарактеризовал советскую политику в Иране как империалистическую[689]. Прежде чем покинуть заседание, Громыко сообщил о причинах невозможности дальнейшего участия Советского Союза в работе ООН. После того как Громыко и три других советских делегата покинули зал заседаний, туда был приглашен непосредственный организатор этого «мероприятия» — посол Г. Ала. Он сообщил, что ни официально, ни конфиденциально ничего не знает о советско-иранском договоре, что переговоры в Москве на самом высоком уровне окончились безрезультатно из-за неприемлемых требований русских. Ала изъявил готовность немедленно приступить к обсуждению вопроса. Он также добавил, что не получал никаких инструкций о переносе даты обсуждений, и настаивает на том, что промедление может повредить делу мира, т. к. советская сторона выступает с предложениями, наносящими ущерб суверенитету Ирана.

Кавам по ходу прений и официально заявлял, что согласен на перенос обсуждения, и обвинял посла Ала в том, что тот действует «без ведома» правительства, но в то же время он пересылал американцам информацию о ходе переговоров с Советами. Исполняющий обязанности госсекретаря Дин Ачесон просил посла в Тегеране Мюррея поблагодарить Кавама за информацию о переговорах с советским послом, а также заверить его, что эта информация останется секретной[690]. Кавам очень боялся, что эти секретные материалы попадут в распоряжение Советов. Поэтому он настойчиво требовал от политических кругов США и от посла Ала не использовать в обсуждениях и не ссылаться на его информацию. Он опасался, что это может привести к противостоянию с советским правительством.

Дин Ачесон писал Кеннану в Москву, что между США и Кавамом налажены негласные связи, основанные на взаимном доверии. «Мы постараемся, чтобы Совет Безопасности изыскал конструктивные пути для решения иранского вопроса, и не допустим, чтобы Иран принимал решения под чужим давлением. Таким образом мы хотим предотвратить согласие иранского правительства на неравноправный договор под угрозой русской армии. Мы будем настаивать на безоговорочном выводе советских войск из Ирана».

29 марта внимательно следивший за ходом ирано-советских переговоров Мюррей вновь встретился с Кавамом, который сделал подробный отчет о содержании переговоров, а также рассказал о том, что днем раньше передал советскому посольству три документа: о выводе советских войск, о нефтяной концессии и об азербайджанском вопросе. Эти предложения были обсуждены на заседании Кабинета министров 27 марта, причем Кавам торопил министров принять решение по ним срочно. Правительство решило, что не следует связывать азербайджанский вопрос с пребыванием советских войск, и обсуждать его нужно только после вывода войск. Тем не менее было решено заранее подготовить предложения, для выработки которых образовали комиссию в составе министра юстиции А. Сепахбоди, министра путей сообщения генерала М. Фируза, министра финансов М. Баята. Председателем комиссии назначили министра торговли и промышленности Сепехра. В выработанных комиссией и переданных через Кавама советскому посольству предложениях по азербайджанскому вопросу указывалось:

1. Руководители отделов сельского хозяйства, торговли и промышленности, местного транспорта, просвещения, здравоохранения и полиции, а также органов суда и прокуратуры и финансовые контролеры назначаются провинциальными и областными энджуменами, а официальные приказы о них, согласно существующему положению, издаются центральным правительством.

2. Право назначения генерал-губернатора с согласия провинциального энджумена будет принадлежать центральному правительству, назначение командного состава военных сил и жандармерии будет также производиться им.

3. Официальным языком Азербайджана, подобно остальным районам Ирана, является персидский, а для преподавания в школах и пользования в судебных органах, помимо персидского, будет применяться также азербайджанский язык.

4. При определении налоговых поступлений и бюджетных ассигнований страны в отношении Азербайджана правительство будет иметь в виду необходимость благоустройства городов, улучшения народного образования, здравоохранения и прочее.

5. Деятельность демократических организаций в Азербайджане, профсоюзов и прочих является свободной, подобно другим районам.

6. Численность депутатов от Азербайджана будет увеличена в соответствии с действительным количеством населения этой провинции.

По нефтяному вопросу комиссия предложила, чтобы 50 % акций совместного Советско-иранского общества по разведке и разработке нефтеносных районов Северного Ирана принадлежали иранской стороне, 50 % — советской стороне, и прибыль будет делиться соответственно. Первоначальными границами земель, предназначенных для разведки, будут границы, которые указаны на карте, переданной советской стороне на переговорах 24 марта, за исключением части Западного Азербайджана, центром которого является Резайе. Вложения иранской стороны — это нефтеносные земли, вложения же советской стороны — это оборудование, зарплата специалистов и рабочих и всякого рода прочие затраты. Срок деятельности общества определялся в 50 лет. Охрана районов разведки и добычи нефти будет производиться исключительно органами безопасности Ирана. Проект договора и условия будут представлены в Меджлис на утверждение в течение трех месяцев со дня официального начала его работы[691].

На вопрос агента советских спецслужб, близкого к правительственным кругам Ирана, почему исключается часть территории Западного Ирана, Кавам ответил, что он не хочет раздражать англичан, заинтересованных в западных границах Ирана, главным образом, потому, что они опасаются укрепления советского влияния в районах добычи мосульской нефти.

Министр государственной безопасности С. Емельянов писал М.Дж. Багирову: «По мнению нашего стажера, при известной настойчивости с нашей стороны Кавам согласится предоставить всю требуемую территорию». Одновременно министр сообщал, что министр промышленности Сепехр и Кавам удивлены резкостью выступления Ала на заседании Совета Безопасности. Ала якобы нарушает инструкции, и они предполагают, что он подпал под влияние англичан»[692]. Видимо, Ахмед Кавам был осведомлен о том, на кого работает этот агент. Кавам предоставил послу США обширную информацию о переданных в советское посольство документах. После ознакомления с предложениями по азербайджанскому вопросу посол Мюррей пожелал уяснить, ставит ли Кавам русских просто в известность о сути своих предложений или же просит их посредничества. В ходе переговоров Кавам заявил американскому послу: «Я дал знать русским, что, если мои предложения не будут приняты, не состоится и нефтяной договор». Для уточнения позиций Мюррей спросил: «Если премьер подпишет договор с Советами, заберет ли он свою жалобу из Совета Безопасности ООН?» На это Кавам ответил, что инструктирует Ала таким образом, чтобы вопрос оставался под контролем Совета Безопасности до тех пор, пока последний русский солдат не покинет Иран[693].