В парке по проекту Монферрана устроили также оригинальный Львиный павильон, двухэтажную рубленую ферму с четырёхугольной башней, «Русскую избу» с просторным двором, галерею для игр, кофейный домик и кондитерскую. Уже в первый год по приказу Бетанкура расчистили Петровский канал, ведущий от реки Екатерингофки к дворцу, и пустили по нему лодки (на них мастеровые с противоположной стороны Невы приплывали на работу).

После восстановления креста на куполе Казанского собора Милорадович проникся к Бетанкуру особой любовью и однажды доверительно поделился с генерал-лейтенантом личными планами относительно Екатерингофского парка, а заодно рассказал его историю.

Парк назывался Ekaterinhoff, что в дословном переводе с немецкого означало «двор Екатерины», жены Петра I. Ещё за месяц до основания Петербурга, 3 мая 1703 года, на месте, где сегодня парк, Пётр I со своим сподвижником Александром Меншиковым захватил два шведских корабля, восьми- и десятипушечный, «по причине низкой воды» вставшие на якорь. Пётр I приказал солдатам-преображенцам сесть на лодки и взять на абордаж вражеские корабли, что и было исполнено. Так впервые во время Северной войны пехотинцам удалось захватить сразу два военных судна неприятеля. В честь этого события была выбита медаль с трогательной надписью — «Небываемое бывает».

В 1711 году в память о победе русский царь решил заложить на этом месте дворец и посвятить его супруге — будущей императрице Екатерине I. Но какой дворец без парка? Поэтому за дворцом было решено разбить парк. Поручено это было двум французам: архитектору Жану Батисту Леблону и личному садовнику Петра Денису Брокету. Но после смерти Петра I его супруга парк этот больше не посещала.

Только во времена царицы Елизаветы Петровны к нему снова частично вернулись: очистили от мусора пруды и каналы, отремонтировали дворец. С 1755 года по четвергам и воскресеньям его позволили посещать опрятно одетым горожанам. Но в 80-х годах XVIII столетия парк снова приходит в запустение.

В 1823 году новую жизнь парку попытался дать генерал-губернатор Петербурга Михаил Андреевич Милорадович. В его служебные обязанности входил надзор и за столичными театрами. Поэтому Милорадович решил приглашать на сцены парка лучших актёров Санкт-Петербурга и на лето даже сам поселился здесь.

Бетанкур от Милорадовича, долго прожившего во Франции и при этом очень плохо говорившего по-французски, узнал театральные сплетни столицы и получил приглашения на лучшие постановки и концерты (билеты на них генерал-губернатор для своих друзей распределял сам). Правда, из разговора с Милорадовичем Бетанкуру хотелось узнать об отношениях генерал-губернатора с Аракчеевым или герцогом Вюртембергским, но об этих персонах собеседник не проронил ни слова, хотя и много знал, особенно в той части, что касалась герцога Вюртембергского и «презренных» женщин, — их член царской семьи обожал и щедро оплачивал. На этой ниве герцог сошёлся с некогда любимцем Бетанкура Маничаровым. Тот стал у Александра-Фридриха секретарём по особым поручениям и бесперебойно поставлял своему новому шефу самых красивых женщин, которых для этой цели нередко привозили даже из других городов.

Не лучше оказался и другой фаворит Бетанкура — бывший адъютант Варенцов. Всюду, где только можно, он дурно отзывался о своём прежнем начальнике, понося его, к большой радости герцога Вюртембергского, самыми последними словами.

Любимым же адъютантом герцога стал один из братьев Бестужевых — Александр, будущий декабрист и писатель.

БУМАЖНЫЙ МОСТИК

Однако Августин Августович не сдавался и не унывал. Его спасала работа. В Екатерингофском парке по совместному проекту с Базеном и Клапейроном он построил над Бумажным каналом однопролётный деревянный арочный мост очень изящной конструкции. К сожалению, до наших дней мост не дожил — в 1862 году его перестроили. Но название сохранилось — Бумажный. Дело в том, что к Екатерингофскому парку примыкал промышленный район, где ещё при Петре I была построена бумажная фабрика[15].

ЛЮБИМЫЙ АРХИТЕКТОР РУССКОГО ЦАРЯ

Многие архитекторы в России ненавидели Бетанкура за то, что на протяжении многих лет, являясь главой Комитета для строений и гидравлических работ, ко всем самым интересным, с их точки зрения, проектам он постоянно привлекал только одного человека — Огюста Монферрана. Вот и сейчас для реконструкции Екатерингофского парка он также пригласил французского «выскочку». Однако злопыхатели не знали, что с мая 1820 года Монферран стал любимым архитектором и русского царя.

Случилось это так. С одобрения Бетанкура и при его финансовой помощи Монферран выполнил деревянный макет Исаакиевского собора, обошедшийся казне в восемьдесят тысяч рублей ассигнациями. Макет был так искусно сделан, что вызывал восхищение и трепет у каждого, кто его видел. Вот что по этому поводу оставил в своих записках Вигель: «Купол как жар был вызолочен; лакированное дерево можно было принять за гранит и мрамор: до того оно им уподоблялось. Посредством рукоятки модель раздвигалась надвое и давала выход во внутренность храма. Там всё было: и штучный пол, и раззолоченный иконостас, и миниатюрные иконы, его украшающие, и всё чудесно было отделано».

Увидев конструкцию, сочетающую в себе простоту и величие, Александр I пришёл в восторг. На встрече в мастерской архитектора были только сам хозяин, Бетанкур, его секретарь Вигель и Александр I. Государь с величайшим вниманием рассмотрел макет, поинтересовался каждой деталью фасада и интерьера. Несколько раз наклонялся, чтобы лучше рассмотреть мельчайшие закоулки храма, а потом задал Бетанкуру несколько вопросов, касающихся возведения колонн и установки купола. В заключение Государь сказал:

— Многие художники до сих пор ропщут, что заказ без всякого конкурса достался вам. Но, увидев эту красоту, все поймут, что мой выбор оказался правильным.

После этих слов Монферран на многие годы получил «царскую архитектурную индульгенцию», и Бетанкур ставил его на все последующие работы без всякого согласования с кем бы то ни было.

БОЛЬШОЕ ХОЗЯЙСТВО

В 1823 году по проекту Бетанкура на шоссе Санкт-Петербург — Новгород — Москва возводят сразу несколько мостов. Августин Августович участвует также в строительстве Исаакиевского собора и продолжает помогать Монферрану, часто вникая в самые мелкие детали возводимого здания. Параллельно он согласовывает с другими архитекторами и инженерами сооружение новых чугунных и цепных висячих мостов через Фонтанку, Мойку, Екатерининский канал. С Андреем Даниловичем Готманом занимается устройством пристаней на Неве — Дворцовой и Петровской. Продолжает расширять Адмиралтейскую набережную. Каждый день рассматривает в Комитете для строений и гидравлических работ массу предварительных проектов, поступающих в Петербург со всей страны.

Уделяет много времени Комиссии проектов и смет, считая её важным звеном в подготовке проектов. Ведёт обширную переписку с учениками, сообщающими ему о реальном положении дел в строительстве шоссейных дорог и гражданских зданий в империи. Следит за строительством Военно-Грузинской дороги на Кавказе и Варшавского монетного двора (непосредственное наблюдение осуществляет испанский инженер Рафаэль Бауса).

Бетанкур обращает внимание Монферрана на молодого чертёжника Андрея Ивановича Штакеншнейдера, работающего в Комитете для строений и гидравлических работ с 1821 года и привлёкшего к себе внимание начальника.

Наконец весной 1823 года Августин Августович снова отправляется в Нижний Новгород. Он трогательно прощается с дочерью Каролиной — она на седьмом месяце беременности. Два первых ожидания у неё закончились трагически. Поэтому в этот раз вся семья с особой заботой опекает старшую дочь. Августин Августович пригласил лучших врачей, чтобы они всё время наблюдали её, и не жалел на это никаких денег: он очень хотел счастья и благополучия для любимой, больше всего похожей на него дочери.