Отсчет времени принадлежал античной культуре. Названия месяцев и декад, которые их разделяли календы, ноны и иды, — пережили все, и в частности попытки христианизации, а в эпоху Карла Великого — германизации. Посвящение некоторых дней великим святым, празднование Рождества. Пасхи, освященность воскресного дня долгое время приживались в системе, приспосабливающейся как к сельскохозяйственному циклу, так и к нуждам светской и церковной администрации. В таком положении датирование событий особенно и не требовалось. Сами события были упорядочены по отношению друг к другу, а не в универсальной и абсолютной иерархии. Даже такой деятельный, утонченный и скрупулезный интеллектуал, как Луп Феррьерский, почти никогда не датирует своих писем, хотя ссылки на череду времен в его переписке весьма многочисленны. Кроме того, за исключением главных событий — коронация короля или посвящение в сан епископа, созыв генеральной ассамблеи или церковного собора, появление в небе кометы, — никто не жил, строя планы хотя бы на несколько дней вперед. Речь шла только о настоящем или ближайшем будущем. Еще более сомнительным было погружение в прошлое. Те, кто интересовался прошлым, были убеждены в том, что мир очень стар и все быстрее и быстрее катится к неумолимому вырождению. Старый Гинкмар Реймсский в 881 году со злорадством заметил юному королю Людовику III, с целью назидания, что его предшественники Карл Великий, Людовик Благочестивый, Карл Лысый и Людовик Заика жили все меньше и меньше, и что сам Людовик III тем более проживет не дольше их. Этот выдающийся архиепископ изумлялся тому, как много повидал он на своем веку: перед ним прошли четыре поколения королей. «Из всех, кого я видел во главе королевства во времена нашего господина, императора Людовика, ни один уже не остался в живых», — пишет он не без гордости в своем последнем произведении «О королевской власти» («De ordini palatii»). «Когда я был молодым, подчеркивает он, настолько это казалось невероятным! я своими глазами видел знаменитого Адаларда Корбийского, кузена Карла Великого». И вот уже читатель, или скорее слушатель, ошеломленный, погружается в славное прошлое, где прихотливая память объединила Пипина и Дагобером и с Хлодвигом. «О самом рождении, о первых годах жизни и даже о детстве, — пишет Эйнгард в своей биографии Карла Великого, в близком окружении которого он находился (сама же биография написана незадолго до 830 года), — говорить было бы для меня абсурдом, ибо об этом нигде не написано, и в живых сегодня не осталось никого, кто бы знал что-либо достоверное об этом раннем периоде жизни Карла Великого». Действительно, мы не знаем даже точного месяца рождения императора. Мы не доверяем составителю королевской хроники, указывающему год рождения Людовика Благочестивого, хотя он и вел хронику современных ему событий. Зато Эйнгард, как и все его коллеги-историки, чрезвычайно озабочен точностью даты смерти короля: «На 72-м году жизни, на 47-м году своего правления, 5 календа февраля, 3-й час дня». Вместе с тем в своей «Истории сыновей Людовика Благочестивого» Нитгард ничего не пишет о годе, когда Людовик женился на Юдифи, о дате рождения Карла Лысого. Зато он с точностью указывает, что император умер в 12 календу июля. Затем он ошибается на шесть месяцев в определении продолжительности его правления. Короче говоря, единственный день рождения, который учитывается и отмечается в церквях и монастырях, — это дата кончины — тот миг, когда существование обретает смысл, когда начинается подлинная жизнь. В таких датах самые прочные точки опоры прошлого, из которых и складывается календарь. Исходя из этого, день имеет несомненно большее значение, чем год. Старая хронология как таковая не имеет особой ценности; ценно значение событий. От древнеримского летописца авторы хроник заимствовали формулы, но не метод. На деле же в устной по преимуществу культуре уже через два поколения все смешалось и перепуталось, настолько различны вопросы, задаваемые прошлому, и представления о времени. О будущем речи почти нет. О нем ведает лишь Бог. А от мира и процессов, в нем происходящих, ничего хорошего ждать не приходится.

2. Язык устный и письменный

Находясь в различных, иногда неопределенных измерениях времени и пространства, люди и общественные группы отождествлялись по языковому признаку. От этих языков до нас дошло только то, что было транскрибировано, — ничтожные отрывки, вызвавшие бесконечные комментарии. Приходится смириться и кружить вокруг каролингского общества за недостатком возможности войти в него по-королевски широким путем, каковым являются реально бывшие в употреблении наречия. Клятвы, произносимые в Страсбурге и состоявшие из официальных латинских формулировок, не в состоянии восполнить пробелы. Можно высказать лишь некоторые общие положения, которые, конечно же, будут изменены или вовсе опровергнуты конкретной действительностью. Территория Западнофранкского королевства в границах 843 года практически вся в течение веков говорила по-латыни, за исключением кельтского и баскского языков, которые невосстановимы. Будучи во все времена опорой администрации и средством обращения в христианскую веру, разговорная латынь претерпела сильные изменения: больше на севере Луары, меньше на юге. Для династии Каролингов, происходившей из междуречья Мёза и Рейна, латынь долгое время оставалась иностранным языком. Они говорили на франкском. Карл Великий, как уточняет Эйнгард, потрудился выучить латынь и говорил на ней в совершенстве. Однако о какой латыни здесь идет речь? Скорее всего о той, которую называют «кухонной» плод разговорной латыни, сильно искаженной, — или же о латинском языке, восстановленном усилиями ученых во второй половине VIII века? Во всяком случае, в IX веке различаются между собой три большие языковые группы, разделяя и людей, говорящих на этих языках: возрожденная латынь, романский язык и германские наречия, из которых наиболее известен франкский язык. И если Людовик Благочестивый и Карл Лысый охотно говорили по-франкски, как и по-романски, то Луп Феррьерский пренебрегает им и не желает даже выучить его. Начиная с 840-х годов романо-германское двуязычие уже больше нее являлось признаком особой образованности. Билингвизм отвечал практической необходимости: изъясняться понятно с теми, кто воспринимался как иностранец. В противоположность клятве в Страсбурге в 842 году, Людовик Немецкий и Карл Лысый во время встречи в Кобленце в 860 году обратились к своим слушателям на франкском и соответственно романском языках. Похоже, что германский язык укоренился гораздо раньше романского. С начала IX века именно на нем переписывают рукописи, создают духовные и литературные произведения. Первый текст на романском языке, которым мы располагаем, — это Секвенция святой Евлалии, литургический текст, состоящий примерно из тридцати стихов на пикардском, — диалект романского языка. Сам текст написан около 880 года в аббатстве Сент-Аман, которое было в то время крупным культурным центром. Этот язык ничего общего с латынью уже не имел. Несмотря на это, латинский не превратился в мертвый язык, годный лишь для интеллектуальной и церковной сферы. Турский собор в 813 году призвал епископов переводить свои проповеди с латыни на романский или германский языки, тем более что большинство этих проповедей они писали не сами, а заимствовали из сборников, и только в переводе паства смогла бы понимать их. В то же время, в 860 году, когда Гинкмар обращался к своим прихожанам, то он, похоже, говорил по-латыни, и его проповеди были понятны по крайней мере свободным людям реймсской провинции. Похоже… В действительности, единственный язык, который нам доступен и на котором сохранились памятники письменности, это латынь. На ней учились и учили.

3. Культурная деятельность

Упорядочивать, обновлять, освящать. От Пипина Короткого до Карла Толстого все каролингские князья и их окружение пытались претворить в жизнь эту программу, отвечающую простому и важному требованию: устроить земную жизнь как можно лучше в соответствии с Божественным планом; служить Богу так, чтобы гармония двух миров осуществлялась к великому благу христианского народа. Трудиться над устроением мира в согласии с небесным планом, способствовать осуществлению Заповедей Священного Писания, распространять знания о Христе все это требовало соответствующих средств. Для того чтобы руководить, окормлять, наставлять народы, необходимы знания и искусность. Долгом короля и Церкви является развитие знания ради лучшего служения. Наиболее великим и прославленным выступает в связи с этим король, продвинувшийся дальше всех по этому пути, а более влиятельными и более близкими к Богу являются духовные учреждения, создающие и распространяющие формулы и образцы, угодные Богу.