Г-жа Лора. Никакого вкуса. Совсем, как вода.

Кренкебиль. Я вам вот что скажу: это вы потеряли вкус, не чувствуете, что едите. А все парижская жизнь виновата. Здесь сжигают себе желудок. Что бы сталось и с вами и с другими покупательницами, если б дядюшка Кренкебиль не привозил вам свежих овощей, таких полезных для здоровья? Сгорели бы вы совсем!

Г-жа Лора. Мне плохо вовсе не от еды. Кроме салата и редиски, я уже почти ничего не ем. А все-таки вы верно сказали: в Париже сжигают себя. (Мечтательно.) Знаете, папаша Кренкебиль, мне хотелось бы дожить до того дня, когда я смогу обходиться без вашей капусты и моркови, когда я сама буду выращивать их — в своем собственном огородике, у себя на родине, в восьмидесяти лье от Парижа. Как спокойно было бы жить в деревне, разводить цыплят, поросят…

Кренкебиль. Это сбудется, госпожа Лора, все это сбудется, не горюйте. Вы любите порядок и деньгам счет знаете, вы женщина солидная. Я не сую нос в дела своих покупательниц. Скажу одно: нет на свете негодного ремесла и хорошие люди во всяком звании встречаются… Да, вы женщина солидная. Вы к старости разбогатеете и будет у вас свой домик в родных местах, там, где вы родились… И все будут вас уважать. Приятно оставаться, госпожа Лора!

Г-жа Лора. До скорого свиданья, дядюшка Кренкебиль!

Кренкебиль. Да, да, хорошие люди встречаются во всяком звании… (Кричит.) Капуста! Репа! Морковь!

Г-жа Байяр (выходя из своей лавки). А порей-то у вас неважный… Сколько за пучок?

Кренкебиль. Пятнадцать су, хозяюшка, лучшего порея нигде не сыщешь.

Г-жа Байяр. Пятнадцать су за три дрянных луковицы?

Полицейский № 64. Проходите!

Кренкебиль. Да… да… Я уже продал. Скорей решайте, слышали, что сказал полицейский?

Г-жа Байяр. Надо же выбрать… Пятнадцать су? Не дам ни за что! Хотите двенадцать?

Кренкебиль. Самому дороже стоит… Ведь к пяти утра, а то и раньше, нужно быть на Центральном рынке, чтобы получить все самое свежее.

Полицейский № 64. Проходите!

Кренкебиль. Да, да… Сию минуту… Поторопитесь-ка, госпожа Байяр.

Г-жа Байяр. Двенадцать су…

Кренкебиль. А с семи утра у меня руки уже так и горят от оглоблей, я хожу и кричу: «Капуста! Репа! Морковь!» И все лишь затем, чтобы заработать гроши на хлеб. А ведь мне перевалило уже на седьмой десяток; сами понимаете, надрываюсь не для своего удовольствия! Нет, нет, так дело у нас не выйдет… Верите ли, я и двух су на этом порее не наживаю.

Г-жа Байяр. Даю четырнадцать су. Только схожу за ними в лавку, с собою нет. (Выходит.)

Полицейский № 64. Проходите!

Кренкебиль. Я жду денег.

Полицейский № 64. Я вам не говорю, чтобы вы ждали денег, я говорю — проходите!.. Ну, в чем дело? Вы не знаете, что такое проходить?

Кренкебиль. Вот уже пятьдесят лет, как я это знаю — с тех самых пор, как вожу свою тележку… Но мне сейчас должны принести четырнадцать су — вон оттуда, из обувной лавки «Ангел-хранитель». Госпожа Байяр пошла за деньгами, вот я и жду.

Полицейский № 64. Вы что — в протокол попасть хотите? Этого, что ли, добиваетесь? Живо, очищайте мне мостовую, слышите?

Кренкебиль. Вот проклятье!.. Пятьдесят лет я продаю людям капусту, репу, морковь, зарабатываю себе кусок хлеба, и вдруг из-за того, что я не желаю терять четырнадцать су, что мне задолжали…

Мальчишка из колбасной останавливается.

Полицейский № 64 (вытаскивает записную книжку и огрызок карандаша). Предъявите вашу бляху.

Кренкебиль. Мою бляху?

Полицейский № 64. Ну да, бляху на право уличной торговли с тележки.

Появляется мальчик-пирожник с корзиной.

Кренкебиль. Ох, сынок, если ты желаешь видеть мою бляху, тебе придется пройтись ко мне.

Полицейский № 64. У вас нету бляхи?

Кренкебиль. Есть, есть у меня бляха… только она дома… Я и так потерял их целых две штуки, таская с собой. Это стоило мне всякий раз по два франка; хватит с меня!

Полицейский № 64. Ваша фамилия?

Кренкебиль. Брось шутить… Обворовали меня на четырнадцать су — и все тут! (Он берегся за оглобли и двигается к середине мостовой.)

Полицейский № 64. Эй вы, постойте!

Кренкебиль. Я ухожу…

Полицейский № 64. Теперь уже поздно… (Он подходит к Кренкебилю и хватает его за руку.)

Кренкебиль оборачивается к нему и как раз в это время на тележку валится груз с подводы штукатуров, которые поднимают крик и ругань.

Штукатуры. Чтоб тебя, старый хрыч! Куда прешь? Вот остолоп!

Полицейский № 64. Поглядите, что вы наделали!

Газетчик на велосипеде налетает со всего размаху на тележку Кренкебиля с другой стороны и вопит.

Газетчик (с кипой в полторы сотни номеров «Родины» на голове). Чего смотришь, порей поганый!

Полицейский № 64. Вот видите? Вот видите?

Он становится справа от Кренкебиля; тот, сделав полный оборот, зацепляется левым колесом своей тележки за левое колесо повозки банного заведения с погруженной на нее медной ванной; возница свирепо рычит и изрыгает проклятия.

Ну, на этот раз вам не поздоровится!

Кренкебиль. Ах ты, горе какое! Как же тут прикажете проходить?

Полицейский № 64. А кто виноват? Вы сами.

Кренкебиль. Нет, виновата во всем госпожа Байяр. Будь она тут, она бы так и сказала. Удивительно, что ее до сих пор нет… Ушла — и будьте здоровы!

Между тем на сцене появляются мальчишки, рабочие, торговцы, праздные зеваки, самая разношерстная публика; из глубины сцены за подводой штукатуров движется повозка, уставленная ящиками с сифонами, полными сельтерской водой; поверх ящиков скачет, яростно лая, какая-то собачонка. Эта повозка незаметно вклинивается в кучу других, способствуя образованию «пробки». На мостовой, на тротуарах, на лестнице и повозках скапливается человек шестьдесят; человек тридцать глазеют из окон. Все волнуются, напирая друг на друга. Полицейский № 64, придя в исступление, трясет Кренкебиля за плечи.

Полицейский № 64. А-а! Вы сказали «Смерть коровам!» Ладно! Следуйте за мной.

Кренкебиль. Я сказал это, я?

Полицейский № 64. Ну да, вы сказали.

Кренкебиль. Я сказал «Смерть коровам»?

Смех.

Полицейский № 64. А! Вы еще повторяете?

Кренкебиль. Что?

Полицейский № 64. Разве вы не сказали «Смерть коровам»?

Смех.

Кренкебиль. Сказал.

Полицейский № 64. Ага!

Кренкебиль. Но вам-то я ведь этого не говорил!

Смех.

Полицейский № 64. Вы этого не говорили?

Кренкебиль. Тьфу ты пропасть, — не говорил!

Человек из толпы. Что у вас тут за спор?

Кренкебиль. Да, видишь он говорит, будто я повернулся к нему и закричал (он поворачивается к полицейскому и, поясняя, кричит): «Смерть коровам!»

Полицейский № 64 (который что-то записывал в своей книжке, на это не реагирует и говорит Кренкебилю без всякого гнева). О, теперь вы можете повторять эти слова хоть двести раз — дело от этого не изменится.