— К сожалению, у меня больше нет времени, — сухо сказал Митрохин, и лицо его приняло замкнутое и жесткое выражение. — Все, что мне надо было узнать, я узнал. Даже больше, чем ожидал. Спасибо.

Пивоваров растерялся.

— Это все, что вы можете мне сказать? — спросил он.

— Нет, еще не все, — ответил Митрохин. — Видимо, вы очень любите свою жену. Это я понял. Девушка, приходившая к вам, очень любит Володю Харламова. Васин любит свою жену Катю. Но любовь может толкать и на подвиг и на подлость. Вам понятна моя мысль? — Не дожидаясь ответа, Митрохин повернулся и вышел из комнаты.

Пивоваров долго сидел в состоянии полной растерянности. «Провал, — думал он, — полный провал. Дурак, ничтожество! Распустил слюни. Расчувствовался. Старик смеялся надо мной, а мне еще казалось, что он внимательно слушает, даже сочувствует. Теперь побежит к прокурору. Уже завтра можно ждать вызова… Если бы Лина была рядом, она наверняка что-нибудь посоветовала. Но что она могла бы посоветовать? Сказала бы: „Не паникуй. Взвесь факты. Отбрось ложные страхи. Сосредоточься…“»

Пивоваров попытался сосредоточиться. Вскоре положение перестало казаться ему столь угрожающим.

«В конце концов, — рассуждал Пивоваров, — разговор происходил с глазу на глаз. Он может быть воспроизведен так и эдак. Легко себе представить, как перескажет его Митрохин. Но если прокурор обратится ко мне, я перескажу его по-своему. Вряд ли прокурор придет в восторг, если я сообщу ему, что некий народный заседатель берет на себя прокурорские функции. Конечно, заявление Васина может создать определенные осложнения. Но их можно преодолеть. Человек безоговорочно подтвердил на суде все то, что говорил на следствии, а потом вдруг изменил свои показания. При чем же здесь следователь? Разумеется, признание подсудимого не может служить единственным доказательством его вины. Эта популярная теперь формула остается в силе. Но первоначальные показания Васина полностью подтверждаются фактами…»

И тем не менее…

«Только не впадать в панику, — уговаривал себя Пивоваров. — Все мои страхи я сам придумал. У меня за спиной человек, по сравнению с которым Митрохин — ничто».

В конце концов Пивоваров стал успокаиваться. Тревожное чувство нависшей над ним опасности постепенно исчезало.

Но в этот момент в дверь его кабинета кто-то постучал. Затем дверь медленно открылась. На пороге стоял пожилой милиционер.

— Разрешите? — спросил он.

18. Свидетель

— Старшина Толкунов! — вскидывая руку к козырьку фуражки, доложил милиционер. Он вошел в кабинет и остановился в нескольких шагах от стола. — Разрешите обратиться…

Лицо милиционера показалось Пивоварову знакомым. Его фамилию он тоже где-то слышал.

— Я по делу о дорожном происшествии. На Воронинском шоссе, — сказал Толкунов. Он все еще стоял, вытянувшись, посреди комнаты.

«Ну, конечно! — мысленно воскликнул Пивоваров. — Этот самый Толкунов встретил нас с Евстигнеевым, когда мы прибыли на место происшествия! Но какого черта ему надо?»

— Садитесь, — сухо сказал он, кивком указывая на стул.

Толкунов сел, снял фуражку и положил на колени.

— Ну, — с трудом сдерживая раздражение, спросил Пивоваров, — в чем дело?

— Явился доложить, что обнаружен свидетель.

— Какой еще свидетель? Чего?

— Наезда. — Толкунов вытащил из кармана потрепанную записную книжку, полистал ее и прочел: — «Анастасия Петровна Лукина. 1899 года рождения. Проживает по Воронинскому шоссе, на сорок втором километре».

— Откуда она взялась? — уже не скрывая раздражения, спросил Пивоваров. — На месте происшествия не было никаких свидетелей.

— Так точно, не было, — согласился Толкунов, пряча в карман свою книжку, — а теперь обнаружилась.

— Откуда?! — почти крикнул Пивоваров.

— Дело было так… — спокойно, словно не замечая его раздражения, сказал Толкунов. — Когда произошел наезд, Лукина стояла около своего дома. У крыльца. Пеленки снимала.

— Послушайте, — прервал его Пивоваров, — какого черта вы мне докладываете всю эту ерунду насчет пеленок? Говорите по существу!

— Слушаюсь, — чуть привставая, вежливо сказал Толкунов. — Лукина видела, как ехал велосипедист и как его сшиб грузовик.

— Почему вы ее тогда же не опросили?

— Когда я на место приехал, не было ее. В дом ушла. Ребенок заплакал. Так вот, Лукина говорит, что видела наезд.

— Ну и что же? Что это меняет? — уже спокойнее спросил Пивоваров. Сообщение Толкунова шло ему на пользу, так как подтверждало виновность Харламова. — Наезд был, это мы знаем и без вашей… Лукиной. Дело закончено, суд вынес приговор. Чего же вы хотите?

— Обстоятельство есть одно. Обязан доложить…

— Какое обстоятельство? — настораживаясь, спросил Пивоваров.

— Разрешите листок бумаги.

Пивоваров достал из ящика чистый лист и бросил его на стол.

— Сейчас я вам чертежик изображу, — сказал Толкунов, вооружившись карандашом. — Для наглядности. Это, значит, шоссе. — Он провел две жирные параллельные линии. — Справа — дом, где Лукина живет. Слева, — он провел две пунктирные линии, — поворот на Колтыши. Разбираете, товарищ следователь? Димка Саврасов следовал на велосипеде по обочине. — Он провел еще одну линию. — Здесь, — он поставил крестик, — Димка свернул. Видите, что получается?

— Ничего не вижу. Что из этого следует?

— А то следует, что Димка домой ехал! В Колтыши. Хотел напротив поворота свернуть. Наперерез шоссе. Резко повернул, а сзади ГАЗ-51. Ну и наезд.

— Что же здесь нового? — с тревогой спросил Пивоваров. Чутье подсказывало, что этот чертежик не сулит ему ничего хорошего.

— А то, товарищ следователь, — степенно произнес Толкунов, — что водитель-то вроде и не виноват. Не мог он в этом случае обеспечить безопасность движения.

— Что вы мне пинкертоновщину разводите! — чувствуя, как кровь приливает к лицу, выкрикнул Пивоваров. — Откуда появилась эта Лукина?

— К Саврасовой, Димкиной матери, девушка приходила от Харламова. Невеста его. Она у Лукиной дождь в избе пережидала. Лукина ей и рассказала, какой случай на шоссе видела…

— Это все?

— Нет, товарищ следователь, не все. Я как от Лукиной вернулся, опять к Саврасовой зашел. «У тебя, спрашиваю, велосипед где?» — «В сарае, говорит, как ты его принес, так и лежит». Я велосипед ей доставил, как вы тогда с шоссе уехали. Стал я велосипед еще раз осматривать, вижу: переднее колесо погнуто.

— Ну и что из того?

— А то, что права Лукина! Димка попытался левый поворот внезапно сделать, а назад не посмотрел. ГАЗ-51 его по переднему колесу и шибанул. Если бы сзади наехал, заднее колесо помял бы. Верно?

Толкунов с довольной улыбкой, даже торжествующе, посмотрел на следователя.

Но Пивоваров еле сдерживал ярость. Сговорились они все, что ли? Это в самом деле похоже на заговор против него! Девка, бегающая по всем адресам, въедливый старик Митрохин, а теперь еще этот Толкунов!

Пивоваров был уже готов накричать на него, поставить по команде «смирно», отчитать за то, что лезет не в свое дело, и выгнать из кабинета. Но, как и в недавнем разговоре с Митрохиным, осторожность взяла верх над злобой и раздражением.

— Вы, старшина, конечно, поступили правильно, — снисходительно сказал Пивоваров, — хотя то, что вы не обнаружили свидетельницу своевременно, выглядит несколько… — он сделал паузу, — странно. Все это может навести на некоторые размышления…

— Не было ее на шоссе, когда я приехал, второй раз докладываю, — удивляясь, что следователь не понимает такой простой вещи, напомнил Толкунов.

— Когда вы приехали, Лукиной на шоссе не было, — задумчиво повторил Пивоваров. — А может быть, ее вообще не было?

— То есть как? — недоуменно переспросил Толкунов.

— Очень просто. Она выползла на свет божий много позже. После того, как у нее побывала эта… невеста. Зачем невеста пожаловала к Саврасовой? Очевидно, чтобы предложить ей сделку…