Ребята вскочили и задвигали стульями, освобождая место для Вали. Парень в синей спецовке подчеркнутым, цирковым движением выхватил из кармана носовой платок, обмахнул им сиденье одного из стульев и сказал:

— Прошу занять место в президиуме!

Валя сделала несколько неуверенных шагов к столу и внезапно остановилась. Среди сидевших за столом она увидела Васина. Сердце ее забилось учащенно. Она не ждала этой встречи.

— Может быть, я в другой раз зайду, — робко сказала она, — мне бы с товарищем Ворониным поговорить… Но лучше в другой раз…

— Тет-а-тет? — усмехнулся парень в спецовке. — Ясно! А ну, гвардейцы коммунистического труда, очистить помещение! Но сначала…

Он взял с полки чистый стакан, налил в него немного красного вина и протянул Вале.

— Перед началом частного совещания просим присоединиться к коллективному тосту. После этого милиция очистит зал. Итак, с чувством черной зависти и заслуженного почтения я поднимаю этот бокал за успехи нашего бригадира на производственном поприще и в личной жизни. Прозит, как говорят иностранные представители…

Валя нерешительно взяла стакан. Это разрядило обстановку. Ребята засмеялись, заговорили, потянулись к бутылкам.

Валя выпила немного, потом села.

— Официальная часть окончена! — объявил парень в спецовке. — После небольшого перерыва состоится концерт. Вход по специальным приглашениям. А ну, гвардейцы, подъем!

— Подождите! — поспешно произнесла Валя. — Я к Воронину по делу пришла…

— Ясно! Деловые переговоры должны протекать в обстановке секретности. Подъем!

— Погодите! — громко сказал Воронин. — Раз по делу, давайте при всех.

Вставшие было ребята снова опустились на свои места.

— Поступило предложение допустить на конференцию представителей общественности, — провозгласил парень в спецовке. — Одна из высоких договаривающихся сторон не возражает. Как вторая?

Он вопросительно посмотрел на Валю.

— Что ж, — откликнулась она, — мне все равно. Я ведь только спросить…

— Предложение принято единогласно. Разрешите представить присутствующих. Прославленный бригадир Алексей Воронин, далеко опередивший свое время, поскольку работает где-то в тумане семидесятых годов. Блестящее созвездие гвардейцев коммунистического труда. Андрей Кузнецов, электромонтер. Олег Шаповалов, его коллега. Вячеслав Васин, рыцарь баранки и домкрата. В бригаду не входит, но примкнул к ней по велению своего шоферского сердца. Наконец, я, Михаил Удальцов, по профессии электромонтер, по призванию историограф Алексея Воронина. Почти все без исключения по вечерам учатся, некоторые состоят в комсомоле, исправно платят профсоюзные взносы. Все, кроме Васина, не женаты. Вопросы есть?

Но Валя уже не слышала его. Она глядела на помрачневшего Васина и думала о том, что от этого человека еще совсем недавно зависела судьба Володи.

— Какое же у вас ко мне дело? — тыльной стороной ладони отодвигая недопитый стакан, спросил Воронин.

— Я пришла поговорить о Володе Харламове, — сказала Валя, — он ведь с вами работал…

Как только она произнесла это имя, в комнате наступила тишина.

— Пожалуйста, расскажите мне, — продолжала Валя, — каким он был на работе. Мне надо это знать. Надо!

— Собственно, почему? — недружелюбно спросил Воронин. — Кто вы ему? Сестра? Или вы от какой-нибудь организации?

— Я… его невеста!

Удальцов громко расхохотался.

— Невеста, невеста!.. — повторял он сквозь смех. — Невеста была в белом платье, жених же весь в черных штанах!

— Прекратите! — неожиданно для самой себя крикнула Валя. — Как вам не стыдно! Вы тут пьете вино, а он… Я пришла к вам, как к людям…

Смех оборвался.

— Кто еще раз засмеется… — медленно произнес Воронин и погрозил кулаком.

— Прославленный бригадир еще не целиком преодолел пережитки… — начал было Удальцов.

— Помолчи! — прервал его Воронин. — Не в цирке! Что вас интересует, говорите, — обратился он к Вале.

— Не знаю, с чего начать… На суде была зачитана характеристика. В ней говорилось, что Володя плохо работал… что его не любили в коллективе… Но я не верю этому… до сих пор не верю…

Она умолкла, не в силах справиться с охватившим ее волнением.

Воронин побарабанил пальцами по столу.

— Что ж, — угрюмо произнес он, — Харламов был парень с недостатками.

— С недостатками? — переспросила Валя. — С такими большими, что вы даже не подумали о нем, когда он попал под суд?

— А он подумал о нас?! — с неожиданной горячностью воскликнул Воронин. — Он подумал о бригаде, когда выставил нас на позор?

— О чем вы говорите?

— Не знаете?! — подхватил Удальцов, теперь уже без всякого шутовства. — Что ж, мы вам расскажем… С товарищами надо честным быть, вот что! Заметил недостаток — скажи! Сейчас Алешка мне кулаком погрозил. Так неужели я в завком побегу? Харламов, можно сказать, в лицо бригаде плюнул! По несчастной десятке нам за простои приписали. Подумаешь, преступление! А он в газету! Я ребят гвардейцами коммунистического труда назвал. Было, да сплыло. Бывшие мы теперь гвардейцы. По милости вашего Володи, уважаемая невеста. Когда по две смены вкалывали, высоковольтную тянули, в дождь, в снег между небом и землей качались, тогда товарищ Харламов ничего не писал!

— Он написал неправду? — спросила Валя.

— Правду! — крикнул Удальцов. — Теперь объелся этой правдой! Наверное, сыт по горло!

Наступило молчание. Валя посмотрела на Васина. Он тоже молчал, но уголки его губ подергивались.

— Так, — сказала Валя, вставая. — Значит, вы согласились с тем, что написано в характеристике. Не могли простить заметки в газете. Значит, пусть Володя сидит в тюрьме. А вы будете каждое утро спокойно ходить на работу и бороться за звание бригады коммунистического труда, которого лишились из-за Володи. Будете смотреть кино или выпивать, как сейчас, и думать, что все верно, все справедливо? — Валя с трудом перевела дыхание. — Вы даже не замечаете, что Володи нет среди вас. А если беда случится с кем-нибудь другим? Тогда что? Снова будете жить как ни в чем не бывало? — От волнения у Вали перехватило горло, она говорила почти шепотом. — Тот, кто сказал правду о вас, пусть пропадает. А те, кто кладет в карман незаработанные деньги, — ударники коммунистического труда? Так получается?

— Каждому — свое, — пробурчал молчавший до сих пор Кузнецов, низкорослый, веснушчатый парень.

— Каждому свое? — Валя покачала толовой. — Значит, вам работать и учиться, а ему сидеть в тюрьме?!

— Насчет тюрьмы вы бросьте, — решительно сказал Воронин, — мы тут ни при чем. Тюрьму он за дело получил, Васин вот знает.

— Он знает. — Валя поглядела на Васина в упор. — И Катя тоже знает.

Когда Валя произнесла это имя, Васин вздрогнул. Он бросил быстрый взгляд на дверь, словно хотел сейчас же уйти.

— Васин знает! — с горечью повторила Валя. — Он нашел в себе силы сказать правду жене, он написал эту правду в заявлении, но бригаде, к которой примкнул по велению своего шоферского сердца, не сказал ничего. Что ж, — добавила она, — каждому — свое!

— Что это значит, Слава? — строго спросил Воронин.

Васин молчал.

— Я кого спрашиваю? — повысил голос Воронин. — О чем она говорит? Какое заявление?

Внимание сидевших за столом ребят сосредоточилось теперь на Васине. Восемь пар глаз, не отрываясь, смотрели на него.

Васин пробормотал что-то себе под нос и двинулся к двери.

— Стой! — властно сказал Воронин. — Ты куда? Приходят тут… — Он кивнул в сторону Вали. — Нотации читают, стыдят… Куда же ты? Рассказывай, в чем дело. Сам говорил, что Володька врал на суде и следствии!

Васин остановился.

— Не врал Володька, — глухо сказал он.

— Как не врал?! — почти одновременно воскликнули ребята.

— Она знает, — все тем же глухим голосом сказал Васин. — Вас ведь Валентиной звать? Скажите им все. А я…

— Нет! — прервал его Воронин. — Она — дело особое. Мы тебя спрашиваем. Ты что нам после суда говорил?