Князь Александр возвращался в окружении своих людей из Новгорода на Городище. Был теплый августовский день. Они проезжали по пыльной дороге мимо Спас-Нередицкого монастыря, возвышавшегося на горке. Там после долгой монашеской службы и причастия торжественно звонили, ударяя в било. Зелень окрестных рощ словно уже опалило пожаром увядания и желтизны. Чувствовалось неумолимое и какое-то щемящее приближение осени. Недавно еще служили на Преображение Господне, а сейчас дело шло к Успению. Тревожные вести из Тесова, Изборска и Пскова уже третий день волновали новгородцев. В эту субботу князь Александр стоял литургию в Софийском соборе, но Елены и ее матери там не было. Видимо, правдой было то, что при нападении на Изборск, вместе с князем Ярославом-Переветником[122], взятым в полон изборцами, были и Борисовичи со своими людьми. Изборские мужи уже приехали в Новгород и дожидались скорого приезда князя Ярослава Всеволодовича. Батюшка с полками был уже на подходе.

Однако мысли о Елене вновь отвлекли Александра. За последний месяц они часто и не только по субботам встречались на церковных службах в соборном храме Святой Софии, раскланивались и обменивались взглядами, а то и несколькими словами. И от этого желание видеть ее лишь возрастало. Слава Богу, уже почти оправился от ран и встал на ноги Ратмир. Послал Господь доброго воина и верного друга, готового жизнь отдать за него — князя Александра. Вспомнилось все, что произошло еще в июне на волчьей охоте. По слухам, люди тиуна Якима увезли тогда сраженного Ратмиром рыжеволосого тиуного сыновца куда-то за Липну. Был ли тот жив или был повержен насмерть, оставалось неизвестно. Во всяком случае, слухи быстро улеглись, а Александр и не расспрашивал о судьбе обидчика его покойного брата никого. Мысли князя вновь возвратились к желанному образу. Перед его внутренним взором воскресли тонкие и благородные черты ее лица, озаренного огоньком зажженной в храме свечи, и сердце его тонко и болезненно защемило. Он прочитал про себя просительную молитву, обратившись к Богу с просьбой увидеть ее. Затем подумал, как надо все оговорить с Ратмиром.

На следующий день вечером молодой князь и его верный меченоша уже скакали к перевозу через Волхов, что напротив Юрьева монастыря. Ратмир, побывав у тетки на владычном подворье еще вчера, тайно передал Елене, что князь Александр хочет видеть ее. Та, сказала матушке, что желает поехать в Юрьев монастырь к могиле покойного отца и помолиться о его упокоении, прекращении вражды и умягчении злых сердец.

Тетка была рада видеть сыновца живым и здоровым. Слух о том, что он был ранен, отстаивая какое-то княжеское дело, был ей по сердцу. Сама она происходила из рода, где доброжелательно относились к новгородским князьям. Но в замужестве за Симеоном Борисовичем, да и во вдовстве считала правым делом держать сторону покойного мужа и его родни. Сердце ее томилось и замирало, когда она вспоминала о сыновьях Павле и Константине, ушедших уже более двух лет назад вместе с дядьями Михаилом и Иваном Борисовичами сначала к черниговским князьям, а потом к немцам в Медвежью Голову, Только она с дочерьми и несколькими верными слугами оставалась здесь, в Новгороде, и была вынуждена сносить обиды, терпеть лишения, как-то вести хозяйство в пригородных сельцах и весях да молиться у гроба убиенного мужа. Время пришло неспокойное и недоброе для всего рода Борисовичей, прославившихся теперь не только враждой с князем Ярославом, но и своим участием в захвате с орденскими немцами и чудью псковских пригородов — Тесова и Изборска. Оттуда в Новгород уже явились псковские мужи, видевшие Борисову чадь, их дворян и паробков в сече под Изборском. Да и плененный изборцами князь Ярослав не скрывал того, что в его полку были Борисовичи со своими воями. Все это расценивалось новгородцами как измена Великому Новгороду. Елена и ее матушка сами успели заметить, как холодно, а порой злобно их бывшие соседи и знакомые по Словенскому концу стали воспринимать их появление на улице вне подворья или в соборе Святой Софии во время богослужения. Только заступничество владыки Спиридона сдерживало страсти и грубые высказывания в их адрес.

Матушка Елены сначала и говорить боялась о просьбе дочери навестить могилу отца в Юрьевом монастыре. Но потом поразмыслила и дала согласие. Держать дочь на владычном подворье, под запретом, среди враждебно настроенных к ним людей, словно в осаде, ей не хотелось. Тем более ее племянник Ратмир доверенный человек из княжеского двора, обещал дочери достойное сопровождение и охрану. На том и сговорились. Елена собралась быстро. Ратмир проводил ее c дворовой девушкой в монастырь, и та устроилась там для жилья на несколько дней.

Все это меченоша рассказал князю Александру, когда они подъехали к перевозу и уже в темноте ожидали там баркас. Лошадей отправили с одним из отроков обратно на Городище, велев ему ожидать их вновь у перевоза с лошадьми как станет — светать. Через час они уже были на ошеем берегу Волхова, и, стараясь быть незамеченными, пешими приблизились к стенам обители. Там Ратмир отвел князя Александра в одну из неказистых избенок, что стояла близ монастыря на краю небольшой слободки, просил его подождать, а сам ушел. Дверь мягко и с легким скрипом закрылась за Ратмиром. Половина скрипнула под ногой Александра. В небольшой давно нетопленой избе было прохладно, пахло какими-то травами и сажей. Александр зажег свечу, взятую с собой в дорогу, и осмотрелся. Бревенчатые стены с развешенными пучками трав и корешков, чисто выметенный веником из стеблей полыни пол, выскобленный стол встречали его. В десном углу от огонька зажженной свечи тускло засияли образа. Князь подошел ближе и перекрестился. Перед ним были иконы Богородицы Одигитрии и Преображения Господня. Оборотившись и освещая свечой пространство вокруг себя, он увидел печь, занимавшую почти треть избы, лавки, расставленные у стола и вдоль стен, полки с глиняными крынками и горшками, деревянное ведро с водой и все то, что составляло мирный, трудовой быт небогатого посадского мастерового. Где-то в бревенчатой кладке избы или у печи тонко пел сверчок. Обстановка, запахи и звуки успокаивали Александра. Он поставил свечу на стол и закрепил ее в небольшой глиняной чаше. В груди гулко и властно билось молодое, волновавшееся сердце, удары которого князь, казалось, слышал. Всей своей душой он ждал ее, хотел увидеться и в то же время не верил сам себе. Не верил в то, что он может оказаться с ней наедине здесь — в этом убогонькой избе на окраине монастырской слободки в нескольких верстах от Новгорода Великого.

Так, в полной тишине, князь прождал около четверти часа. Наконец дверь тихонько скрипнула. И в горницу, словно тень, тихо вошла она. Александр сразу узнал ее, хотя голова, плечи и руки ее были скрыты большим платком. Только тонкий профиль лика увидел князь в свете свечи, когда она повернулась к образам. После крестного знамения Елена поклонилась ему, сохраняя молчание. Князь с замиранием сердца ответствовал тем же, а затем шагнул к ней. Вновь скрипнула дверь и половица под ногой вошедшего, и Александр увидел Ратмира. Александр заметил, что тот улыбнулся одними губами и поклонился ему. Дланью десной руки князь подозвал к себе меченошу. Шепотом они быстро обговорили все и решили что, Ратмир оставит князя часа на три с Еленой наедине. Более было нельзя, поскольку в монастыре могли хватиться ее и начать искать. Правда, Ратмир предупредил дворовую девушку своей сестры, чтобы в случае какого-то сполоха та оповестила его. С этим меченоша оставил князя Александра и Елену.

Наступила тишина. В избе по-прежнему тонко пел сверчок. Сердце Александра застучало с удвоенной силой. Он тихо подошел к Елене, нежно охватил рукой ее плечи и усадил на лавку. Она не сопротивлялась. Стал спрашивать, о чем она печалится, и с трепетом взял ее десную длань в свои длани. Нежно сжимая ее теплые персты и запястье, Александр чувствовал, как бьется ее пульс- Она не отнимала руки и ответствовала, что печалится из-за беды, произошедшей в Тесове и Изборске, и тревожится о своих братьях, ушедших с дядьями в Чудскую землю к немцам. Помолчав немного, добавила, что сегодня часа два молилась у гроба покойного батюшки. Молилась и мыслила, что тот рано оставил этот мир и осиротил их, что теперь нет у них заступника, что отныне в Новгороде смотрят на них с враждой и ненавистью. Может быть, придется им с матушкой и сестрами оставить родной город и бежать куда глаза глядят. В голосе возлюбленной князь почувствовал слезы и еще крепче обхватил ее плечи рукой. Дланью своей почувствовал ее тонкое и трепетное тело. В этот момент в нем вдруг проснулся муж, и он отчетливо осознал, что отныне она в его власти и что желание владеть ею никогда не оставит его. Легко смахнув с ее головы платок и приблизив свои уста к ушку Елены, он стал шепотом успокаивать ее. Она тихонько плакала. Горячие слезы катились по щекам. Между тем губы его сами незаметно стали целовать ее маленькое душистое ухо. Он шептал ей, что не оставит ее и будет ей заступником, шептал, что любит ее и не отдаст никому. Услыхав это, она повернулась к нему лицом, и глаза их встретились. Через мгновение губы их слились в поцелуе и Вселенная словно прекратила свой ход.