Тем временем до греков стали доходить вести, что в Болгарии сменился царь. На смену слабовольному и нерешительному Бориле пришел молодой и смелый Иоанн II Асень. Он погнал и стал теснить латинян во Фракии и Македонии. Вот тогда-то следующий свой удар царь Феодор направил против королевства Фессалоники. Город и его окрестности уже давно были почти отрезаны с суши от других латинских владений в Элладе. Городом правила вдова короля Бонифация Мария Венгерская. Главным препятствием на пути к Солуни (Фессалонике) была крепость Серры. Поздней осенью 6729 г. (1221 г. от P. X.) войска Феодора Ангела подошли к Серрам. Подвезли камнеметы, построили осадные лестницы и стали готовиться к приступу. Еще только забрезжил рассвет, когда, положив осадные лестницы на плечи, отряды эпиротов бесшумно пошли на приступ. Казалось, что фряги на стенах и башнях града спали, лишь кое-где горели сторожевые костры. Греки успели приставить лестницы к стенам и укрепить их. Творимирич и его люди, укрываясь круглыми щитами, полезли наверх в первых рядах. И вдруг стража града подняла сполох. Сотни костров вспыхнули на боевых ходах вдоль стен и в вежах. Затрубили рога, ударили в барабаны. Бревна, камни и кипящая смола обрушились и полились на эпирских воинов. Сбитые с лестниц люди падали вниз и погибали под новыми ударами камней и бревен. Ни щиты, ни доспехи, ни шеломы не могли спасти от потоков огненной смолы и кипящего жира. Укрываясь щитом и сжимая меч, Творимирич упрямо лез вверх. Вдруг удар невероятной силы ожег его болью в десное плечо. Десная длань разжалась и выпустила рукоять меча, ноги ослабели, и боярин стал медленно сползать вниз, теряя сознание от боли. Он помнил только, что чьи-то руки не дали ему сорваться с лестницы на большой высоте, иначе бы он неминуемо упал вниз и был изувечен камнем или бревном.

Пришел в себя он уже в шатре, как ему сказали, спустя лишь трое суток. В том утреннем приступе получил он в плечо фряжскую короткую, но толстую стрелу из ручного самострела (арбалета). В том же приступе погиб и еще один русский кметь из его совсем небольшой дружины. Тогда эпирские вои были отбиты от града. Лишь с третьего приступа Серры пали под ударом греков, а фряги в граде сдались на милость победителей. Медленно оправлялся от тяжелой кровоточащей раны Борис Творимирич. Феодор Ангел хорошо наградил всех воев, в их числе и русичей, за взятие Серр.

Понимая, что в ближайшее время он воевать не сможет, Творимирич в сопровождении двоих русских кметей, получивших раны, отпросился из войска на Афон. Благо до Святой горы было совсем недалеко. Там в русском монастыре святителя Пантелеймона он жил, лечился и молился полтора года. Русская монашеская братия и настоятель приняли соотечественников хорошо. Теперь русская речь постоянно радовала слух. Тяжелая рана боярина, часто сочившаяся кровью и гноем, благодаря стараниям монахов и монашеским травам и снадобьям затянулась и постепенно зажила. Много раз стоял на коленях Борис Творимирич перед ковчегом с чудотворной главой святителя, прикладываясь к нему то челом, то раненым плечом. Исцеление медленно наступало, но десная рука плохо повиновалась ему. Чудная природа — крутые горы, поросшие лесом и поднимающиеся прямо из морских вод, гул морского прибоя, пение птиц радовали души русских воинов, целебный морской воздух укреплял здоровье. В монастырь все чаще доходили известия из Руси. И все чаще задумывался раненый, постаревший и поседевший в походах и сражениях боярин о своей родимой Залесской земле. Но таков уж был кон его чести и верности. Понял тогда боярин, что не скоро возвернут греки Цареград, и что всей жизни его, к сожалению, для этого дела не хватит. Тоска по родине все более и более одолевала. Ее делил он со своими содругами-кметями, сопровождавшими его неотлучно в походах и бранях. Двое его сподвижников тоже давно хотели возвратиться на Русь и увидеть родной дом. Там в монастыре узнали они печальную весть, что умер никейский император Феодор Ласкарис, а императорский стол наследовал его зять Иоанн Ватац.

Осенью 6732 года (1224 г. от P. X.) наконец пришло радостное известие о взятии Фессалоники войсками Феодора Ангела. Возликовавшие русичи собрались в путь, отблагодарили своих молитвенников-монахов и распрощались с ними. Добравшись до Фессалоники, разыскали они там своих соотечественников и долго решали, что им делать далее. Сам боярин и двое его сподвижников по афонскому путешествию без оговорок собрались возвращаться на Русь. К ним примкнуло еще двое. Остальные уже обзавелись семьями в Эпире и пожелали остаться «в греках». Понимая, что расстаются, быть может, навсегда, просили передать поклоны своей родне и родителям, обещали подавать вести о себе через русских паломников на Афоне, монахов или проезжих купцов. Собрались пятеро русичей в дальний путь на родную Русь. Посетили они храм святого Димитрия Солунского, помолились у его раки и приложились к ней, отстояли обедню. Распрощались со своими содругами. Сели на фряжскую галеру, что шла через Цареград в Белгород на Днестровский лиман и пошли домой на веслах и под парусами.

Этим закончил свою долгую повесть Борис Творимирич. Был уже довольно поздний час. Ближние бояре разъезжались по домам. Вздыхая и крестясь, ушел в гридницу дядька Феодор Данилович. А княгиня и княжичи, совершив краткую молитву, отошли ко сну. Но долго еще горело несколько свечей в большой палате княжьего терема. Это князь Ярослав Всеволодович все выспрашивал и выведывал у мудрого и знающего боярина о том, что видел он и слышал в пути, возвращаясь в Залесскую землю через Южную Русь.

Глава VII. Погоня

Несколько дней Федя и Алексаша все вспоминали подробности повести о небывалом хождении Бориса Творимирича и его дружины. Все будили и будоражили отроческое воображение древние и почти сказочные, далекие города: Цареград, Солунь (Фессалоника), Арта, Никея, Амастрида, что живописно раскинулись среди высоких гор и долин или у берегов лазурных морей. Виделись им великолепные городские соборы и каменные терема высотой с храмы и царские дворцы невероятной красоты. Грезились им большие мощеные брусчатым камнем и плитами площади с возвышающимися статуями из мрамора и бронзы, наполненные народом с разным цветом кожи, глаз и волос, торги с разными диковинными товарами и животными, слышалась им разноязыкая речь, песни и дивная, незнакомая музыка. Представляли они себе греческих, болгарских, валашских и половецких воев на лошадях и с оружием. Во главе их были смелые воеводы, князья и цари. Спорили между собой Федя и Алексаша о том, кто же был самый лучший царь и воевода в рассказе Бориса Творимирича. Федя утверждал, что самый смелый, сильный и умный был болгарский царь Иоанн Добрый. Алексаша не соглашался. Ему тоже нравился болгарский царь Иоанн, но внутреннее чувство подсказывало ему, что все же, наверное, умнее Иоанна Доброго был эпирский царь Феодор Ангел или, скорее всего, никейский император Феодор Ласкарис. С Федей Алексаша особенно не спорил, так как Федя был старше и, возможно, знал больше. Но никакие усилия Феди не могли заставить Алексашу согласиться с тем, что царь Иоанн был самым лучшим царем и воеводой.

В чем были едины братья, так это в том, что главным врагом православных греков были, конечно, не турки и не армяне, а крестоносцы-латиняне, захватившие Цареград и посадившие там своего латинского царя. Смутно помнил Алексаша и получше помнил Федя, как несколько лет назад их батюшка князь Ярослав уходил в поход к Новгороду Великому с переславским полком. Матушка тогда и позже рассказывала им, что воевал батюшка в Чудской земле латинян — немцев, датчан и ливь. Дрались тогда русские полки против латинян, защищая народ чудь, называемую эстами. Знали братья, что воротился батюшка с победой, но только потом начались в Новгородской земле которы. Не смогли сговориться между собой тогда русские князья и новгородцы. Вскоре латиняне вновь напали на эстов и захватили их главный град Юрьев. С той поры водворились латиняне у самых рубежей Русской земли.