Так он размышлял, сидя в пустом дворике на бортике фонтана и болтая ногами в тихо журчащей воде, когда вдруг позади него раздались торопливые шаги Гийнар-бея. Инди давно уже научился узнавать поступать главного евнуха, даже когда тот крался по коридору тихо, как кошка - а сейчас Гийнар явно не скрывал своего присутствия, так что Инди успел повернуться и спрыгнуть наземь ещё до того, как евнух, отдуваясь, подбежал к нему.

- Быстро! - рявкнул он, хватая Инди за плечо. - В купальню, бегом!

- Что случилось?

- Молчать!

Инди покорно замолчал - всё равно, так или иначе всё скоро узнает.

В купальне его ждало не двое рабов, занимавшихся им обычно, а четверо - и ещё через несколько минут подоспела целая армия. Такую суету и толчею Инди видел здесь лишь однажды, в тот день, когда его впервые представляли владыке. И точно как в тот день, его выдраили, будто старую горелую сковороду, и цирюльник уложил его волосы - как-то странно, слишком плотно зачесав их назад и заколов так, что они почти облепили череп. Потом Инди вывели в центр купальни и, совершенно нагого, поставили на скамеечку, на которую он обычно взбирался, когда портной хотел снять с него мерку для нового платья.

Но на сей раз пришёл не портной, а какой-то незнакомый раб, и вместо мерки и полотна в его руках была кисть - не та, какой Инди изредка подкрашивали глаза и губы, а крупная малярская кисть, словно он собирался штукатурить стену. Инди недоумевающе опустил взгляд - и увидел у своих ног полное ведро густой золотой краски.

- Стой неподвижно, - приказал Гийнар, нервно топтавшийся рядом. - Шевельнёшь хоть пальцем, моргнёшь - получишь повязку с фелларом на неделю.

Это было самое распространённое здесь наказание за мелкие провинности. Инди старался по возможности избегать его и застыл, будто статуя, пытаясь унять часто забившееся сердце. Он не понимал, что с ним собираются делать, и внутренне вздрагивал, гадая, что ещё мог придумать безумный Бадияр.

Раб обмакнул кисть в золотую краску и принялся накладывать её на кожу Инди ровным, довольно толстым слоем. Инди в изумлении опустил голову, глядя, как его ноги понемногу превращаются в золотые столбики.

- Я сказал, не шевелиться! - загремел Гийнар.

Инди, содрогнувшись, застыл и стоял неподвижно, пока всё его тело, от кончиков пальцев на ногах до волос, покрывали золотистой краской. Когда красильщик дошёл до его лица, Гийнар велел Инди сжать губы и закрыть глаза, и он так и сделал, потому что глотать эту краску или вымывать её из глаз ему вовсе не хотелось. Наложив на его лицо и гладко зачёсанные волосы последний мазок, раб отступил, и Гийнар сказал, что Инди может открыть глаза.

Он сделал это и увидел в большом зеркале на другой стороне купальни золотую статую мальчика, стоящую на мраморной скамейке. Статуя искрилась и переливалась в солнечных лучах, проникавших в узкие окна.

- Ступай сюда. Осторожно, не размажь краску, - сказал Гийнар, указывая на золотые сандалии, стоящие на полу. Они в самом деле были сделаны из золота, а не просто покрашены - и оказались из-за этого ужасно тяжелы. Инди вставил в них ступни, чувствуя, как скользят босые ноги. Краска быстро подсыхала, и ему казалось, что всё его тело покрыто какой-то коркой.

Гийнар выждал ещё несколько минут, то и дело проверяя, не высохла ли краска - по всему видно было, он очень спешил. Наконец, удовлетворившись результатом, он сказал:

- Сейчас мы пройдём в большой зал. Ты встанешь там, где я тебя поставлю, и будешь стоять неподвижно столько, сколько понадобится. Если шевельнёшься, издашь хоть звук, станешь зыркать по сторонам - будешь строго наказан. Моргать старайся пореже. Лучше вообще держи глаза опущенными и смотри только в пол. Учти, я не спущу с тебя глаз, и если ослушаешься... поверь, одним только подземельем и фелларом ты не отделаешься.

Последнее прозвучало так яростно и так зловеще, что Инди в голову не пришло усомниться. Да ведь Гийнар напуган, понял он вдруг. Просто до колик напуган - и неспроста. Видимо, к Бадияру-паше прибыли какие-то особые гости, на которых тот решил произвести впечатление - на сей раз за счёт Инди. Что ж, могло быть и хуже... Его по крайней мере не засунули в резервуар с трубкой во рту, где приходится напрягаться, чтоб сделать каждый вздох. Постоять неподвижно пару часов - не так уж и страшно. Это он уже умел.

Гийнар повёл его через дворец, и все встречные пялились на него с разинутыми ртами. Похоже, нынешняя фантазия владыки и впрямь отдавала свежестью... Инди моргал, стряхивая краску с ресниц - она всё-таки немного попала в глаза, и теперь их щипало и жгло, но и это ему придётся стерпеть. Гийнар привёл его в зал, огромный и почти пустой. Здесь почти не было рабов, не было и гаремных мальчиков, один или два из которых неизменно находились при Бадияре. Сам паша нервно крутился на своём выложенном коврами троне, прикрикивая на слуг, которые не знали, куда деваться и как угодить разгневанному владыке. Увидев Гийнара с Инди, Бадияр прямо-таки подскочил на месте - Инди никогда не видел его таким взвинченным.

- Ну наконец! Где ты шляешься, проходимец?! Велю распять! - крикнул Бадияр тем тонким, визгливым голосом, который всегда выдавал в нём неуверенность в своих силах. Гийнар распластался на полу, успев дать Инди знак не следовать его примеру - не дай бог, краска размажется, а то и запачкает ковёр. О, каким наслаждением было остаться на ногах и поглядеть на оттопыренный зад униженно скорчившегося Гийнара!

- Казни меня, о владыка, порви меня лошадьми, но я должен был подождать, пока высохнет краска...

- Ну довольно! Мне не нужны твои жалкие оправдания! - мятущийся взгляд Бадияра остановился на Инди, будто впервые его заметив, и замер. Челюсть владыки слегка отвисла, а потом спрятанный в завитках бороды рот исказился в усмешке.

- О, да... Это то, что надо. Ставь его сюда, - сказал он, указывая на свободное место рядом с троном - так, как будто Инди и впрямь был просто статуей, бездушным куском золота. Гийнар вскочил, торопясь выполнить приказ.

- Помни, что я сказал тебе: один звук, одно движение - и я тебя на куски порежу, - прошипел евнух, вонзая ему на прощанье ногти в запястье. Инди не кивнул в знак покорности - ведь ему запретили шевелиться. Гийнар последний раз кинул на него полный ненависти взгляд и отошёл, сев на ступеньку помоста у ног паши - так, чтоб хорошо видеть мальчика. Инди опустил глаза. Страх в нём мешался со жгучим любопытством. Что могло так испугать не только Гийнара, но и самого Бадияра?..

Он мог бы гадать весь день, и всё равно бы не догадался. Прошлое - сон, мутный и давно позабытый, поэтому когда оно вторгается в жизнь, это так же странно, как если бы события настоящего сна вдруг дивным образом воплотились в сегодняшнем дне. Инди услышал, как стоящий у парадных дверей слуга провозгласил имя посетителя:

- Да ступит в чертог владыки сиятельный Рихат иб-Курран, первый визирь досточтимейшего Шардуна-паши, владыки славного города Ильбиана!

Шардун-паша... Ильбиан... забытые имена, забытые дни. От Ихтаналя до Ильбиана чересчур далеко - да и какие дела могут быть у Шардуна-паши с Бадияром с тех пор, как тот вырезал всю семью его вассала Арджина?..

Или... дело именно в этом?!

Пол содрогался и гремел под чеканной поступью Рахита иб-Куррана. Первый визирь владыки Ильбиана был рослым, статным, загорелым человеком, довольно ещё молодым, походившим больше на воина, чем на хитрого и вёрткого царедворца. Роскошные усы его яростно двигались, будто он скрежетал зубами, едва сдерживая кипящую ярость. С ним была свита - полдюжины степенного вида мужей, одетых богато, но державшихся тихо: они явно не горели желанием встревать в беседу, само начало которой не сулило мирного исхода. Приблизившись к трону Бадияра, свита пала ниц, Рихат-бей же лишь преклонил одно колено, хриплым и резким голосом выражая своё благолепие и наилучшие пожелания сиятельному паше - что звучало по меньше мере не слишком искренне. Бадияр разрешил ему встать; голос его звучал вроде бы совсем спокойно, но как-то чересчур тихо, а главное - не было в нём хорошо знакомой Инди ленцы, свидетельствовавшей о том, что Бадияр чувствует себя полным хозяином положения.