− Что случилось? − словно только проснувшись, не своим голосом спросил Фуад.

− Всё нормально, через три часа будем в Москве, а теперь вставай, надо перекусить, − и махнул головой в сторону кафе. − Не хочется. Может, сразу в самолёте и перекусим.

− Хорошо, тогда хоть по чашке кофе. Вставай и не вздыхай как больная корова. Кофе в самый раз.

Он кивнул головой, поднялся и, мы пошли. Усевшись за стойку, он достал лист, несколько минут помолчал и сказал:

− Малик, я был первым мужчиной в её жизни, − затем добавил, − Мне сказали, это − хокку, стихи, выражающие чувства девушки.

Бармен принёс двойной кофе, коричневый сахар и в маленькой чашке сливки.

− Ты постой, не торопи меня. Я сейчас постараюсь понять и перевести. Здесь всего три-четыре строчки.

Он закрыл глаза и зашевелил губами, затем снова прочитал то, что было на листке, закатил глаза и начал:

− Ночной звездой я улетаю

Застыла душа

Красная нить между нами

Не забывай меня.

Я пожал плечом, не спеша отпил кофе и спросил как можно мягче:

− И это всё?

− Как ты не понимаешь − это хокку. Короткие стихи в несколько строчек, − и решительно заявил. − Они сказали, очень красивые.

Я прекрасно понимал, если влюблённый человек говорит, то лучше просто поддакивать и соглашаться. Это как болезнь или временное безумие.

− Ты видел, подушка вся была мокрая. Ей тяжело было расставаться, поэтому она и ушла.

− Понятно.

− Она праздник рассудка и тела, она самая красивая девушка, которую я когда-либо встречал.

− Может быть, не спорю.

− Она ещё и очень умная.

− Кто бы сомневался, − засмеялся я и развёл руками.

− Работает в научно-исследовательском институте и изучает безопасность новых лекарств. Живёт на юге Японии в маленьком городе Токушима. В Гималаях изучала лечебные растения. Если бы ты видел как она танцует. Я больше скажу, танцует великолепно, в августе на японском празднике танца “Ава Одоро” получила награду – путёвку в Париж и право участвовать на следующий год в празднике. Мы с ней заглянули в клуб на улице Риволи, она там такое выдала…

Ну всё, понесло его по «шоссе» и, чтобы отвлечься, я начал рассматривать аэропорт и пассажиров. Вдоль стены в дальнем углу вповалку лежали пассажиры, смахивающие на бомжей. Аэропорт выглядел неухоженным и пыльным. Видно было, что убирали нечасто и плохо. Сбоку от бара валялись пустые банки. Рядом группа немецких ребят пили текилу с тоником, закрывали бокал рукой, били им о стойку бара, залпом выпивали под крики “бум” и ржали. Снаружи продолжал доноситься вой сирены.

В этот момент зазвенел телефон.

− Сафа, привет. Как у нас дела? Мы скоро вылетаем. В аэропорту. Что за веселье? Нет, это не мы. Это студенты из Германии. Бузят! Мы только кофе. Выезжаем в Москву, всё не так просто, как нам казалось. Надо выяснить на месте. Ты будь осторожна, лишний раз на улице не маячь. Пока.

Я отошёл подальше и позвонил жене.

−Малик, это ты? − услышал я голос жены.

Теперь надо перехватить инициативу и остановить поток вопросов.

− Привет. Нет, сегодня клёва не было, не идёт рыбка, вся надежда на завтра. Сидим с Фуадом. Бедняга, всю ночь с удочкой в руках просидел. Утомился и теперь в расстроенных чувствах. Кофе пьёт, в себя приходит.

Огляделся и добавил:

− Мы ещё на один день задержимся. Дома всё нормально? Всем привет. Пока.

Я подождал, убедился, что дифирамбы о необыкновенной Юсико закончились, через плечо Фуада заглянул в письмо и спросил:

− Это что, электронный адрес?

Он сперва посмотрел на письмо, потом на меня, затем снова уткнулся носом в письмо, не веря своим глазам. Развернул письмо, посмотрел даже с обратной стороны, вскочил и радостно топнул ногой.

− Как я не заметил, – удивился он.

Моим первым побуждением было сказать всё, что думаю о его состоянии, но взглянув на него и очередь из пассажиров, передумал. Вовсе не ради него − началась посадка. Я простонал и устало отмахнулся:

− Всё, хватит рассматривать письмо. Пошли.

Фуад ничего не говорил, пока мы не вошли в самолёт. Тут он повернул голову и выдохнул:

− Я могу ей написать?

Я кивнул и похлопал по плечу:

− Поздравляю. Пиши стихами и мелким почерком.

Он что-то ещё хотел добавить, но не успел. Стюардесса, взяв билеты, провела нас в левый от входа салон.

Кресла в салоне были огромные и широкие, со встроенной функцией массажа, сидения можно привести в горизонтальное положение и прекрасно спать. Я откинулся в кресле и приготовился вздремнуть. Стюардесса принесла мне перьевую подушку и шерстяное одеяло. Сквозь прищуренные глаза я увидел, как Фуад изумлённо обводит быстрым взглядом салон. После взлёта стюардесса приблизилась к моему креслу и протянула поднос с меню. Фуад взял меню, взглянул и, подняв глаза, посмотрел вслед уходящей стюардессе.

− Ничего себе, − Фуад вытаращил глаза и передал меню. − Похоже, что мы летим бизнес – классом.

− У меня большое подозрение, что и с Максудом мы летели бизнес – классом. Мы просто проспали всю дорогу, − и бросил взгляд на меню.

Обед состоял из четырёх блюд, выбирай что хочешь:

− спаржа под сырным соусом фета

− картофель фри и брокколи в соевом соусе

− маринованная утка

Вина − бургундское белое, божоле и бордо красное.

– Я посплю немного, мне закажи картошку и бургундское белое, − и передал меню Фуаду.

Когда я проснулся, уже убирали столы и пассажиры раскладывали ноутбуки и журналы.

− Ты так крепко спал. Я не хотел тебя будить.

− Конечно, проведи всю ночь на скамейке в саду и не так заснёшь.

Мой стол был накрыт к пиршеству.

− Пока ты спал, я со стюардессами успел подружиться. Симпатичные мордашки, ножки такие стройные, девочки хоть куда, такие заводные и бойкие. Тебе принесли ещё и спаржу под сырным соусом. Если мало, принесут и маринованную утку. Ты садись и кушай.

Меня обескуражило изменение в его настроении за время моего сна, но мне, честно говоря, было не до него. Накрытый стол меня ждал и, выдвинув своё кресло вперёд, протерев руки влажной салфеткой, принялся за завтрак. Картошка фри превзошла все ожидания, всё остальное − ничего особенного. Когда cпаржа и маринованная утка начали подходить к концу, я покачал головой и произнёс:

− Ну, ты и хлыщ, а как же наша дорогая Юсико. Стоило тебя накормить и всё, любовь прошла. − отставив фужер с вином в сторону, с издёвкой спросил я и, помахав пальцем, добавил: − И не надо изворачиваться.

− Ты ещё и иронизируешь. Отоспался, поел, выпил и теперь решил поиздеваться?

Я великодушно кивнул.

− Слушай, сокровище с гор, конечно благодарен тебе за всё, − и показал на стол. − Но истина дороже твоей утки в маринаде. Да и вина, только на дне осталось.

Фуад запнулся, посмотрел в сторону стюардесс и сделал знак рукой. К нам подошла одна из девушек, облокотилась на кресло, вся легонько подалась в его сторону, щёки её запылали.

− Может, шампанское?

− Нет, от шампанского я раздражаюсь, лучше красного.

Не прошло и минуты, как на столе появилась новая бутылка.

− Это красное божоле, − Фуад разлил по фужерам и произнёс: − Запах розмарина чувствуешь? Может, теперь ты не будешь так строг.

− Постой, что ты ей сказал, отчего щёки её пылали и в результате это, − и я показал глазами на фужер с вином.

− Богатых и знаменитых всегда любят, надо такие слова знать, чтобы растопить сердце девушки, − подмигнул он мне и добавил. − Ты же меня этому в молодости сам учил. Что, забыл совсем?

− Конечно, забыл, столько лет прошло, − пробормотал я, взял в руки фужер, повертел её и отставил в сторону. − А художник должен быть скромным, бедным и голодным.

Мы улыбнулись друг другу. Фуад зевнул, прищурил глаза и начал:

− Малик, мы здесь одни, на высоте не знаю сколько километров. Расскажи, что с тобой случилось после женитьбы. Не может человек так внезапно измениться, − и поднял фужер. − Давай за здоровье.