Они, очевидно, страшно нервничали. Аслан выглядел мрачным, а потрясённая женщина смотрела на меня, не в силах что-либо сказать. Я ждал, когда она успокоится, затем Рафига подошла к нам, взяла меня за руку и отвела в сторону.

− Я всегда боялась за неё, ведь она одна в Баку. Не напрасно я плохо спала всю неделю. Сон видела, Сафа мне хочет что-то сказать и не может.

Я молча кивнул.

Затем повернулась к Аслану, гневно посмотрела на него и кивком головы указала ему на кресло. Он сел и сцепил пальцы на своём обширном животе.

Мы снова сели за стол.

− Я тебя, Аслан, предупреждаю, если с моей сестрой что-то случится…

Аслан молча замахал головой и руками, словно отгонял комаров в лесу. Часы “Patek Philippe”c корпусом из розового золота на мгновение показались из рукава. Я продолжал ждать, недолгая работа в следственных органах научила меня одному – держать паузу. Неловкая тишина заставляет людей сказать вам ещё больше.

− Молчи, лучше молчи, Аслан,− предупредила она, он умолк и некоторое время сидел неподвижно, глядя прямо перед собой. − Я скажу. Больше года назад, ему звонил Арам.

Мы переглянулись.

− Нет, он не то, что вы подумали. Он ассириец! Живёт в Москве и приятель Аслана. Просил устроить в Баку гараж каким-то знакомым. Тогда Аслан позвонил Максуду в Москву и попросил продать или сдать в аренду гараж около Волчьих ворот. Гараж около трассы Баку − Ростов давно закрыт и никто им не пользуется. Максуд продавать отказался, но ключи передал. Это всё, что мы знаем.

Затем метнула быстрый взгляд и вскинула брови:

− Аслан, у тебя его фотография должна быть.

Аслан задвигался в кресле, подал корпус вперёд и встал. Пройдя через всё помещение, он обогнул диван и приблизился к комоду из чёрного дерева, взял книжечку в кожаном переплёте с золотыми прожилками и вернулся к нам.

Это был фотоальбом. На четвёртой странице толстый палец Аслана указал нам на относительно молодого, но рано облысевшего человека с оспинками на лице.

Рафига повернулась к мужу и сквозь зубы заметила:

− Может ещё что– то было, что я не знаю, скажи нам…

Аслан открыл было рот в знак согласия, но тут же снова его закрыл и ограничился кивком головы. После часового расспроса мы поняли, что наша поездка была не напрасной, и сегодняшний день не был потерян зря. Я задал ещё пару вопросов и, удовлетворившись ответами, простился с хозяевами. Рафигу мы поблагодарили за обед, но от вечернего ужина, к сожалению, были вынуждены отказаться. На улице нас ждал роскошный серебристый “Porsche356” с белыми шинами. Аслан предложил подвезти нас. Внутри она была так же шикарна как и снаружи. Пока я рассматривал дизайн лимузина, Фуад что-то прошептал на ухо Аслану, и тот согласно кивнул. После переговоров по телефону сообщил, что у служебного входа в Лувр нас ждут именные пригласительные билеты. На улице Риволи мы попрощались и пройдя арку Лувра очутились на площади, забитой желающими попасть внутрь музея. Очередь из желающих змейкой закручивалась вокруг стеклянной пирамиды, построенной по проекту американского архитектора китайского происхождения. На площади тут и там и почему-то под ногами у людей, среди плевков и окурков сидели и лежали молодые ребята. Фуад развёл руками и убежал выяснять, где служебный вход. Вернулся скоро и не один, рядом стояло существо в странной шляпке на прелестной головке. Раньше, чем описывать её, мне надо рассказать о том, что было на её голове. Я, конечно, опрометчиво назвал то, что было на ней надето шляпой. Это было деревянное сооружение, чем-то напоминающее китайско-японскую пагоду времён династии Мин. Девушка, думается, тоже была из тех краёв. Лицо у неё было круглое, как луна, а в карих глазах мерцали весёлые огоньки. Кроме сооружения, слегка сдвинутого на левый глаз и жёлтых волос на голове, всё на ней было обычное – короткая клетчатая юбка, оголяющая красивые ножки, жёлтая майка с иероглифами и маленькие сандалеты на крошечных ножках. Мило улыбаясь, она смотрела то на меня, то на Фофу. Затем протянула ручку в мою сторону и, вздохнув, тихим голосом сказала:

− Гонисува.

− Малик, − и осторожно пожал протянутую ручку. Она засмеялась, повернулась к Фуаду и что-то сказала. Оказывается она здоровалась со мной на японском. Тогда она ещё раз протянула ручку и сказала:

− Юсико.

Я не понял и удивлённо посмотрел на неё и Фуада.

− Её зовут Юсико, это её имя, − медленно сказал он и добавил так же медленно. − А имя переводится с японского ”журавлик”.

– Фофа, откуда ты знаешь японский? – удивлённо воскликнул я и сел на бордюр. Фуад задумался и внимательно посмотрел мне в глаза. Чувствовалось, что он не знал, что мне ответить.

− А с чего ты взял, что я говорю по– японски?

− Но ты же только что беседовал с ней и насчёт этого журавлика…..

Фуад улыбнулся и хлопнул себе по лбу:

− Она же мне на французском отвечала. Ты что, не понял? − объяснил он и с усмешкой добавил. − Это всё последствия обильной еды. Хорошо, вставай! Теперь немного духовной пищи нам не помешает.

Я покачал головой и, зевнув во весь рот, встал.

− Шумно здесь, ты иди, наслаждайся духовной пищей, а я погуляю немного. Надо подумать, как нам быть. Я пошёл…

− Подожди. К шести тебя Николь ждёт. Ты помнишь? − и подмигнул мне

− Спроси что-либо полегче. Я ещё не решил.

− Ну и напрасно. Такая женщина! И по размеру тебе подходит.

− Хорошо, бери эту с пагодой на голове и иди. Не загуляй, завтра с утра улетаем. Жду тебя в отеле.

− Не беспокойся, через пару часов я буду, мы сегодня успеем ещё пойти на Парижский мотор-шоу, − и весело беседуя с японочкой, скрылся в толпе.

Я решил пройти по мосту в Латинский квартал и подальше от этого шума продумать дальнейшие наши действия. Все эти дни мы что-то старались сделать, но нельзя сказать, что успешно, результат близок к нулевому. Аслан, я думаю, сказал нам всё, что знал и заинтересован помочь нам. Все друзья и знакомые Аслана теперь подключены к поиску. Только найдя Арама, мы сможем выяснить всё, что связано с этим злополучным гаражом. Вся беда в том, что мы не можем найти его, и где его искать, не знаем. Кроме двух московских адресов, квартиры и офиса, нам практически ничего неизвестно. Офис, как я понял, находился в центре по улице Тверская – Ямская, за рестораном «София» в пятиэтажном доме постройке тридцатых годов. Недалеко от дома, насколько я помню, должна быть старая кирпичная баня с парилкой, банщиком был там татарин с русским именем Василий. После парилки, массажа и бокала холодного пива начиналась новая жизнь, но всё это было давно, ещё в советское время, и вряд ли эта баня, да и ресторан ещё стоят на прежнем месте. Отвлёкся, надо будет завтра прямо из аэропорта заехать к Араму на квартиру или офис, к этому времени, мы надеемся, его найдут. Встретиться, постараться во всём разобраться и первым же рейсом домой в Баку.

Аслан знал его отца ещё с далёких семидесятых годов. Отец Арама работал сапожником в центре Москвы, недалеко от Малого театра. Вернее сказать, чистильщиком обуви в маленькой будке. В Москве и, особенно, в центре все обувные будки принадлежали ассирийцам. Эти будки были обклеены портретами членов Политбюро ЦК всех времён, в центре, конечно, портрет великого генералиссимуса Сталина и по бокам полуголые девицы из польских журналов. Аслан менял советские деньги на валюту у иностранцев, прятал в их будках и к концу рабочего дня забирал. Валюта пряталась в тайнике за портретом отца всех народов. Все получали свою долю и были довольны. Это продолжалось долго, пока в начале восьмидесятых Аслана не арестовали. Он был предупреждён, поэтому никакой валюты при нём не нашли, обыскали всё и даже будки. Допрашивали его каждый день и подолгу, но он никого не сдал, за что андроповские сатрапы дали ему максимальный срок − восемь лет. За этот поступок в тюрьме ему предоставили одиночную камеру, но камерой её можно было назвать с большой натяжкой, это было комната со всеми удобствами. В комнате был телевизор, радиоприёмник и только появившийся немецкий видеомагнитофон. Вдоль стен висели балыки, вяленое мясо и колбасы. Бар постоянно пополнялся новыми напитками. Выполнялись любые желания осуждённого, вплоть до самых невозможных. Продолжалось это недолго, и с приходом Горбачёва он оказался на свободе, в окружении своих деловых друзей. Тогда и попросил отец Арама пристроить своего шалапая к “делу”. Шалапай оказался довольно смышленым и быстро пошёл в “гору”, но в конце восьмидесятых профессия валютчика пала смертью храбрых. Наступило время больших возможностей и очень больших денег. Дороги прежних деловых партнёров разошлись, но дружба и взаимная выручка осталась. Некоторые особенно одарённые из них стали олигархами и известными людьми. Ассирийцы заняли нишу азартных игр в Москве. Игровыми автоматами были забиты все кинотеатры и подземные переходы. Затем для них наступила новая эра − эра казино. Но Арам почувствовал в себе способности экстрасенса, говорят, занялся гипнозом и даже пробовал оживлять мёртвых. В последние годы Аслан мало слышал о нём, но знал, что он купил квартиру и офис в центре Москвы, не женат и занимается не совсем понятно чем. Про таких говорят − “ тёмная лошадка”.