А экономить продукты было необходимо: предсказание анероида начало исполняться. У вершины клубился туман.
Уходившие вниз видели, как Абалаков с одной частью радиостанции в спинном мешке стал медленно подниматься к вершине. Вслед за ним двинулся в путь Горбунов. Последним шел Гетье, несший вторую часть радиостанции. Он сгибался под непосильной тяжестью и каждые десять-пятнадцать шагов в изнеможении падал в снег.
Туман спускался все ниже, и вскоре фигуры трех подымавшихся наверх альпинистов расплылись в нем неясными силуэтами.
Гущин, Цак и Шиянов спустились в лагерь «6400».
Шиянов согрел воды, промыл Гущину рану и переменил повязку. Сам Шиянов тоже чувствовал себя слабым. Он и Гущин решили ночевать на «6400».
Между тем Цак должен был спускаться дальше. Он получил задание как можно скорее добраться до нижних лагерей и вновь подняться с носильщиками наверх, на «6400» или «6900», чтобы доставить штурмовавшей вершину группе продукты. Медлить нельзя было ни минуты. Погода портилась, могла возникнуть необходимость отсиживаться в палатках, а для этого нужно было продовольствие.
Но как спуститься одному по скалистому ребру, когда и в связке с опытным товарищем спуск был труден и опасен?
Выручили старые навыки.
Есть альпинисты, ходящие по горам в одиночку. Они любят оставаться одни лицом к лицу с величавым миром вершин и ледников. Ради этого они готовы подвергаться любому риску и любым опасностям.
Цак, австрийский рабочий-коммунист, у себя на родине был альпинистом-одиночкой. Много глетчеров прошел он один, без товарищей, осторожно прощупывая впереди себя ледорубом снег, много вершин в Альпах и Тироле он взял, не связанный ни с кем веревкой. И теперь он не отступил перед труднейшей задачей — спуститься по скалистому ребру. Он надел спинной мешок, взял ледоруб и исчез в скалах шестого «жандарма». Поздно вечером он достиг двух палаток на краю трещины на фирновом обрыве — лагеря «5900». Одинокий огонек походной кухни зажегся в одной из них...
На другой день Гущин и Шиянов решили продолжать спуск. Но когда они высунулись из палатки, они были поражены происшедшей за ночь переменой. Сильный снегопад покрыл скалы и ледяные склоны толстым пушистым слоем. В рассеянном свете, пробивавшемся сквозь туман, снег слепил глаза.
Снег и туман... Даже для здоровых альпинистов спускаться в таких условиях было бы безумием. Однако другого выхода не было: в лагере продукты были на исходе, да и этот скромный запас надо было оставить для группы, штурмовавшей вершину.
Альпинисты связались на всю длину веревки и тронулись в путь.
Мучителен и опасен был этот спуск по окутанным снегом скалам и льду в густом тумане. В прорывах тумана выступали очертания каких-то огромных утесов. Под снежной пеленой нельзя было различить, где скалы переходят в ледяной склон. В сущности, это был спуск ощупью. Каждый метр приходится прощупывать ледорубом, почти на протяжении всего пути рубить ступени
Когда альпинисты преодолели шестой «жандарм» наступили сумерки. Жестокий мороз сковывал все движения, штурмовые костюмы и рукавицы оледенели
Начали спуск по пятому «жандарму».
Это был самый опасный отрезок пути: крутой обледенелый гребень обрывался с обеих сторон бездонными пропастями. С шуршанием падали с него лавины свежевыпавшего снега. В прорывах тумана временами появлялся в небе неполный диск луны. В его свете перед альпинистами вырастал гигантский пик. Он казался очень близким, но это был мираж в неверном лунном свете...
Гущин, как более слабый, идет первым. Он спускается на длину веревки и забивает в скалу крюк, чтобы страховать Шиянова, когда тот начнет спускаться.
Шиянов следил за каждым его движением. Потом внезапная слабость охватила его. Ледяной карниз, смутно чернеющая фигура Гущина — все это исчезло, расплылось в нахлынувших видениях другого мира. Шиянов увидел себя в Москве, в своей комнате. За стеной слышались голоса родных. Потом кто-то постучал в дверь.
— Войдите! — сказал Шиянов.
Никто не входил. Стук продолжался все сильнее все настойчивее...
Шиянов очнулся и увидел Гущина, сильными ударами молотка вгонявшего в скалу крюк.
Шиянов похолодел от ужаса. Жизнь товарища зависела от его внимания, силы и быстроты, а он позволил себе забыться...
Заночевали на маленькой площадке у подножия пятого «жандарма». Светила луна, и туман проплывал густыми рваными хлопьями, открывая запорошенные снегом вершины и отвесные скалы.
Разложив на площадке спальные мешки, альпинисты с трудом залезли в них.
Снег перестал. Ветер гнал по небу разорванные тучи. Где-то внизу взошла луна и залила все вокруг неверным сиянием.
Гущин и Шиянов следили за фантастической игрой лунного света. Они забыли и безмерную усталость, и опасность предстоявшего на другой день пути. Ночь затопляла их потоком тревожной и причудливой красоты. Были те мгновения, которые навсегда порождают тягу в горы.
Потом тучи сгустились, и снова пошел снег. Большие хлопья запорошили спальные мешки с неясными очертаниями двух человеческих фигур...
Альпинисты проснулись рано утром. Не хотелось вставать. В спальных мешках было тепло и уютно. Усталость и безразличие охватывали непреодолимыми оковами. Надвигалось то страшное состояние апатии и безволия, которое в горах опаснее лавин и трещин.
— Пойдем, Юра, — сказал Гущин, собрав последние силы. — За нас никто вниз не пойдет.
Шиянов вылез из мешка и помог вылезть Гущину. Он надел ему башмаки. И перед тем, как тронуться в путь, запасливый Гущин вынул из кармана галету, которую он сберег. Маленький белый квадратик был драгоценностью. Шиянов разломал его на две равные части.
С огромным трудом, держась одной рукой за ступеньки, спустился Гущин по веревочной лестнице, которая восемь дней тому назад испугала носильщиков. Пятый «жандарм» был преодолен, еще одна ступень к спасению пройдена. Двинулись дальше. Гущин по-прежнему шел впереди, разгребая снег ногами, иногда сидя съезжая по заснеженным скалам. Шиянов страховал его и затем без страховки спускался сам.
Миновали четвертый «жандарм». До лагеря «5900» осталось пройти только один — третий. И тут альпинисты едва не были сброшены с ребра в пропасть порывом ветра.
К лагерю «5900» добрались в темноте. И здесь неожиданно кончились все испытания: в лагере был Цак с носильщиками.
Они сняли с Гущина и Шиянова башмаки и оледенелые, твердые, как броня, костюмы. Цак приготовил ужин и чай.
Начавшаяся вечером вьюга перешла ночью в шторм. Шторм разогнал туман. Горы, одетые в сверкающий покров свежевыпавшего снега, снова раскрылись. У вершины гребней виднелись «флажки» — полотнища снежной пыли, гонимые ураганом.
Когда ветер немного стих, Шиянов, Гущин и Ураим Керим начали спуск в лагерь «5600».
Здесь альпинистов встретил доктор Маслов, и Гущин, впервые через девять дней после ранения, получил, наконец, медицинскую помощь.
Затем Гущин, Шиянов, Ураим Керим, Ураим-Голова болит и Абдурахман спустились в ледниковый лагерь...
...Мы выслушали рассказ наших товарищей. Положение было тяжелым. Больше всего мы опасались, что альпинисты, ушедшие 30 августа к вершине без спальных мешков, не учтут опасности тумана и заблудятся. Но и в том случае, если они вернулись в лагерь, их судьба внушала серьезную тревогу. Надо было спешить с помощью, надо было как можно скорее доставить наверх продовольствие. Поэтому Дудин с Абдурахманом после обеда начали подъем на «5600».
Вскоре после их ухода мы увидели с нашего наблюдательного пункта двух человек, двигавшихся от лагеря «6900» в направлении к вершине.
Мы были изумлены. Неужели наши товарищи, пережив дни страшного шторма, продолжали восхождение при полном отсутствии продуктов?
4 сентября с утра мы снова стали наблюдать за горой и вскоре заметили, как две маленькие черные фигурки начали подниматься по ребру от лагеря «5600». Очевидно, Нишан и Зекир шли наверх с продовольствием для штурмовиков. Они прошли второй «жандарм» и подошли к лагерю «5900». Вскоре уже не две, а три фигурки продолжали подъем: Цак присоединился к носильщикам. Они миновали третий и четвертый «жандармы» и исчезли в скалах пятого «жандарма»...