<…> в Берлине, среди русской эмиграции возник вполне естественно вопрос: чем руководствовалась, собственно говоря, советская власть <…>

<…> Участились расстрелы, массами высылают представителей умственного труда в советские губернии, где они в тяжелейших условиях концентрационных лагерей, разумеется, обречены на гибель. <…>

В чем же дело? <…> Почему одним дарят свободу, возможность выезда из советской тюрьмы за границу, а другие обрекаются на лютые муки и смерть?

Вопрос тем более основательный, что многие из этих счастливчиков хорошо одеты, имеют веселый вид и приехали сюда с деньгами.

Судите сами. Профессора собираются открыть в Берлине русский университет. Хотят с места же открыть 3 факультета. Приехали, значит, надолго; о возможности скорого возвращения на родину не помышляют.

Откуда же средства на организацию университета? Говорят, что средства предоставлены сменовеховцами…

<…> очевидно, что советская власть принимает все меры для разложения кристаллизирующихся за границей монархических групп.

<…> Под подкупающей личиной «пострадавших», жертв большевистского засилия могут оказаться и прямые агенты советской власти, специально подосланные для пропаганды среди эмиграции.

<…> Подарив эмиграции ничему не научившихся «демократов» крайне левого толка, советская власть поступила буквально так же, как в свое время немцы, когда они доставили нам в Петербург в запломбированном вагоне целый букет коммунистов с Лениным и Троцким во главе…[125]

<…> Деградация [русского народа] произошла и в качественном отношении, т. к. погибли элементы наилучшие по своим биологическим и интеллектуальным качествам. Остался второсортный человеческий материал, произведен, то есть, «отбор шиворот на выворот». А история падения крупных государственных образований учит, что такой отбор является одним из важных факторов гибели.

Далее надо учесть влияние наследственности на будущие судьбы России, так как плохое поколение даст и плохое потомство.

<…> Ужасную картину представляет и половая распущенность населения. Правда, против нее начинается реакция, особенно среди женщин[126].

<…> Лично я всего лишь три недели тому назад был в России. Но ничего такого, о чем слышу и читаю, не замечал: и семьи в России существуют, и брак не исчез, и не сменился он беспорядочным сожительством, и кричать о сплошном разврате не вижу достаточных оснований.

Говорят:

Помилуйте, а большевистский декрет о гражданском браке и разводе?

Я не склонен защищать юридическую конструкцию этого декрета. Но совершенно не понимаю, что ужасного находят в его основных принципиальных положениях. Необязательность церковного венчания? Но ведь этот принцип принят, узаконен чуть ли не во всех культурных — «буржуазных» — странах. Свободный от церковных канонов, но регулируемый государственной властью развод? Но и это принято, узаконено в самых приличных европейских домах.

<…> Говорят:

Браки заключаются на 2 дня: сегодня повенчались — завтра разводятся.

Бывает, кстати сказать, — и при самодержавии бывало. И при узаконенной свободе развода такого рода случаи протекают теперь не так болезненно, как прежде.

<…> не хорошо на основании только деталей характеризовать нравственность целого народа. Это значит не понимать главных причин быта, основных его устоев. Ошибка, которую характеризует старая пословица:

Из-за деревьев люди не видят леса.[128]

<…> должны понять, наконец, слепые, что самый ужас происходящего доказывает только одно: безмерность мучений народа-гиганта века минувшего века терпевшего. Но и теперь, — когда сила необузданного гнева обрушилась на него самого, когда он страдает смертельно от собственного размаха, — и теперь народ все-таки говорит: «много терпели — еще потерпим, лишь бы прошлое не вернулось».

Хорошо же было это прошлое!

Не так, конечно, думают те, которые еще вчера были в верхнем гнетущем пласте народа. «Прошлое» им кажется раем земным по сравнению с тем будущим, за которое народ сейчас распинает себя на кресте. Не свобода, не равенство нужны им, а возврат, если не к форме, то во всяком случае к существу старого. <…>

Неудивительно, что две столь противоположные психологии «низов» и «верхов» вызывают различное отношение к одним и тем же историческим явлениям. Народ, не зная истории, чутьем понимает, что решительная борьба за право не пройдет бесследно, что расширит она дорогу к свободе, несмотря на все ошибки, несмотря на все преступления новых насильников. <…>

Отсюда две несовместимые перспективы жизни, между которыми примирения быть не может. <…>[130]