Он заложил руки за спину и стал, чуть покачиваясь на носках. Наверное, у него появилась такая привычка, потому что он хотел казаться выше, подумала Элька.

— Ты выучила ответы на вопросы? Для пресс-конференции?

— Да. А откуда вы знаете, какие они будут вопросы задавать?

— Они будут задавать те вопросы, которые им разрешено задать. Пресс-служба распространила эти вопросы заранее. Так это обычно и делается. Если кто-то из них задаст вопрос, которого в твоем списке нет, не отвечай. Просто скажи — на этот вопрос я отвечать не буду. Не «не велено», а «не буду». Ясно?

Он прикрыл двери в приемную, придвинул еще одно кресло и сел напротив, наклонившись к Эльке. Он тоже пользовался какими-то духами, и запах их показался ей, скорее, неприятным.

— Эля, послушай… я знаю, мне докладывали, что ты любишь смотреть дальновизор. Но не нужно слишком верить тому, что там говорится. На самом деле страна в сложном положении, Эля. Ледники наступают. Сельское хозяйство подорвано. Мы держимся за счет рыболовства и промышленности… и кое-каких технических новшеств. Но рыбу уводят тюлени, а дороги к рудникам и шахтам завалены снегом. Ледяные великаны…

— Их же не существует, — прошептала Элька, — ученые опровергли…

— Еще бы, — усмехнулся герцог, — Мусеум на государственном содержании. Но я сам их видел. Во время контрольного облета. Они страшные, Эля. Глаза у них светят то красным, то зеленым. Словно небесные огни. Когда такой выпрямляется… А если они однажды сойдут с гор?

Элька в ужасе прижала пальцы к губам.

— Ну да, есть укрепленный вал… есть бронебойные снаряды. Но если они погонят перед собой лавины… Кто устоит, Эля?

— Что же делать? — спросила Элька шепотом.

— Не знаю, Эля… Пока что главное — не допускать паники.

— А поселок, который… его и правда тюлени истребили? — замирая, спросила Элька.

— Нет, — сказал герцог, — тюлени не убивают людей на суше. Это старое соглашение, оно не нарушается.

— А если с ними совсем замириться?

— Как?

— Ну, я не знаю. Если бы они опять загоняли в сети рыбу. Я знаю, так раньше было, деда говорил.

Ей было лестно, что господин герцог говорит с ней, как со взрослой. Она начала было думать о нем плохо. Что он не рад ей. А он просто тревожится за свой народ.

— Не знаю, — устало сказал герцог, — конечно, это было бы очень кстати. Но рыбаки ненавидят тюленей. Я не могу гарантировать морскому народу безопасность, а это уже…

Он резко рубанул ладонью, словно отмахнулся.

У Эльки сжалось сердце. Это и значит быть герцогом, подумала она — знать то, чего не знает никто другой. Не перерезать ленточки, не именовать корабли, не красоваться в дальновизоре… С опасностью для жизни кружить на аэроплане над снежными пропастями, над страшными ледяными великанами. Принимать решения. Ждать катастрофы.

— Что мне надо делать? — спросила она тихо.

— А? — он смотрел в окно. Элька тоже посмотрела: по дорожке к стоящему у ворот экипажу шли женщина с девочкой. Лицо у господина герцога на миг стало беззащитным, каким-то очень домашним, но он тут же спохватился и вернул прежний сухой тон. — Ничего. Отвечать на вопросы. Иногда выезжать со мной в представительские поездки. Позировать светописцам. Улыбаться… Я понимаю, Калеб немножко грубоват. Я пришлю тебе компаньонку. Чтобы научила тебя манерам и немножко… пообтесала. Ну и тебе будет не так скучно. Что еще?

— Не запирайте меня больше на ключ, — попросила она тихонько.

— Хорошо. Не буду. Иди, Эля. Скоро начнется пресс-конференция. Тебе надо к ней подготовиться. Я тоже должен там присутствовать, но у меня еще много дел.

Она молча кивнула, встала, шурша платьем, и направилась к двери.

— У тебя красивое имя, — сказал он ей вслед, — откуда?

Она обернулась.

— Когда мамка меня рожала, как раз пустили электростанцию, — ответила она, — и в гостинице зажглись первые лампочки.

Вот мамка и…

Он больше ничего не спрашивал, и она закрыла за собой дверь.

Оказалось, позировать для светописцев не так уж приятно: сидишь под яркими лампами неподвижно, пока по шее стекают струйки пота. А перерезать ленточку по случаю открытия новой городской гошпитали тоже небольшое удовольствие: туфли натирают, а туго стянутая талия не дает вздохнуть. Неужели все эти нарядные дамы, что точно рыбки плавали в линзе дальновизора, чувствовали себя так же? В «Модной женщине» ничего про это не говорилось. Когда Элька спросила ласковую, прямо сахарную компаньонку, можно ли ей почитать новый выпуск «Модной женщины», та удивленно переспросила: «Что почитать, золотко?». Оказывается, она и не слышала о таком журнале.

Компаньонка учила Эльку, что надо отвечать на тот или иной вопрос и как держать себя за столом — оказывается, это гораздо сложнее, чем Элька думала. Но когда Элька попросила принести в комнаты печатную машину, опять удивилась: «Зачем тебе, деточка?». Элька, правда, настояла и теперь два часа в день лупила по клавишам под диктовку компаньонки, а потом исправляла ошибки, которых было так много, что Элька даже поинтересовалась, нельзя ли ей хотя бы сюда приводить учителей. Стыдно дочке герцога, пускай и незаконной, ходить неученой. Но компаньонка уклончиво ответила: «С осени, ласточка».

Элька была и ласточкой, и золотком, и лапушкой, но ей порой так хотелось услышать мамино «горе ты мое!». Утешало лишь то, что в далеком поселке мама с близняшками смотрят в дальновизоре на нее, Эльку, и думают, что ей тут хорошо живется.

Элька теперь понимала: господин герцог вовсе не рад тому, что она нашлась, скорее, наоборот, и держит ее при себе, чтобы она не наделала каких-то глупостей, а вовсе не из любви. По крайней мере, он с ней честен, думала Элька, и это уже хорошо.

Правда, он часто брал Эльку с собой, а значит, вовсе не стыдился ее. Например, только вчера она была с ним на большом приеме в Мусеуме. Элька думала, что ученые — это важные бородатые старики в очках, но ученые были молодыми, видными и смотрели заискивающе. Ничего про ледяных великанов против Элькиных ожиданий не было сказано, а говорилось про деньги на строительство нового корпуса Мусеума, на повышение окладов для тех, кто занимается важными для народного хозяйства исследованиями, и о прочих скучных вещах. По окончании приема Элька все-таки спросила герцога, почему ни слова не было сказано о ледяных великанах. Господин герцог ответил, что такие вещи обсуждаются с глазу на глаз и что руководство Мусеума потом нанесет ему отдельный, приватный визит. Элька хотела бы знать, что там будет говориться, во время этого приватного визита, но уже понимала: ей ничего не расскажут… Государственные дела, как любила говорить ласковая компаньонка, не твоя забота, лапушка.

Но сегодня, зашнуровывая на Эльке корсет (ох, и неловко в нем было поначалу!), компаньонка даже не сказала, ради кого ей пришлось выпрямлять спину и задерживать дыхание. Она только поспешно помогла ей причесаться и повела длинным коридором. Солнце, падающее из высоких окон, выстлало красноватые плашки паркета густыми охристыми квадратами.

В парадной зале, где по стенам висели морские карты и старые картины, темные портреты незнакомых людей, за длинным столом уже сидели несколько человек. Элька узнала господ министра рыболовства и рыбной промышленности, министра морского транспорта и министра иностранных дел (Элька не раз видела их светописные портреты в газетах), сидящих бок о бок на толстых бархатных стульях, Калеба с блокнотом за маленьким столиком в углу. Остальных она не знала, хотя их лица были ей смутно знакомы, тоже по газетным светописным рисункам. Господин герцог в официальной черной паре, с золотым медальном, который он надевал только в торжественных случаях, сидел во главе стола, но когда Элька, сопровождаемая компаньонкой, вошла, встал, подошел к ней и усадил рядом с собой. Такого не случалось еще ни разу: сидевшие за столом тоже удивлялись и перешептывались, склонив друг к другу головы и искоса поглядывая на Эльку.

— Не понимаю, — герцог нервно двигал туда-сюда стакан с водой, — первый раз за сто лет… Я предпочел бы решать этот вопрос без тебя. Но они требуют твоего присутствия…