— Поторопитесь, девица Яничкова, — сказал господин Гланц, и Элька, оторвавшись от матери, побрела по трапу, подбирая широкие юбки. Это господское платье оказалось совсем неудобным, а ведь в фильмах эти юбки так красиво развевались на ветру.

Порт тоже разочаровал Эльку. Между бортом парохода и причалом плескалась, неся на себе мусор, мутноватая вода; грузовые стрелы, в пять раз выше, чем в поселковой гавани, клевали ящики, и тюки, озабоченные люди, заляпанные чешуей и мазутом, бродили меж грузов, поминутно заглядывая в истрепанные бухгалтерские книги. Пахло фруктовой гнилью и застоявшейся бочковой водой.

Садясь на пароход, Элька воображала себе, как она красиво сбежит по трапу среди разноцветных флажков и белых цветов, которыми осыпают ее горожанки. Но когда она, бледная после болтанки, на подгибающихся ногах, спустилась на серый шершавый настил, обнаружилось, что их никто не встречает.

А она-то думала, что господин герцог будет ждать ее на пристани, чтобы заключить в объятия. В глубине души она была рада этому: в море Эльку с непривычки укачало, и сейчас она выглядела не лучшим образом. Да и синее платье, такое красивое поначалу, после того как она в нем почти все путешествие провалялась на диванчике в каюте, помялось и обвисло.

Держа в руке шляпку и узелок с бельем, она растерянно озиралась, пока господин Гланц не сказал: «Сюда!», а секретарь, взяв ее твердой рукой за локоть, не подтолкнул к закрытому экипажу, черному, без всяких украшений. У господина Йожефа, управляющего лазнями, и то выезд был шикарнее.

В закрытом тесном пространстве экипажа, за окном которого мелькали чужие большие дома и многолюдные улицы, Эльке, затиснутой между господином Гланцем и секретарем, вдруг стало страшно. Может, господин Гланц ее обманывал, и на самом деле ее везут в тюрьму, как самозванку?

— А куда мы едем? — спросила она тревожно.

— В резиденцию его светлости, — ответил господин Гланц.

Элька облегченно выдохнула. Значит, все-таки не в тюрьму. С другой стороны, она вдруг испугалась и встречи с герцогом. Что он ей скажет? Что она ему скажет? Они ведь совсем чужие друг другу.

— А как зовут его дочку? Ну, законную.

— Зачем тебе? — равнодушно спросил господин Гланц.

— Ну ведь, раз я буду с ними жить…

— Ты вряд ли будешь с ними жить, — сказал господин Гланц, — скорее всего, тебя определят в пансион. Нужно же как-то привить тебе соответствующие навыки.

— Но у меня уже есть навыки. Я читала «Как вести себя в высшем свете». В «Модной женщине».

— Полагаю, — улыбаясь, сказал господин Гланц, — этого недостаточно.

Эльке стало стыдно — она почувствовала себя неуклюжей и глупой. Может, подумала она, увижусь с папкой, и все будет по-другому. Все-таки папка же.

При мысли о том, что она вот-вот увидит господина герцога, у нее замирало где-то под ложечкой.

Экипаж, прошуршав колесами по гравию, въехал в ворота и остановился перед крыльцом широкого серого дома. Выбраться наружу Эльке никто не помог, пришлось ей самой выпрыгивать на землю, подхватив юбки.

Ступеньки, ведущие в дом, тоже были низкие и широкие, и окна в коридоре были низкие и широкие, а коридор вел в небольшой кабинет с приемной.

В приемной еще один крепкий, широкоплечий человек с необычайной ловкостью ударял широкими пальцами по клавишам печатной машины, а в полукруглом кабинете с окнами, выходящими в голый сейчас сад, за письменным столом красного дерева сидел герцог.

Элька так растерялась, что неуклюже присела, запутавшись в юбках.

— Спасибо, Гланц, — сказал герцог, — можешь идти.

Он отодвинул стул и выбрался из-за стола.

В резком дневном свете господин герцог казался совсем не таким красивым, как в линзе дальновизора. Лицо у него было желтоватое, под глазами мешки, а под черным сюртуком вырисовывалось заметное брюшко. Элька пожирала его глазами, в надежде увидеть хотя бы какое-то сходство со своим собственным лицом, но сходства было не больше, чем у любого случайного человека.

— Значит, ты — Эля, — задумчиво сказал он.

— Да, пап… — она запнулась и поправилась, — сударь.

— Ну что ж, — сказал он неопределенно. Голос у него был высокий и не то чтобы неприятный, но тоже совершенно чужой. — В данных обстоятельствах… Послушай, что это ты держишь?

Спохватившись, Элька поняла, что до сих пор сжимает узелок с бельем. Наверное, из-за него ей и было неловко делать книксен, ведь надо подхватывать юбки…

— Это… так, — она густо покраснела.

— Сколько тебе лет?

— Так ведь… — робко сказала Элька, но, встретив взгляд бледных глаз, добавила: — Месяц назад исполнилось четырнадцать, сударь.

— Ах, ну да, — пробормотал он, — конечно.

— Сударь, — Элька посмотрела на него полными отчаяния глазами, — если я вам в тягость… или… ну, не к месту здесь, так я не в обиде, мамка уже договорилась с пани Эльжбетой из кондитерии, и я…

— Какой еще Эльжбетой? — герцог покривился, точно от зубной боли. — При чем тут Эльжбета? Ах, ну да… — он вздохнул и покрутил в пальцах автоматическое перо, — послушай, Эля… принадлежность к державной семье налагает…

Он снова поморщился, уколовшись пером, и бросил его на зеленое сукно стола. Элька, чтобы больше не смотреть на него, разглядывала письменный прибор красного мрамора. Прибор был украшен гладким мраморным тюленем с круглыми темными глазами. Красиво.

— Я думал отправить тебя в пансион. Но, похоже, это бессмысленно.

Он заложил руки за спину и прошелся по комнате.

— Пиши, Калеб. Мы, наша светлость и глава государства, всенародно объявляем и официально признаем, что девица… как твое полное имя?

— Электра, — прошептала Элька;

— Электра Яничкова, дочь, — он, проходя мимо стола, кинул мимолетный взгляд в бумаги, — Ларисы Яничковой, проживающей в поселке Курортное, является также нашей дочерью, зачатой пятнадцать лет назад во время нашего посещения упомянутого поселка Курортное. Точка. Далее. В связи с чем упомянутая Электра Яничкова препровождена в столицу, чтобы получить соответствующее воспитание и образование. Точка. Что еще… Мы, наша светлость и глава государства, готовы обеспечить девице Яничковой будущее, отвечающее ее происхождению. Все. Подпись, печать. Телефонируй в «Вечернюю столицу» и «Столичные новости», пускай завтра пришлют своих писак и светописцев. Только сначала пусть парикмахер и стилист с ней поработают, чтобы она не так… — он опять чуть скривился, — и проинструктируй ее, как себя держать. Все. Отведи девицу в ее комнаты. Ты что-то хочешь сказать, Эля?

— А можно «Модную женщину»? — замирая, спросила Элька.

— Что? Какую модную женщину? Ты о чем?

— Ну, чтобы из журнала… из «Модной женщины». Тоже. Светописцев.

— Можно. Светописцев. Телефонируй туда, Калеб, нумер хоть знаешь?

— Найду, — сказал Калеб, не переставая стучать на машине.

Элька воображала себе всякую роскошь: ковры, фарфоровые вазы в человеческий рост, полосатые гнутые диванчики (они, Элька знала, называются козетками). А тут, ну, правда, две комнаты, но ничего особенного. Как будто у них в гостинице, только паркет блестит и в гостиной целых два стола — письменный и обеденный, правда оба маленькие. А вот дальновизора не было, он, наверное, стоит в общей зале, подумала Элька. Или в столовой.

Окно, забранное причудливой решеткой, выходило в сад, там сквозь голые ветки просачивались косые солнечные лучи, на клумбах лежали клочья подтаявшего снега, сквозь них пробивались упрямые фонарики крокусов… Она положила свой узелок с бельем и шляпку на кожаный диван, заглянула в платяной шкаф (он был пуст) и от скуки в книжный — там стояли книги в строгих коричневых переплетах, все одинаковые: когда Элька наугад вытащила одну, то оказалось, что она на непонятном языке и даже без картинок. Она еще немножко послонялась по комнатам, но делать было решительно нечего, а спать не хотелось. В саду солнце, и птицы охорашиваются на ветках, а она сидит тут как дура.