— Что ж, доктор Глассголд и доктор Вильямс, согласны ли вы, чтобы я вынесла свой приговор по этому делу, или желаете, чтобы было проведено судебное разбирательство?

Вильямс криво улыбнулся:

— Дела у нас и так — хуже некуда, мадам. Думаю, может быть, в наши файлы этот случай стоит занести, но чтобы об этом знал весь экипаж — наверное, лучше не надо.

— О да! — с готовностью подхватила Глассголд и горячо сжала руку Вильямса.

Реймонт только успел рот раскрыть, как Линдгрен ледяным голосом произнесла:

— Вы мой подчиненный, констебль. Безусловно, вы вправе обжаловать мое решение у капитана.

— Нет, мадам, я не стану этого делать, — покачал головой Реймонт.

— В таком случае, — сказала Линдгрен, откинувшись на спинку стула, — мое решение таково: сегодняшний случай и все высказанные по его поводу обвинения не будут внесены ни в какую документацию. Давайте поговорим о происшедшем иначе — по-доброму, как люди, которые волей судеб оказались надолго вместе в одной, образно говоря, лодке.

— Его вы тоже имеете в виду? — оскорбленно поинтересовался Вильямс, кивнув в сторону Реймонта.

— Вы должны понимать, что порядок и дисциплина нам необходимы, — мягко урезонила его Линдгрен. — Не будет этого — мы погибнем. Может быть, порой констебль Реймонт чересчур усердствует. Может быть, я ошибаюсь. Но, как бы то ни было, он — единственный полицейский и военный специалист на борту. Если вам не по душе его методы… ну что ж, собственно говоря, для таких случаев есть я. Расслабьтесь, успокойтесь. Я сейчас попрошу, чтобы нам принесли кофе.

— Если старший помощник не возражает, — проворчал Реймонт, — я предпочел бы уйти.

— Нет, не уходите, нам есть что вам сказать, — сердито возразила Глассголд.

Реймонт смотрел на Линдгрен. Казалось, еще чуть-чуть — и между ними проскочат искры: так наэлектризовалась атмосфера.

— Как вы верно указали, мадам, — продолжал Реймонт, — в мои обязанности входит обеспечение выполнения корабельного устава — не больше и не меньше. Тут же затевается нечто, к моим обязанностям отношения не имеющее, — теплая дружеская беседа за чашечкой кофе. Кроме того, я уверен, что джентльмену и леди без меня будет легче и спокойнее.

— Пожалуй, вы правы, констебль, — кивнула Линдгрен. — Вы свободны. Можете идти.

Реймонт встал, откозырял и вышел из кабинета. По пути наверх он встретил Фрайвальда, и они по-приятельски поздоровались. С пятью-шестью добровольными помощниками у Реймонта по-прежнему сохранялись добрые отношения.

Реймонт открыл дверь своей каюты. Кровати были сдвинуты и разобраны. Чиюань в легком, полупрозрачном пеньюаре, похожая на маленькую девочку, грустно посмотрела на него.

— Привет, — сказала она, внимательно глядя на Реймонта. — Ты мрачен, как туча. Что случилось?

Реймонт уселся рядом с ней и рассказал все, как было.

— Ну… — нахмурив брови, проговорила Чиюань, дослушав до конца. — Разве стоит их сильно винить?

— Да нет, не стоит, пожалуй, — вздохнул Реймонт. — Хотя… Не знаю. Ведь экипаж так старательно подбирали. Весь цвет науки. Что только не учитывали — образование, особенности характера, здоровье, преданность делу. И ведь все понимали, что скорее всего обратной дороги не будет. Ну, как минимум, нас ждало возвращение совсем на другую Землю, в другие страны, уже не такие, которые мы покинули… — Реймонт рассеянно пригладил жесткие волосы. — И как все переменилось. — Он грустно улыбнулся. — Судьба наша неизвестна, может быть, нам придется погибнуть, и уж наверняка нас ждет полная изоляция. Но разве все это так уж сильно отличается от того, к чему мы себя готовили, покидая Землю? Разве из-за этого надо так убиваться? Разве можно?

— Можно, — коротко отозвалась Чиюань.

— И ты туда же, — воскликнул Реймонт и бросил на китаянку свирепый взгляд. — Я на тебя так надеялся! Что с тобой? Поначалу ты была занята работой, развлекалась, веселилась, продумывала всякие планы на будущее насчет исследований на бете Девы. Да и потом, когда случилась беда, ты вела себя молодцом.

Чиюань вяло усмехнулась и погладила Реймонта по щеке.

— Ты меня вдохновлял, — призналась она.

— А потом… чем дальше, тем больше, — продолжал Реймонт. — Я все чаще вижу, как ты просто сидишь и ничего не делаешь! Ведь у нас с тобой началось что-то большое, настоящее, а теперь… ты все реже со мной разговариваешь. Даже секс тебя, похоже, интересовать перестал. Ты не работаешь, не мечтаешь, даже не плачешь в подушку в темноте… я бы услышал и проснулся. В чем дело, Айлинь? Что с тобой происходит? Что творится со всеми?

— Скорее всего, нам недостает твоей железной воли и желания выжить любой ценой, — ответила Чиюань.

— Да, я дорого ценю жизнь, это точно. И пожить красиво не прочь. Но ведь у нас есть все, что нужно, и даже какой-то комфорт. И такое захватывающее приключение, если вдуматься. Чего же еще?

— Ты знаешь, какой сейчас год на Земле? — задумчиво спросила Чиюань.

— Нет. Именно я уговорил капитана Теландера убрать подальше земные часы. Они были источником множества болезненных реакций.

— Большинство из нас могут и в уме подсчитать, какой там сейчас год, — возразила Чиюань и отрешенно, монотонно продолжила: — Теперь дома приблизительно десятитысячный год от Рождества Христова. Плюс-минус несколько столетий. Да-да, меня учили в школе, что понятие одновременности в релятивистских условиях исчезает. Но еще я помню, что такая веха, как столетие, имеет огромное психологическое воздействие. Годы идут и идут и превращают нас в изгнанников. Уже превратили. И ничего нельзя поделать. И речь уже не только о нашем экипаже. Не только о наших родных и близких. Что произошло за это время на Земле? В галактике? Чего достигли люди? Какие они теперь? Нам никогда этого не узнать, нам никогда больше не суждено разделить общую судьбу человечества.

— Ну и что из этого? — резко возразил Реймонт. — Доберись мы до третьей планеты беты Девы, луч мазера принес бы нам новости столетней давности. И все. Мы бы старились там и умирали, и смерть каждого из нас разлучала бы с человечеством, с Вселенной. Это людская доля, она всегда была такой. Так почему же нужно рыдать и рвать на себе волосы из-за того, что наша участь стала не совсем такой?

Чиюань печально посмотрела на Реймонта и медленно проговорила:

— Ведь ты не хочешь сам ответить на этот вопрос. Ты хочешь вытянуть ответ из меня.

Реймонт растерялся и пробормотал:

— В общем… да.

— Ты понимаешь людей гораздо лучше, чем говоришь о них. Это, несомненно, твое личное дело. Вот и скажи мне, в чем наша беда.

— Жизнь вышла из-под контроля, — не задумываясь, ответил Реймонт. — Правда, команду еще не коснулись упаднические настроения. Команда занята работой. Но ученые, и ты в том числе, были изначально нацелены на бету Девы. Они мечтали о героическом, грандиозном труде, к которому себя и готовили. Теперь они просто не понимают, что их ждет впереди. Единственное, что им понятно, так это то, что будущее наше непредсказуемо. Что мы можем погибнуть — можем, потому что подвергаемся страшному риску, и от ученых тут ничего не зависит, помочь они ничем не могут, а потому остается одно: сидеть сложа руки и ждать, пока команда сделает за них всю работу. Естественно, есть от чего пасть духом.

— А что же нам, по-твоему, остается делать, Чарльз?

— Ну, что касается тебя, то почему бы тебе не продолжать свою работу? Со временем мы приступим к поискам планеты, на которую могли бы высадиться. Тогда планетология станет жизненно важной наукой.

— Ты знаешь, что наши шансы ничтожны. Эта гонка будет продолжаться до тех пор, пока мы все не умрем.

— Проклятье, но мы можем улучшить наши шансы!

— Как?

— Между прочим, это один из аспектов твоей работы.

Чиюань улыбнулась, на этот раз чуть более живо.

— Чарльз, ты хочешь меня растормошить. Я буду работать хотя бы для того, чтобы ты перестал рявкать на меня. Поэтому ты и с другими так груб? Да?

Реймонт внимательно посмотрел на подругу.