Сазон молча одевался. Встав перед Прохором, он торжественно проговорил:

- Трудное дело, Прохор Васильевич, поручил ты мне. Но, чего бы это ни стоило мне, хоть головы, а я постараюсь его выполнить... Пиши Буденному. Ежели меня убьют, то отдайте родным коня, а то ж я последнюю лошаденку со двора свел... Пиши! - И, отвернувшись от Прохора, проворчал: - Я тебе покажу труса...

Прохор написал одну записку Буденному, прося его о помощи, и другую Звонареву, чтобы тот беспрекословно выдал из конюшни жеребца Сазону Меркулову по его личному выбору.

XIII

В мае германский отряд генерала фон Арнима торжественно вступил в Ростов. Вначале ехали баварские кавалеристы на грузных, лоснящихся от жиру вороных лошадях, затем, чеканно выстукивая по мостовой коваными каблуками и мерно покачивая щетину штыков, под гром барабанов и звуки фанфар, по Садовой улице проходила пехота.

Толпы нарядной буржуазии, заполнившие тротуары, восторженными криками приветствовали входивших в город "гостей". Дамы посылали им воздушные поцелуи, бросали солдатам букеты цветов. Немцы поглядывали по сторонам с видом победителей, гордо и надменно.

* * *

...На окраине города, утопая в яркой листве распустившихся деревьев, стоял маленький белостенный домик с красной черепичной крышей.

Подойдя к нему, Семаков оглянулся по сторонам и, убедившись, что, кроме него и Виктора, никого на улице нет, нырнул в гостеприимно распахнутую калитку. Виктор последовал за ним.

- Заждалась вас, - шепнула им молодая женщина в платке, запирая Калитку.

- Все уже собрались? - так же тихо спросил у нее Семаков.

- Все. Идите, они вон там, в садике.

Семаков и Виктор пошли по узенькой тропинке, пробитой в густой траве.

На лужайке, за кустами распустившейся сирени, сидело несколько мужчин и молодая красивая брюнетка. Белокурый молодой человек, по виду рабочий, стоял на коленях, что-то писал на табурете. Двое в защитных гимнастерках, чуть постарше, склонившись к табурету, покуривая, смотрели, как писал белокурый. В стороне от них, прислонясь спиной к створу акации, сидел Василий Афанасьев и о чем-то беседовал с Андреевым.

Плотный мужчина лет сорока с русой бородой посмотрел на Семакова и Виктора и сказал:

- Здравствуйте, товарищи! Садитесь!

Виктор присел на траву, а Семаков опустился на корточки и заговорил о чем-то с женщиной, полулежавшей на траве. В руках у нее был букет сирени.

- Познакомься, крестник, - сказал Семаков Виктору. - Это товарищ Елена.

Виктор пожал маленькую горячую руку женщины. Она улыбнулась и сказала:

- Вы совсем молоденький, еще мальчик... - И, заговорив о чем-то с Семаковым, крикнула писавшему: - Скоро ты, Журычев?

- Кончаем, - сказал тот, не отрываясь от писания. - Сейчас прочту. Желаете послушать?

- Ну конечно, - ответил Андреев. - Читай, послушаем.

Журычев встал.

- Слушайте, товарищи, - обвел он всех взглядом и стал читать:

"Товарищи!

Полчища корниловско-деникинских бандитов огнем и мечом водворяют на тихом Дону старый режим. Революционные солдаты и казаки вместе со своими братьями рабочими и крестьянами завоевали себе свободу, но генералы, капиталисты и помещики решили ее отнять у нас. Казаков мобилизуют на непонятную им войну. Иногородних крестьян снова намереваются превратить в бесправных людей и отнять у них землю, дарованную им революцией. На шею им сажают помещиков. У рабочих отнимают фабрики, заводы и все свободы, завоеванные ими. За нашими спинами снова встают полицейские и жандармы.

Товарищи, не поддавайтесь увещеваниям генералов. Они - ваши враги. Не вступайте в белую армию. Она будет вашей гибелью. Крепко держите революционное знамя свободы в своих руках..."

- Ну как, товарищи? - снова оглядел всех голубыми глазами Журычев.

- Вообще-то неплохо, - сказал Андрей, задумчиво ущипнув бородку. Вот коротковато только, пожалуй... Но ничего... Миша, - обратился он к молодому, пареньку, сидевшему одиноко в стороне, - возьми-ка это воззвание и беги в типографию, к Лукьяну Лукичу... Знаешь ведь его?..

- Знаю, - мотнул головой парень.

- Делай это осторожно. Если у тебя найдут эту бумажку, - не помилуют... Скажи Лукьяну Лукичу, пусть наберет и отпечатает экземпляров пятьсот...

Взяв у Журычева исписанный лист бумаги, паренек его свернул и сунул в карман.

- Нет, Миша, - покачал головой Журычев, - так не годится. Плохой ты конспиратор. А ну скидай сапог.

Паренек послушно сбросил с себя сапог и подал Журычеву. Тот внимательно осмотрел его.

- Ни одной дырки, - сказал он с сожалением. - Новый сапог.

Вынув из кармана перочинный нож, он аккуратно подрезал подклейку и засунул под нее бумажку.

- Вот так-то будет надежное. Надевай, мчись!

Надев сапог, паренек убежал.

- Ну что, товарищ Журычев, поговоришь с народом? - спросил Андреев.

- Обязательно, - кивнул тот головой.

Журычев сел на табурет. Виктор уже слышал о нем. Несмотря на то, что он был сравнительно еще молод - лет двадцати семи-восьми - он пользовался среди рабочих большим авторитетом.

- Поговорим, товарищи, - сказал Журычев, снова оглядывая всех. - Вам, конечно, уже известно о том, что у нас в Ростове для работы в тылу белогвардейской армии и германских оккупантов организован подпольный большевистский комитет, объединяющий многих истинных революционеров-большевиков. Мы с вами являемся частью этой организации...

Он коротко и ясно рассказал о целях и задачах деятельности большевистской организации в подполье.

- Наряду с большой политической массовой работой среди рабочих, крестьян и казаков мы начнем, а можно сказать, что уже и начали, развертывать широкую деятельность в воинских частях белой армии. Белые части быстро формируются. Оккупация германцами Ростова и других городов и станиц Дона способствует этому. Надо приложить все усилия к тому, чтобы изнутри разложить эти части. Мы связались с представителями некоторых белых воинских частей, преданными большевистской партии. Через них мы проводим агитационную и пропагандистскую работу. Снабжаем их прокламациями и нелегальной литературой. Но этого мало. Некоторым нашим товарищам-фронтовикам придется под вымышленными фамилиями зачислиться на непродолжительное время в ряд формирующихся белых частей с целью разложения их, а также и для разведывательной работы. В первую очередь, я имею в виду таких товарищей, как Волков, Курицын, Афанасьев и другие...

- Да вы что, товарищ Журычев! - с возмущением выкрикнул Афанасьев. Мыслимое ли дело, чтоб я вступил в ряды белогвардейцев?.. Нет, на это я не согласен. За кого вы меня считаете?..

- До сих пор считал вас дисциплинированным большевиком, - строго сказал Журычев. - А вот как дальше буду считать - будет зависеть от вашего поведения, от вашего подчинения партийной дисциплине... Напрасно вы, товарищ Афанасьев, кипятитесь. Разве я вас заставляю служить белогвардейцам?! Ведь вы только наладите в белой части работу, завербуете несколько надежных товарищей для продолжения работы, свяжете этих товарищей с подпольной большевистской организацией... Вот и все... Причем, это я говорю не от своего имени, а от имени Ростово-Нахичеванского большевистского подпольного комитета, который на этот счет имеет свое решение. Товарищ Афанасьев, вы должны зачислиться в формируемую белогвардейцами так называемую Астраханскую армию, товарищ Волков по документам прапорщика Викентьева вступит в Саратовскую армию, формируемую в Новочеркасске... Вы, товарищ Курицын...

Распределив всех присутствующих по белогвардейским частям, Журычев сказал:

- Завтра каждый из вас получит документы. Они так хорошо сделаны, что никакого подозрения у белогвардейцев не вызовут... Получите и инструкции от товарища Андреева... Договоритесь с ним о встрече. Вот пока и все.

XIV

Штаб 37-й стрелковой дивизии Шевкопляса обосновался на станции Ремонтная.

В окрестности станции шныряли белогвардейские шайки, и не было такого дня, чтобы в том или другом месте не происходили мелкие стычки. Но крупных боев пока еще не было. По данным разведки и по показаниям пленных белогвардейцев, белые на этом участке фронта сосредоточивали крумые силы для того, чтобы сразу же нанести сокрушительный удар советским войскам.

Дни стояли знойные, душные. Весь мир, казалось, изнемогал в напряженном томлении. Тоскливо посвистывали суслики в выжженной степи, нудно звенели кузнечики. Ленивыми тенями в горячем сухом воздухе носились степные орлы, выискивая зорким оком добычу...

Буденный, только что назначенный заместителем командира кавалерийской части, лежал под телегой в тени, сосредоточенно всматриваясь в карту сальских степей, иногда что-то в ней отмечая карандашом, прочерчивал какие-то линии, стрелы. Он изучал местность, расположение частей противника...

Стало вечереть. Солнце, разбухая и багровея, покатилось к закату. Небосклон на западе запылал в зареве. Из-под сараев полезли сумеречные синие тени. Кавалеристы начали уборку лошадей. Скребли их атласные спины скребницами, чистили щетками, гремя ведрами, подводили коней к колодцам, поили, а потом привязывали их на ночь к коновязям.

Буденный свернул карту и хотел было встать, но начавшийся разговор между конниками заставил его задержаться. О чем-то спорило несколько голосов.

- Пошел ты к чертовой матери со своими комитетчиками! - выругался чей-то хрипловатый голос. - Какая от них польза?

- Нет, ты так не говори, - возразил кто-то. - Я ведь сам был членом полкового комитета и знаю. Если, бывало, комитет что постановит, так черта с два командир что мог сделать своевольно.

- Так то же было при Керенском. А при советской-то власти на что они сдались?

- Нет, брат, ты неправильно говоришь...