- Зачем же напрасно подвергать себя опасности? - пробормотал Чернышев, заходя в такую часть кургана, где не было слышно посвиста пуль.
- Свиридов, - позвал Константин, - иди сюда!
При каждом свисте пули нагибаясь, заметно побледневший Максим нерешительно подошел к нему. Константин окинул его презрительным взглядом.
- Тоже мне офицер, - фыркнул он.
- Константин Васильевич, - виновато проговорил Свиридов. - Да ведь место-то тут в самом деле опасное... Вас ведь тут ранили.
Константин не ответил. Здоровой рукой он взял бинокль, висевший у него на груди, стал внимательно осматривать станицу, красные заставы, свои сотни.
Теперь уже и простым глазом было видно, как, обстреливая заставы большевиков, к станице перебежками пошли спешенные сотни белых.
- Почему не наступает с запада четвертая сотня? - взбешенно гаркнул Константин, оглядываясь на Чернышева. - Я же приказал наступать одновременно всем сотням, чтоб ни одной красной сволочи не выпустить из станицы.
- Сейчас выясню, господин полковник, - сбегая с кургана, крикнул Чернышев, очень довольный тем, что ему удалось, наконец, уйти с опасного места. Впрочем, на кургане теперь стало не опасно. Большевистская застава, обстреливавшая курган, все свое внимание сосредоточила на наступавшей казачьей сотне.
- Константин Васильевич, - вскричал ободрившийся Свиридов, - вон посмотрите, с западной стороны тоже стали наступать, - указал он на появившиеся из балки черные точечки, стремительно покатившиеся к станице.
- Ну и чудесно! - воскликнул Константин и снова стал оглядывать в бинокль развертывающееся поле боя. Он видел, как его казаки с шумом, криками, обстреливая рощи и займища, в которых засели красногвардейцы, все ближе и ближе подходили к станице, сжимая вокруг нее клещи.
Константин снова отхлебнул из баклаги спирту, самодовольно сказал:
- Через десять минут все будет кончено.
Вынув портсигар, он неловко, одной рукой, стал его открывать. Свиридов услужливо крутнулся к нему.
- Разрешите, господин полковник, я открою.
Константин отдал ему портсигар. Свиридов открыл его. Константин взял папиросу и сказал:
- Закуривай и ты.
Они закурили.
- Как твой конь, которого я тебе подарил? - спросил Константин.
- Дюже хорошо, Константин Васильевич! - заухмылялся Свиридов, довольный. - Благодарность большая моя за него...
- Ну, ты, Максим, иди за конем своим, сейчас поедем в станицу...
Свиридов сбежал с кургана, а Константин, еще раз оглянув в бинокль свои сотни, продолжавшие наступление, крикнул:
- Воробьев!.. Коня!..
- Коня командиру полка! - откуда-то отозвался голос адъютанта.
- Коня-а!.. - как эхо, прозвучало откуда-то издалека.
И тотчас же из синего, заплывшего маревом овражка ураганно выскочил всадник на вороной лошади, ведя в поводу великолепного серого жеребца.
Константин сбежал с холма и при помощи ординарцев взобрался на жеребца.
Подскакал на гнедом коне Свиридов, уже успевший надеть хорунжеские погоны.
- Вот, - посмотрев на него, одобрительно кивнул головой Константин. Правильно... офицер... Поедем!
- Теперь ехать некуда, - нервно засмеялся Свиридов. - Глядите, господин полковник, - указал он в сторону станицы.
Константин глянул и обомлел. Только что наступавшие на станицу казачьи цепи, теперь преследуемые красными конниками, стремительно бежали назад.
- Ах, сволочи! - выругался Константин. Он всадил шпоры в бока жеребцу и с места в карьер помчался навстречу бежавшим казакам. Адъютант, Свиридов и ординарцы едва поспевали за ним.
Наскочив на переднюю группу бежавших в панике казаков, Константин завопил:
- Назад, сволочи!.. Пострр-еляю! - задохнулся он от ярости.
Казаки попятились от него, растерянно переглянулись.
- Рассыпайся в цепь!.. Живо! - орал Константин. - Ложись!.. Ах, так вот он, провокатор-то! - взвизгнул вдруг он, поддавая шпоры жеребцу и на скаку выхватывая из кобуры наган. Жеребец, застонав от боли, подпрыгнул и сбил своей мускулистой грудью бежавшего носатого, черного, как жук, сотника, командира сотни. Посерев от испуга, он поднялся на ноги и ошалело глянул на Константина. Тот, повернув жеребца, в упор выстрелил в него.
- Умри, собака! - выкрикнул злобно Константин.
Сотник, обливаясь кровью, упал на землю.
Казаки с ужасом смотрели на Константина.
- Это он поднял панику, - закричал Константин, указывая на труп ни в чем не повинного командира сотни. - Он. Теперь назад, казаки, назад!.. Вот теперь ваш командир сотни! - указал он на бледного, вздрагивающего от ужаса Свиридова. - Максим, командуй!..
Свиридов со страхом глянул на Константина и срывающимся голосом закричал:
- Ложись!.. Командиры взводов, ко мне!..
Константин, сопровождаемый адъютантом и ординарцами, поскакал к следующей сотне, наступавшей на станицу. Но вдруг пуля с злым свистом сорвала с него фуражку. Константин, мертвенно побледнев, круто повернул жеребца назад и испытующе оглянул казаков. Но ничего он подозрительного не мог заметить. Все лежали в цепи, обстреливая десятка три красных конников, которые так отважно бросились в атаку на белую сотню, повернув ее в смятении назад. Сейчас красные конники стремительно мчались к себе в рощу.
- Кто в меня стрелял? - строго спросил Константин, холодно уставившись в Свиридова.
- В вас стреляли? - изумился Максим. - Да вы что?.. Неужто?..
Константин не ответил. Он молча взял свою фуражку у ординарца, которую тот поднял, и медленно поехал вдоль вытянувшихся в шеренгу лежавших казаков. Его страшно поразил только что происшедший с ним случай. Сразу же он как-то обмяк, присмирел...
XVII
Отряд красных с отчаянным упорством отбивался от наседавших белых. Местами дело доходило до рукопашных схваток. Белые каждый раз с большими потерями отходили назад.
И все же положение в отряде Прохора становилось критическим. Из всего состава оставалось теперь не более трети, причем среди находившихся в строю было много раненых. Ни у кого в отряде надежд на спасение не было. Но духом никто не падал.
Похудевший, с резко обозначавшимися чертами лица, с тенями под глазами, с белой окровавленной повязкой на голове, Прохор метался на своей уставшей лошади по станице, от одной заставы к другой. Дмитрий Шушлябин на взмокшей лошаденке не отставал от него. Он всюду следовал за Прохором. Два раза ему даже пришлось участвовать в конной атаке, когда Прохор водил конников на белых, и Дмитрию удалось зарубить одного калмыка, который в упор выстрелил в Прохора и ранил его в голову...
* * *
Теперь не к чему было держать сильно поредевшие заставы за станицей. Белые каждую минуту моли зайти в тыл и окружить красногвардейцев. Прохор приказал всем уцелевшим бойцам собраться в церкви, запереться в ней и выдерживать осаду насколько хватит сил. Церковь была каменная, крепкая.
Из школы в церковь перенесли всех раненых, продовольственные запасы, налили бочки с водой. Прохор сам с Дмитрием перенес запас патронов, которые он берег, как драгоценность. Конники должны были замаскировать отход застав, отстреливаясь до последней минуты.
Молчаливый, суровый, сидел Прохор верхом на лошади у ворот каменной ограды, пропуская в церковь подходивших с застав красногвардейцев.
- Проша! - с плачем подбежала к нему Надя. - Погибель вам... Я зараз видела, как беляки вошли в станицу...
- Где они?
- В нашей леваде. Батя к ним пошел...
- Дьявол старый! - выругался Прохор. - Предатель!
- Проша, тебя господь накажет. Он же отец наш.
- Иди, Надя, домой, - строго сказал Прохор. - Сейчас тут стрельба начнется... Убьют! Беги!..
- Братушка, - с отчаянием прошептала девушка. - Нагнись-ка, что скажу...
Прохор наклонился к сестре.
- Братец, родной, - зашептала она горячо, - гибель вам всем тут неминучая... - Ее голос задрожал, из глаз хлынули слезы.
- Милая моя сестричка, - потрепал ее по щеке Прохор. - Так что ты хотела сказать?..
Сквозь слезы она торопливо зашептала:
- На сеновале у нас я прорыла в сене бо-ольшую нору. Там хоть пятерым можно схорониться и никто не увидит и не догадается... Ей-богу, правда! для убедительности перекрестилась она... - Скажи Мите и пойдемте скорей... Через сад пройдем, никто не увидит. Буду вам носить еду... А как пройдет кутерьма, так вылезете из норы и уйдете...
- Надюшенька! - растроганно воскликнул Прохор. - Спасибо, родная! Спасибо!.. Это ты хорошо сделала... Я тебе сейчас дам двух раненых, ты и будешь их спасать...
- А ты? - упавшим голосом спросила Надя.
- Я не могу, милушка. Я ведь их командир. Что они обо мне подумают, если я их брошу?.. Нет, Надюша, я их не брошу до конца.
- Ведь убьют, Проша! - простонала девушка.
- Что ж, - пожал плечами Прохор. - Видно, доля моя такая.
- Ах, братушка, братуша, - зарыдала она. Потом подняла заплаканные глаза на брата. - А Митя?
- Вот Митю ты, пожалуй, можешь взять, - улыбнулся Прохор и шепнул ей. - Парень он хороший, Наденька. Его надо уберечь...
В глазах девушки заискрилась радость.
- Где он, братец?
- Вон едет, - указал Прохор.
По улице на маленькой лошадке мчался Дмитрий. Защитная фуражка на нем лихо сбита на затылок. Кучерявые темные волосы рассыпались кольцами по потному лбу, а из-под них озорной удалью горят глаза.
- Смотри, какой он лихой вояка, - кивнул на него Прохор.
Надя сквозь слезы с восхищением смотрела на своего любимого. Дмитрий подскакал к Прохору и отдал честь.
- Ваше приказание, товарищ командир, выполнено, - отрапортовал он. Сейчас кавалеристы прибудут сюда все до одного.
- Хорошо! - качнул головой Прохор и строго сказал: - Приказываю, боец Шушлябин, немедленно взять из церкви раненых Желудкова и Горемыкина и отвести их туда, куда поведет вот эта гражданка, - указал он на сестру. И не отлучаться от раненых, пока не минует надобность. Понятно?