– Ваше поведение доказало, что вы стоите на правильном пути и не последуете примеру своего отца.
Пауль надеялся, молился о том, чтобы это было правдой. Но как он может быть уверен, что в нем не дремлет зло, которое может проснуться в любой момент?
– Ваше доверие делает мне честь, и за это я благодарен вам, преподобный генерал. Но я не могу принять это назначение. Собственно, я пришел к вам с огромной, необычной просьбой.
– Какой же?
– Преподобный генерал, я хочу просить вас освободить меня от обета!
Сердце Клаудии бешено колотилось, когда она стояла у дверей квартиры и прислушивалась к шагам Пауля на лестнице. Когда он наконец появился перед ней, она едва сдерживала нетерпение.
– Ну? Как все прошло?
– Я больше не принадлежу к Обществу Иисуса, – очень серьезно произнес Пауль. – Преподобный генерал выразил понимание моей «особенной ситуации», как он сказал, и освободил меня от обета. Он даже позволил мне и дальше руководить сиротским приютом на Мондзее.
– Мне кажется, ты грустишь, – заметила Клаудия. – Может, ты все-таки поступил опрометчиво?
– Нет, это было правильное решение. Моя жизнь иезуита заканчивается. С этой минуты я обязан слушаться одну тебя!
Он обнял ее и поцеловал, и Клаудия почувствовала себя в безопасности. Такого она не испытывала ни с одним мужчиной. Пауль давал ей тепло и уверенность. Все то, чего ей не хватало, когда она была с Альдо.
– Ты настоящий подкаблучник! Или мне стоит назвать тебя «подрисовником»?
Оба рассмеялись. Они продолжали смеяться, даже когда оказались в спальне Клаудии, где разделись и, шатаясь, как пьяные, упали на кровать. Да они и были пьяны – от страсти, от счастья. Но Клаудию все равно не покидало ощущение, что Пауля что-то гнетет.
Когда она проснулась ранним утром, кровать рядом с ней была пуста. Почти. Она нашла написанное от руки письмо, которое ей пришлось прочесть несколько раз, прежде чем она поняла его до конца:
«Клаудия, сердце мое, я не хотел бы причинять тебе боль. Возможно, мне вообще не следовало приходить к тебе. Но я мечтал провести хотя бы одну ночь как тот, кем я так хотел бы стать, – как твой муж. То, что находится во мне, мое наследие, не допустит этого. Не проклинай меня за мое решение, Клаудия, постарайся понять. Вся любовь, которая у меня есть, принадлежит тебе.
Она позвала его по имени, хотя и понимала, что это бесполезно. Тогда она соскочила с кровати и собрала вещи. Она должна найти Пауля, пока не поздно. Взяв кобуру, Клаудия насторожилась. Она была странно легкой. Ее табельного оружия там не было.
Приятно смотреть, как солнце восходит над Римом и поднимается в синее небо. Однако Пауль испытывал грусть, думая о том, что он никогда больше не сможет любоваться этим видом, что счастье с Клаудией длилось всего одну ночь.
Но он должен действовать, пока им не овладел страх перед собственным решением. Кто может сказать наверняка, что он сделает, если в нем начнет проявляться наследие отца, наследие Старика? Он ни за что не хотел бы превратиться в подручного Хуана Фелипе Мартина и его банды заговорщиков. Дэвид Финчер был прав, и Паулю почудилось, будто он снова слышит его слова: «Свершите то, что должно!»
Пауль с грустью подумал о Клаудии и о сиротском приюте на Мондзее, в который он вложил так много энергии и любви. Но он знал: сиротский приют и дети, которые живут там, находятся в хороших руках его заместителя Роберта Баумерта.
Он стоял перед руинами приюта Сан-Ксавье, и солнечный свет делал их не такими безотрадными. Здесь все началось, и здесь все должно закончиться. Когда он раскрыл медальон, принадлежавший матери, и увидел старые фотографии родителей, он даже почувствовал некоторое удовлетворение. Скоро он воссоединится с ними. Теперь он понял, почему отец так мирно улыбался перед лицом смерти. Пауль тоже улыбнулся, доставая служебный пистолет Клаудии из кармана куртки.