Вокально-инструментальный ансамбль был приглашен из Новороссийска, так как репертуар геленджикских музы­кантов в основном состоял из произведений греческих ком­позиторов и греческих народных мелодий, к которым Лес­ник был абсолютно равнодушен. Он любил напевные рус­ские песни, ну и конечно, прежде всего, — блатные.

Два дня гуляли гости и родственники Лесника у него дома на семейном празднике. Огромное количество тостов было произнесено присутствующими в честь именинника, выпито море спиртного. Ему было сделано столько добрых пожеланий, что если бы они все осуществились, то он стал бы бессмертным.

Однако, Леснику было грустно на своем юбилее. Пе­решагнув свой семидесятилетний рубеж, он уже не был уве­рен, что доживет до следующей «круглой» даты. Разумеет­ся, такие невеселые мысли не были эффективным допин­гом для радостного вдохновения.

Радовало его только, что он в свои годы не одинок, на

ходится в окружении родственников, друзей, близких. Вот напротив него сидит с сыном друг детства Валет. Незамет­но наблюдая за ним со стороны, Лесник обратил внимание, что тот веселится как-то через силу, скованно и выглядит подавленным.

«Интересно, чем это Валет на моих именинах недоволен?» — подумал Лесник, но поскольку никто из гостей из-за стола не поднимался, то счел и для себя неприличным подходить к загрустившему другу, чтобы выяснять причи­ну такого состояния его души. Однако решил при первом же удобном случае поговорить с ним и во всем разобраться.

Вечером, когда родственники и гости устали от гулян­ки и вспомнили, что каждый живой организм по ночам нуждается в отдыхе, Лесник подошел к Валету и поинтере­совался у него:

—   

Тезка, как ты смотришь на то, чтобы перед сном про­гуляться к морю?

— 

Возражений не имею.

Они прошли по аллее к пляжу, уселись отдохнуть на скамейке около памятника Лермонтову.

—  

Виктор, я сегодня днем заметил, что ты все время какой-то сумрачный. Давай, рассказывай, что тебя мучает, — без вступления потребовал Лесник.

— 

С чего ты взял? — попытался возразить Валет, изо­бражая крайнее удивление.

— 

Кому ты шарики вправляешь? Да я тебя знаю, как об­лупленного, поэтому дурака не валяй и немедленно колись.

Закурив сигарету и не спеша пряча зажигалку в карман, Валет произнес:

—

Не хочется втягивать тебя в решение наших проблем.

—

Я ж тебе не чужой, — напомнил ему Лесник.

—

Потому и не хочу выбивать тебя из налаженного рит­ма жизни. Тем более в твоем преклонном возрасте, — по­шутил Валет.

—  

Знаешь что, кончай ломаться и переходи ближе к делу, — уже начиная злиться от нетерпения, стоял на своем Лесник.

— 

Считай, что уговорил, — вздохнул Валет, прикиды­вая, с чего начать свое повествование. — Значит так, ты моего сына Сергея знаешь хорошо.

—  

Парень молоток, неплохо крутится для своих лет, зашибает приличные бабки. Если мне память не изменяет, кажется, я тоже причастен к его теперешнему успеху.

— 

Вот его бабки как раз и испортили ему всю малину.

—  

Не понял юмора. Бабки не могут никакой малины испортить.

— 

А тут и понимать нечего. Ты слышал, что в нашей стране стал процветать рэкет?

— 

Не в тундре живу. Говори дальше.

—

Так вот, одна бригада шустряков села сыну на хвост, потребовала с него дань в пятьдесят процентов от выручки.

—

У нее приличный аппетит! Ну и как вы среагировали на такой запрос?

—  

В первый раз с моей помощью Сергей откупился от бригадира импортной тачкой. С этим свояком мы смогли найти общий язык. Но его, кажется, за

мокряка,

менты от­правили к хозяину. Вот тут на сына начались новые попол­зновения другого бригадира.

— 

Вам удалось дать ему обрат?

—

Удалось, но его сын провернул без меня. Я о нем даже не знал.

— 

Что-то ты темнишь. Как у него это получилось?

—  

Нанял киллера, чтобы тот замочил бригадира, а сам уехал на Запад отдыхать, чтобы отвести от себя всякие по­дозрения в соучастии с убийцей.

— 

Что получилось из его затеи?

—                    

Киллер замочил бригадира вчистую. Но заступив­ший на место убитого вожак еще борзее того оказался, совсем сыну от него житья не стало.

— 

Какая у него кликуха? Может быть, я его знаю?

—

Лука! Откуда тебе его знать? Он из молодых, зубас­тых, которые на наш воровской закон кладут хрен с прибо­ром. Я ходил к нему толковать, хотел полюбовно догово­риться с ним о сыне, но он не дался мне гладиться, оттянул меня, как какого-то фраера, и прогнал под зад.

— 

И ты не выступил?

—  

В моем возрасте писать против ветра, себя не ува­жать. Я же видел, что если скажу ему что-нибудь против шерсти, то его гаврики так поговорят ногами с моими бо­ками, что потом самому жить не захочется.

— 

Неужели ты так сдрейфил перед ним, что перед ухо­дом даже дверью не хлопнул?

—

Дверью-то я хлопнул, но потом уже, когда понял, ч- то разговор у нас с ним не получился. Я ему сказал, что если он меня не уважит, то пожалуюсь на него своим корешам. А что мне осталось делать? —заранее оправдываясь перед Лесником, что, не заручившись его согласием, посмел уг­рожать Луке своими связями.

Молча согласившись с объяснением Валета, приняв его для себя достаточным, Лесник спросил:

— 

Интересно узнать, как он среагировал на твои слова?

—

Сказал, что если мои кореша такие же пердуны, как я, то он нас всех в гробу видал в белых тапочках.

— 

Однако же он нахал. И ты ему за такое разглаголь­ствование даже в ухо не врезал?

—  

Пытался пощекотать его брюхо пером, но пока до­ставал его из кармана, он врезал мне своей клешней по мусалу, отобрал пику и поджопником выкинул из бара на двор.

—

Лихо он с тобой управился, — заметил Лесник.

— 

Как повар с картошкой, — согласился с ним Валет.

—

Так что, ваше кино кончилось поджопником?

— 

Не знаем, что делать. Мы все свои силы исчерпали.

Сергей собрался смазывать лыжи и драпать на Запад. На Мальте у него шикарная фазенда и бабки приличные на счете. Но мне его не хочется туда отпускать. Как-никак, а он мне сын, к тому же единственный.

—

Ты его не держи около себя, пускай бежит туда, куда надумал.

— 

Почему?

— 

Если бы он не нанял киллера для убийства бригади­ра, то я мог бы встретиться с Лукой, сказать в защиту твоего Сергея пару ласковых слов и решил бы миром вашу беду. Но твой сынок замочил вора, а поэтому я не могу теперь быть его защитником.

— 

Я предполагал, что ты именно так решишь. Конеч­но, это для меня Сергей — сын, а для тебя он — фраер, ко­торый посмел поднять руку на вора.

— 

Ты меня правильно понял, освободив от неприят­ного объяснения. То, что Сергей организовал убийство вора, ты мне не говорил и я об этом ничего не знаю. Я не хочу быть втянутым в эти дрязги.

— 

Само собой разумеется, — заверил его Валет.

— 

Оказывается, твой сынок шустрый, как веник, — иносказательно похвалил Сергея Лесник.

— 

Порой даже слишком шустрый, — поделился Валет своей бедой с другом.

— 

Сколько ему сейчас?

—

Тридцать два.

— 

Не женат?

— 

Сейчас нет.

— 

Что, успел развестись?

—

Успел! Да, может и к лучшему. Бесплодная баба по­палась и непутевая.

— 

По годам тебе уже давно пора дедом быть.

—

Да он, как петух, топчет всех подряд баб и ни на од­ной, засранец, не остановится. Одна малолетка от него

умудрилась сына родить.

—

Он его признает своим?

— 

Признает! Там все железно! Купил ей квартиру, ба­бок подкинул, няньку нанял, в общем — содержит.