Вскоре послышалась собачья брехня, и преследователи вышли на берег напротив Чертова острова. Здесь следы терялись, и собаки, сколько ни старались их проводники, так и не смогли вновь взять следа. Было решено дождаться утра, так как темень стояла хоть глаза выколи.

Всю ночь Карл с Веревием, проклиная комаров и настырных полицейских, пролежали на сыром песке в густых зарослях ивняка. Спозаранку собачий лай возвестил их о том, что преследователи проснулись. Им было несказанно легче, чем беглецам пережить ночные атаки зловредных кровососущих насекомых, коих в пойме реки Ежовки в это время года было великое множество. Всю ночь вахтенные жгли костры и, накидав в них травы, делали из них огромные дымари, которые отпугивали кровопийц от их спящих товарищей. Собаки с проводниками опять разбрелись по берегу реки, внимательно всматриваясь в противоположный берег, принадлежащий Чертову острову.

Внезапно один из проводников что-то заметив, подозвал остальных. Вскоре к ним подошел офицер, который приложив руку, для того чтобы защитить глаза от восходящего солнца, вытаращился прямо на то место где прятались беглецы. Веревий и Карл нервно переглянулись. Каким образом полицейские догадались, что они залегли именно здесь? Внезапно их обоих одновременно осенила одна и та же догадка. Задрав головы вверх, они взвыли от бессильной злобы. Прямо над ними стояло плотное облако комарья, которое было превосходно видно с противоположного берега реки их преследователям.

Словно для того чтобы проверить свои догадки полицейский офицер поднял пистолет и выстрелил прямо по Карлу с Веревием. Пуля срезала ивовую ветку, над головой у Веревия. А в это время уже другой полицейский поднимал свой пистолет. У друзей не было уверенности в том, что и он промахнется. Поэтому, не считая более нужным, скрывать свое присутствие, они вскочили и побежали вглубь острова. Вслед им несся издевательский хохот и улюлюканье преследователей.

Если бы Сенсей, Ольга и Иннокентий Павлович не были так заняты своим ожесточенным спором, то они бы заметили, что их подслушивают. После разговора со слепым старцем, Сабутис отправил вслед за ним одного из своих верных соглядатаев по имени Кехр. Поэтому словесная перепалка между женщиной и ее родственниками происходила под его недремлющим оком.

Кехр с удивлением обнаружил, что придурковатый глухонемой, оказывается, прекрасно разговаривает и, судя по всему, со слухом у него тоже полный порядок. Оживленное обсуждение предложения его хозяина Сабутиса велось на каком-то тарабарском наречии, которое он, как ни старался, так и не смог понять. Но, по большому счету, это ему было и не очень нужно. По интонации произносимых слов и фраз, по мимике говорящих, Кехр понял вполне достаточно для того, чтобы придти к определенным умозаключениям.

В частности он понял, что сначала предложение было с негодованием отвергнуто, но затем, по мере осознания безвыходности их положения, женщина начала склоняться к тому, чтобы принять его.

Немалое беспокойство Кехра вызывал второй сын старика, который непонятно почему притворялся глухим и немым. Он был настроен очень решительно и уговаривал женщину ни в коем случае не поддаваться на уговоры. Пару раз он вскакивал с места и ожесточенно жестикулируя, размахивал своими огромными кулаками покрытыми непонятными шрамами. По его развитой мускулатуре, можно было подумать, что этот человек долго проработал в каменоломне, только камни он дробил не молотом, а кулаками. Также Кехру очень не понравилось выражение его глаз, от этого взгляда становилось холодно, словно в пустыне ночью. Было в них, что-то от змеи, которая собирается сделать стремительный выпад вперед и цапнуть тебя ядовитыми зубами, от которых нет спасения. С этим странным дурачком, который на поверку таковым вовсе не являлся, нужно было быть очень осторожным.

Мальчишка, который был сыном женщины, не принимал участие в споре. В душу Кехра закралось подозрение, что тот вообще не понимает, о чем спорят старшие. Быть может, он вообще не знал их языка?

Женщина была хороша, что и говорить! Кехр тихонько поцокал языком и восхищенно покачал головой. Везет же этому жирному борову Сабутису! Ее необычно короткие для египетских женщин черные как смоль волосы, выдававшие в ней чужестранку, ничуть не портили ее, а наоборот выгодно подчеркивали ее точеную шею. Высокие породистые скулы и чуть раскосые глаза, редкого в Египте зеленого цвета, говорили о том, что в ее жилах течет не простая кровь. В пользу этого говорил также тонкий нос с горбинкой и чувственный разрез губ.

Взгляд Кехра скользнул по роскошным плечам красавицы вниз и задержался на двух тяжких округлостях, увенчанных темными кругами, посреди которых вздыбились чувственные соски. Груди женщины, согласно египетской моде, не были прикрыты. Утерев вдруг откуда-то набежавшие сопли тыльной стороной ладони, соглядатай, тяжело вздохнул. Ему никогда не удастся испытать неземное наслаждение, сокрытое между высокими полными бедрами этой женщины!

Чтобы отвлечься Кехр переключил внимание на старика. И здесь его тоже ждала неожиданность. Выяснилось что старый негодяй вовсе никакой не слепец! Когда старому шуту надоело корчить из себя беспомощного слепого, тот вытащил из под век что-то, и глаза его вмиг стали синими, как лазурит. А белки глаз налились страшным кроваво-красным цветом. Нет, здесь определенно не обошлось без колдовства, и этот жуткий красноглазый демон был у них за главного!

Кехр отделился от стены в тени, которой он прятался и стремглав бросился по улице, вздымая клубы пыли. Нужно было срочно предупредить хозяина обо всем, что ему удалось узнать.

Сабутис воспринял собранную шпионом информацию с нескрываемым интересом.

Когда же Кехр принялся взахлеб рассказывать ему о том, что эти четверо связаны с демонами и нечистым колдовством, он довольно холодно прервал поток его красноречия:

— Замолчи, глупец, и слушай! Я парасхит в пятом поколении. Мой отец и дед, и прадед, и дед моего прадеда были парасхитами. Изо дня в день, я, как и они, много лет занимался страшными и отвратительными делами. Кромсал плоть мертвецов, вынимал внутренности, складывал их в канопы и заливал бальзамическими смолами. Выпотрошенные трупы я вымачивал в натре, потом сушил раскаленным ветром пустыни, бинтовал льняными полосами и опять заливал бальзамами. К пятнадцати годам я уже сбился со счета, скольких покойников приготовил к путешествию в царство мертвых.

Переведя дух, Сабутис налил себе в алебастровую чашу прохладного пивного напитка из стоящего перед ним, глиняного кувшина. Все это время, Кехр с подчеркнутым смирением впитывал мудрость, которой с ним щедро делился старшина гильдии парасхитов. Старшина на радостях, что жена отправленного им в Фаис нового работника, сегодня вечером станет его, крепко перебрал пива. И теперь его потянуло на нравоучительные разговоры.

Промочив горло, Сабутис продолжил:

— Так вот, ни мои предки, ни я, ни разу не сталкивались с чем-то, что действительно можно было бы назвать проявлением демонических или божественных сил! Я не могу сказать, что всего этого нет, и это вообще не существуют. И совсем не по той причине, о которой ты только что подумал, глупый Кехр! Я просто не хочу ссориться со жрецами, которые в храмах, денно и нощно призывают нас поклоняться этим силам. Они делают свое дело, а мы свое. И не годится мешать друг другу, распуская всякие глупые сплетни. Так вот, что касается демонических и противостоящих им божественных сил. Я во всеуслышание говорю — да, они существуют! Но тут, же добавляю, что существуют они лишь в головах у людей. Если человек не впускает себе в голову демона, то этот демон вне этого человека не существует! Ибо он не проявлен вовне, а болтается там, где до него нет никому дела. Теперь, понял?

Кехр, не веря своему счастью, придал лицу бессмысленное выражение и тупо уставился на хозяина. По его глупому виду можно было заключить, что он не был готов, к столь неожиданному вопросу.