При ознакомительных и тренировочных прыжках, когда парашютист дергает за кольцо сразу же после отделения от самолета, он в штопор не попадает. Как правило, парашютист может войти в него лишь после свободного падения не менее 150–200 метров, когда разовьется достаточно большая скорость, а следовательно, достаточное сопротивление воздуха.
Свободно падающего парашютиста по мере нарастания скорости постепенно тянет на спину, потому что главный парашют слишком тяжел и меняет весовую центровку. Начались поиски того, как избежать штопора. Нельзя ли, скажем, пользуясь руками и ногами, как рулями, управлять телом в воздухе, придавая ему удобное для падения положение. Совершив десятка три прыжков специально для изучения входа и выхода из штопорного положения, лично я добился того, что вполне сознательно мог входить и выходить из этого режима падения.
По заданию командования ВВС Ленинградского военного округа мне пришлось поработать над созданием подробной инструкции о том, как действовать во время падения, чтобы не входить в штопор, и как из него выходить. Эту инструкцию мы хорошо проработали с инструкторами парашютного дела в своем соединении. Затем она была разослана во все части округа.
Но одно дело знать, другое дело уметь выполнять затяжной прыжок. Над вопросом, как выполнить весь процесс падения с длительной задержкой раскрытия парашюта, чем и как регулировать положение тела, парашютисты работали постоянно, затратили много труда и времени прежде, чем достигли ясного и четкого понимания всех явлений, происходящих в процессе падения. На это ушли годы.
Началась целая серия прыжков, цель которых была одна: научиться управлять своим телом в воздухе, чтобы все время иметь в поле зрения землю и свободно ориентироваться над местностью. Для этого надо было, находясь в падении, все время держать равновесие при помощи рук и ног. Весь процесс падения — это борьба парашютиста за удобное для него положение в воздухе. Какое же положение наиболее удобно?
Некоторые инструкторы парашютного дела считали, что поскольку затяжной прыжок нужен летному составу в целях спасения своей жизни в аварийной ситуации, то падение должно быть таким, чтобы развивалась максимальная скорость для быстрейшего ухода от самолета или из зоны воздушного боя. Как известно, максимальная скорость может быть достигнута при падении вниз ногами или головой, т. е. тогда, когда образуется меньшая площадь сопротивления воздуху.
Падение вниз ногами сразу было отвергнуто по целому ряду причин. Падение вниз головой, т. е. вертикальное, давало большую скорость, но имело много недостатков, не обеспечивало, в частности, надежной ориентировки. В результате многих экспериментов пришли к выводу, что лучший способ падения при затяжном прыжке — лицом вниз под углом к земле от 50 до 70 градусов.
Спорили инструкторы и по поводу положения тела при падении. Н. А. Евдокимов, например, считал, что, падая, нужно после отделения от самолета вытянуть свое тело, прогнув его по-гимнастически и вытянув руки по швам. Если перевернет спиной вниз, то легкого рывка через любое плечо, бок и бедро одновременно будет вполне достаточно, чтобы парашютиста сейчас же перевернуло в нормальное положение.
Мне пришлось не раз возражать против такого утверждения, ибо в этом случае руки остаются пассивными. А ведь они-то и служат основными органами управления. Я доказывал, что наиболее удобное положение при затяжном прыжке — падение лицом вниз, когда тело по отношению к земле находится под углом в 50–60 градусов. Ноги должны быть раздвинуты в стороны и вытянуты, спина в пояснице прогнута. Падение лицом вниз дает возможность парашютисту видеть все время землю и не терять ориентировку. Правая рука в прыжках с малой задержкой, т. е. на несколько секунд, лежит на вытяжном кольце, а левая выпрямлена на уровне плеча. При прыжках с затяжкой больше пяти секунд обе руки откинуты в стороны и чуть вперед. Балансируя руками и ногами, парашютист стремится сохранять правильное положение тела относительно горизонта.
Надо отдать должное моему коллеге: скоро Н. А. Евдокимов понял, как важна роль рук в управлении телом, и в дальнейшем сам падал, прогнувшись в пояснице, с плотно сжатыми ногами и разведенными в сторону руками. Такое положение тела парашютиста во время падения с нераскрытым парашютом напоминало прыжок пловца в воду с вышки и получило название «ласточка Евдокимова». Этот стиль падения долго применялся нашими парашютистами. Только после Великой Отечественной войны он был заменен другим стилем, когда ноги были раздвинуты и слегка согнуты в коленях, что давало большую устойчивость и маневренность в падении.
18 августа 1933 года, в день авиационного праздника, на аэродроме Сиверская, я должен был продемонстрировать стрельбу из пикирующего самолета по мишеням, лежащим на краю аэродрома, а затем показать затяжной прыжок.
Взлетев на самолете Р-5, сделал четыре захода для стрельбы по наземной цели, затем пошел на посадку, чтобы готовиться к прыжку. Добровольцы из зрителей ходили осматривать мишени и подсчитывать число пробоин: отстрелялся неплохо. Наступило время прыжка. Теперь уже в качестве парашютиста сел в самолет. Летчик дал газ, и вот мы на высоте 600 метров. Дальше тянулась облачность. Я решил свободно падать 300–400 метров. Отделившись от самолета, сразу же принял положение лицом вниз. И вот тут мною неожиданно овладел экспериментаторский зуд. Откинув в сторону одну ногу, стараюсь запомнить, какое влияние оказывает это на мое падение. То же проделываю одной, затем другой рукой. Проходит несколько секунд, и меня точно электрическим током пронизывает мысль, что, отделившись от самолета на высоте 600 метров, лечу со скоростью 50 метров в секунду. Моментально дергаю за вытяжное кольцо. Как раскрылся парашют, не помню. Помню только одно: вслед за рывком последовал сильный удар о землю. Парашют раскрылся от земли настолько близко, что не успел погасить скорость падения. Хорошо, что купол накрыл несколько молодых высоких березок, которые и приняли первый удар на себя. Такое позднее раскрытие парашюта было эффектным, но ничем не оправданным. Больше такого со мной не случалось.
Мне рассказывали потом, что публика ахнула, наблюдая за моим падением. Но когда людям объявили, что я жив и буду еще прыгать, раздались бурные аплодисменты. Мне же в тот момент было не до зрителей.
Размышляя над способом стабилизации падения при затяжных прыжках, задумал применить маленький вытяжной парашютик. Решил, что, предварительно привязав стропой к плечу, буду в сложенном виде держать его в руке. Как только начну падение, выброшу его в воздух. Имея небольшое сопротивление, он не окажет заметного влияния на скорость падения, но поставит меня ногами вниз, избавив от всяких кувырканий. Так предполагал.
И вот наступило 21 декабря 1933 года. В этот день должен был совершить свой шестьдесят третий прыжок. Помню, что уже перед самым полетом попросил укладчика привязать стропой вытяжной парашютик к левым плечевым лямкам.
В воздухе, рассчитав точку отделения от самолета, через левый борт кабины, не вылезая на плоскость, отделился от самолета. Сначала во время свободного падения держал парашютик в руке, а когда набрал скорость, отпустил его. Парашютик быстро раскрылся и действительно поставил меня в вертикальное положение, т. е. ногами вниз. Пролетев «солдатиком», дернул за вытяжное кольцо, но оно почему-то не вышло из гибкого шланга. Дернул еще, уже с большей силой — трос опять не поддался. «Что-то не так, — мгновенно пронеслось в голове. — Надо раскрывать запасной парашют».
Приземлившись, сразу же стал осматривать металлические шпильки, входящие в конуса. Все в порядке. Взглядом иду по гибкому предохранительному шлангу. В чем же загвоздка? Оказалось, что укладчик вместо того, чтобы стропу вытяжного парашютика привязать к плечевым лямкам, привязал ее к гибкому шлангу вытяжного троса. Под действием вытяжного парашютика шланг вытяжного троса образовал петлю, и чем сильнее я тянул за вытяжное кольцо, тем сильнее это кольцо затягивалось.