С августа и до последних дней октября (он выдался теплым) я езжу на велосипеде — через два дня на третий по 20 км. Бег пока недоступен, и я всячески стремлюсь возместить его хотя бы таким тренингом. Поэтому я езжу на время. Признаться, по городу делать это рискованно.

Беспощадно ноют мышцы ног. Я вообще-то привычен к такого рода болям, но то, что происходит, озадачивает даже меня. Я непрестанно слышу эту боль. Я слышу ее и во сне. Мышцы схватывают судороги. Порой неделями больно ступать, я утомляюсь через четверть часа. Усталость сообщает мышцам бетонную твердость. Я и предположить не мог, что время и болезни способны так размыть силу и сами мышцы — вроде бы их и не было. Я все закладываю заново. А ведь меня всегда отличали мощь ног и силовая выносливость. Мне становится очевидной беспощадность болезней. Ведь ничего не осталось от прежней силы и выносливости, кроме памяти да медалей на ленте!..

Ни в коем случае не запускать себя! Пусть маленькими тренировками, но держать в порядке. Помнить простую истину: восстановление гораздо сложнее поддержания формы. Всегда обновлять себя тренировками! Нет большего заблуждения, чем считать это время потерянным…

Я давно вынашивал мысль о тренировках обнаженным. Мокрые тряпки затрудняют коже дыхание, гонят лишний пот, студят. И с середины ноября я становлюсь на тренировку лишь в плавках. Всю зиму при тренировках держу в комнате температуру не выше 20 градусов.

Легко сказать: тренироваться обнаженным. Снова я мерзну, меня знобит, а ноги холодит воздух из незаклеенных окон. Простуженные с лета мышцы спины ранят каждое движение, боли обостряются. И все-таки я не даю отбой, не забираюсь в рубашку и носки. У меня устойчиво самое важное — состояние легких, а все прочее я снесу.

Я отказываюсь от зимнего белья — ничего под одежду, кроме трусов и рубашки-полурукавки. Однако холода о себе дают знать: теперь уже редкий день, сидя за печатной машинкой, я не растираю ноги помногу раз. Как же хочется сунуть их в шерстяные носки, а еще заманчивей — в валенки!

Я упрямо стремлюсь добиться закаленности ног. Без нее я теряю возможность носить легкую одежду! И зимами буду вынужден поддевать теплые вещи, стало быть, сохранять изнеженность. А что такое податливость простудам, я уже убедился!

В те же дни беру старты в ходьбе на время. Со мной секундомер: необходимо укладываться в заданные минуты и часы. День за днем я учусь скорому шагу. Я заливаюсь потом. Однако страх перед простудой как-то стушевывается. Более того, я все чаще и чаще пренебрегаю теплой одеждой, а погодя — и вовсе забрасываю сумку с запасными вещами. Я даже делаю неукоснительным правилом ходить лишь с расстегнутым воротником, исключение — для мороза. Я отказываюсь от зимней шапки в пользу легкой, вязаной, спортивного покроя. Шарфы, теплые свитеры, шубы, теплые воротники пальто — все это изнеживает и делает уязвимым.

Я на маршруте в любую погоду и в любом состоянии. Впрочем, дурных состояний, в прежнем понимании, нет. Я замечаю, как становлюсь энергичней и во мне укореняется убеждение, что никакие срывы не властны надо мной.

В те зимние тренировки мне приходит счастливая мысль: про себя проговаривать формулы воли в перерывах между упражнениями, когда я вынужден налаживать дыхание. С этого дня формулы воли массированно и непрерывно обрабатывают мое сознание.

Я ощущаю их влияние: я распрямленней, для меня нет бед, все неудачи я встречаю энергией воли. Именно так: бед нет — есть лишь стечение более сложных и по-своему более критических обстоятельств. Я так и определяют для себя беду: стечение сложных обстоятельств. И несчастья надлежит воспринимать только так, ибо отчаяние вредит жизни, препятствует организации нужного поведения. В любом случае — только мужество поведения, только дело и отпор делом! Я настраиваю себя: «Не страшусь никаких приговоров над собой! Любые неожиданности, даже трагические, преодолеваю спокойно. На любое дело иду с отвагой! Никогда не сомневаюсь в себе и своих возможностях. Назначение воли — быть сильнее всех обстоятельств!..»

Все, чем я занимаюсь, недостаточно для надежного тренинга сердечно-сосудистой системы, и я ввожу подскоки на месте. За все те зимние месяцы делать их более чем в течение трех минут не удается. Это ничтожно мало и, разумеется, не может повлиять на выносливость, но я верю, что сумею увеличить эти минуты.

Гантели в 10 и 12 кг оказывают чересчур чувствительное влияние: на застарелую боль накладывается новая, скоро уже нестерпимо ноет весь позвоночник. Я перестаю брать в руки сразу две гантели. Но и от упражнений с одной гантелей болезненность в позвоночнике развивается…

Самые главные упражнения — я их выполняю в любом случае — различные наклоны. Ими я лечу спину. Все эти наклоны весьма длительны. Я приучаю себя делать их с открытыми глазами. Пусть простейшая, но тренировка вестибулярного аппарата.

Новые нагрузки осваиваются со скрипом. Я вижу и чувствую, как усталость оборачивается головными болями, и порой такими, что я буквально тупею. От новых силовых упражнений мертвеют руки, а ведь объем нагрузок невелик. Даже во сне они не отходят: чужие руки.

И все же я неуклонно следую режиму. Иного пути освоения нагрузок не существует. Без умения сносить подобные нагрузки я не наберу запаса здоровья. Во веки веков приспособление — это реакция организма на новые условия. Но эти условия усложняются, стало быть, и приспособление неизбежно с превозмоганием себя.

Не исключено, что я действую крутовато. Однако не нужно спешить с выводами. Надо учесть условия, в которых я оказался. Какие еще пути находятся в моем распоряжении?.. К тому же за плечами вереница бесплодных лет. И они тоже давят и, пожалуй, не меньше, чем сами болезни. И потом я верю в себя. Верю в необходимость каждой тренировки. Все должно быть только так! Тренировки не виноваты, что мне бывает порой трудно. Это результат моей расквашенности. Я выбиваю из себя неприспособленность к жизни. Я здоров, здоров, здоров!

Верю, организм неизбежно подтянется к новым требованиям. Уступать ему — значит отказываться от движения вперед, значит скатываться на прежнюю жизненную емкость — ту маломощную и уже не преобразующую меня нагрузку. Пусть сейчас худо— я окрепну, я слишком далеко ушел в развал, надо терпеть…

Я гну свое, организм — свое. Он упорно сбивает меня на освоенные нагрузки. Но разве те нагрузки защитят меня от нарушений мозгового кровообращения? Ведь вся жизнь — смена самых разных нагрузок. Стало быть, я буду, как и прежде, от каждой ползать с головокружениями, болями и тошнотами?.. У меня нет будущего с той выносливостью и тем запасом энергии, которыми я располагаю. Надо пробиваться вперед! Я должен воспитать большую силу и мощность, должен заложить выносливость, которой прежде и вовсе не обладал. Это неизбежно скажется на общем тонусе, это подавит все болезни, в том числе и ночную лихорадку.

Я упрямо твержу: «Любые препятствия и любую усталость преодолеваю без спазмов, потому что в мозгу действует могучий единый механизм поддержания давления и противоспазматической связи. Сосуды всегда раскрыты. В них уверенный, четкий ток крови под давлением 115 мм. Усталость для меня никогда не оборачивается спазмом — только желанием отдохнуть или поспать, потому что во мне константа: тонусу сосудов всегда соответствует определенное давление крови — 115/75… Я живу на раскрытых сосудах. В любом случае они раскрыты. Я не устаю, я неутомим. Основа этого — раскрытые сосуды!..»

Я уже убедился, тонус сосудов непосредственно и чрезвычайно плотно связан с психическим состоянием. Поэтому обработке сознания формулами воли сопутствует ощутимое и уверенное оздоровление.

Я похудел, но особым образом: поджался, уплотнился. Теперь вся одежда велика и висит. И вдруг заметил: с губ сбежала синева.

Всю зиму я чувствовал себя хуже, даже летом, когда приступил к тренировкам. И это естественно — ведь я выполнял настоящую объемную работу. Просто зарядка с маханием руками и подскоками до первой усталости не могла повлиять на организм — разве лишь отогнать сон. Очень давил на сознание короткий день. Тренировка поутру при электрическом свете. Затем работа за машинкой, рукописями — и уже опять ночь. И не видишь ни минуты светлого дня. Даже на телефонные разговоры не было досуга…