Изменить стиль страницы

Бывший пожарник, а затем священник чистопольской церкви М. Сизов по приезде в Чистополь жил на квартире. Через два года купил флигель, а еще через два — роскошные хоромы за 80 тысяч рублей…

Правда, если высокопоставленные священнослужители казанских церквей кладут себе в карман сотни тысяч рублей, то «святым отцам» рангом пониже приходится довольствоваться лишь десятками тысяч. Но и им «на пропитание», как видим, хватает.

Благодаря мошенническим проделкам, чистопольские священнослужители не доплатили государству подоходного налога в сумме 114 тысяч рублей.

Некий Башаркин А. М., ранее судимый и отбывший меру наказания за корыстное преступление, решил посвятить себя церкви — здесь мошенничать легче.

Путь этого «святого» таков.

Церковь стал посещать с 1955 года. Его заметили и в 1956 г. взяли в псаломщики, через месяц перевели в дьяконы, а затем рукоположили в священники. Соответственно и увеличивалась зарплата — вначале 3 000 рублей, потом 4 000 рублей, а с 1959 года — 5 000 рублей в месяц.

«…Обряды, — признает Башаркин, — я постигал самоучкой… Обманывал трудящихся и вымогал у доверчивых верующих трудовые доходы. Они не только не жалуются и не заявляют об этом прокурору, но еще и деньги платят и смотрят на тебя, как на святого».

Летом 1959 года архиепископ Иов приблизил к себе некоего Куницына, ранее смещенного архиереем ульяновским с должности священника за пьянство и разврат. Иов восстановил Куницына в правах священника и назначил настоятелем одной из сельских церквей Марийской республики. Прибыв на место, Куницын вновь стал пить и развратничать. Вскоре он бежал из прихода, застигнутый «на месте преступления» и избитый оскорбленным мужем.

Погрязли духовные отцы и в прочих мирских соблазнах.

Прихожане вносят немало денег на предусмотренные церковным ритуалом поминания за здравие или упокой. Оплата за поминания составляет 300 рублей в год.

На этом решили поживиться старосты церквей — не оставаться же им в стороне от пирога! Значительное число лиц в списки поминаемых они не вносили, деньги в кассу не сдавали, а оставляли у себя в карманах.

Пробовали верующие жаловаться священникам, — куда там, ведь «святые отцы» не занимаются мирскими делами!..

Не менее важное значение в выколачивании средств из верующих имеет хозяйственная деятельность епархии, особенно торговля предметами религиозного обихода. Именно здесь добывается львиная доля церковного дохода. «Святые отцы» мало надеются на добровольные пожертвования верующих. А поэтому официально считается, что зарплата им идет «от свечного ящика». Торговля в церкви является для них пока надежным источником наживы. Просфора, к примеру, весом в 25—30 г. продается за 7 рублей. Баснословны цены на венчики, крестики и за отправление треб. Но самой доходной статьей является продажа свечей. По обычаю каждый верующий, побывавший в церкви, должен купить самое меньшее одну свечу, стоимость которой колеблется от одного рубля до нескольких десятков рублей. За 1958 год епархия продала 16 тонн свечей, получив прибыль с каждого килограмма в сумме 300—350 рублей. Для изготовления этой продукции епархия организовала свою свечную мастерскую, деятельность которой тщательно маскируется. Там работают преданные архиерею лица. Роль заведующего выполняет родственник секретаря епархии Евтропова. Известно, что воск для мастерской скупается у случайных лиц, порой попадает и ворованный, приобретенный по дешевке. В сведениях занижается объем готовой продукции, чтобы уменьшить налоговое обложение со стороны финансовых органов. Сведущие люди полагают, что свечная мастерская в 1959 году дала миллионы рублей чистой прибыли. «Святые отцы» ежегодно выколачивают из верующих более 3 миллионов рублей, не считая взносов, которые поступают из сельских церквей и составляют 1,2 миллиона рублей.

А вот приближенный Иова Николай Петрович Иванов. Среди служителей Казанской епархии он пользуется авторитетом. Благочестивый вид и способность угодить высшему духовенству пришлись по вкусу владыке, который быстро смекнул, что Николай Петрович как регент хора сможет оказать ему большие услуги в вымогательстве денег у доверчивых прихожан и в некоторых прочих вопросах.

Вскоре со всей очевидностью стало ясно, что Иванов «угодил» владыке.

Этот грязный и скользкий тип, несмотря на пожилой возраст, вел разгульный образ жизни.

Прежде всего регент Иванов укомплектовал хор преимущественно молодыми хористками.

Щедро одаривая хористок, понравившихся ему и Кресовичу, Иванов зачастую использовал хор не для церковных песнопений, а для увеселения архиепископа и его приближенных.

Более того. Как установлено следствием, некоторых хористок посредством шантажа и запугивания заставили фотографироваться в непристойном виде, а снимки Николай Петрович продавал, зарабатывая на этом немалые деньги.

Певчая из хора десятиклассница Шура рассказывает, что как-то после обедни Иванов стал настойчиво требовать, чтобы она с ним сфотографировалась. Вместе с регентом они очутились у фотографа Бусоргина.

Просматривая альбомы. Шура все более и более недоумевала. Один, второй… А вот и третий альбом. Кровь бросилась девушке в лицо, и она метнулась к выходу. Но ее задержали, стали уговаривать, запугивать. И вот — сначала фотографирование сидя, затем во весь рост, а потом почти без одежды…

— Снимок будет на днях, — деловито пробасил Бусоргин.

Далее Шура рассказывает, что примерно десять дней спустя регент хора Иванов вручил ей несколько фотоснимков, на которых она была изображена в полуобнаженном виде.

Своими переживаниями девушка поделилась с некоторыми хористками, но те только улыбнулись: «Для нас это не диковина, а пройденный этап».

Видя, что здесь она не найдет поддержки, Шура решила откровенно обо всем рассказать своей матери.

Возмущению Зои Федоровны не было предела, она тут же отправилась на квартиру Иванова. Разговор был краток; на укоры и замечания женщины Иванов только плечами пожал:

— В церковь ходят не молиться, а деньги зарабатывать.

Комментарии, как говорят, излишни.

Всегда набитый до отказа объемистый портфель является неотъемлемой принадлежностью Иванова; но содержимое портфеля необычно. Не ноты, да и не молитвы церковные заполняют его: портфель до отказа набит порнографическими снимками, фотографиями обнаженных женщин. Ими забавляются святейшие в перерывах между молитвами.

Священник кладбищенской церкви Сельский по весьма сходной цене приобрел у Иванова два набора непристойных снимков.

«Находясь у нас дома, — показывает свидетельница Воскресенская, — Иванов начал с того, что стал один за другим вытаскивать из портфеля фотоснимки.

— Нравятся тебе эти кошечки? — ухмыльнулся Иванов, протягивая Людмиле порнографические снимки небольшого формата. И, не дожидаясь ответа, вынул из портфеля еще один снимок полуобнаженной девушки.

— Вот в такой позе могу и тебя изобразить, да и ее не мешало бы, — повернувшись к спальне, указал Иванов на мою 14-летнюю дочь, готовившую уроки».

Несмотря на долгие уговоры, Иванову так и не удалось завершить эту сделку.

Используя средства шантажа и материальную заинтересованность людей, Иванов при подборе хористок проявлял повышенный интерес к девушкам. Некоторым «за особые заслуги» назначал более высокую зарплату.

Долгое время певчей Белярцевой не выплачивались деньги. Вот уже шесть месяцев, как она поет, а считается ученицей.

— Пригласи ты их к себе домой, — посоветовали ей хористки.

«Более 500 рублей, — говорит Белярцева, — пришлось потратить на угощение Иванова и его помощника Земова, но зато вскоре и зарплата была увеличена».

Фотографирование женщин в обнаженном и полуобнаженном виде и последующая продажа снимков превратились для Иванова в мощный источник обогащения. Вместе с Бусоргиным он создал синдикат по изготовлению и сбыту непристойных фотографий. Оба использовали дореволюционные и иностранные журналы, фотографировали в обнаженном виде несовершеннолетних.