За кражу во внешней части жилой комнаты (т.-е. между входом и матицей — «гейбы») вор платил уже только 7 коров, 1 быка, 1 кусок шелка, резал барана и возвращал украденное втройне. Рассказывают, что эту плату должен был отдать дед одного из теперешних горцев, укравший всего только нитки для чувяков.

За кражу из конюшни, хлева (в первом этаже дома-башни) или какой-нибудь надворной постройки полагалось уплатить 3 коровы, 1 быка, 1 кусок шелка, втрое за украденное и зарезать барана. Наконец, за кражу с поля или с пастбища — всего одну корову, тройную стоимость украденного и того же непременного барана.

Чтобы получить возмещение за покражу, прежде всего, конечно, надо было уличить вора в преступлении. Для этого потерпевший выбирал 2–4 человек в качестве посредников и посылал их к подозреваемому с требованием дать немедленно имущественный залог и согласиться на разбор дела на суде. Если подозреваемый отказывал в даче залога, то на следующий же день назначалось нападение на его дом (об этом см. рассказ на стр. 69–70), и залог старались захватить силой; так, у одного ингуша, деда рассказчика, в его отсутствие украли из башни одну косу, 3 мерки зерна и на три рубля меди. Потерпевший, подозревая некоего Курса из селения Тумги, дрался с ним и попортил ему шашкой нос. Раненый, однако, указал на настоящего вора. По поводу ранения собрался суд и постановил взыскать с обидчика в пользу раненого 6 коров. Между тем, настоящий вор бежал на плоскость, в Назрань. Тогда потерпевший от кражи забрал земельный участок беглеца. Много лет спустя его родственники просили сына потерпевшего вернуть им землю. Тот предложил уплатить за украденное по закону. Но потомки вора оказались не в состоянии сделать это, и земля осталась за рассказчиком.

Подозреваемый в краже может очиститься от подозрения, дав присягу в храме вместе с 5 «соприсяжниками», из которых 2 должны быть его родственниками-однофамильцами, или одну из других очистительных присяг.

Мы перечислили только самые важные случаи, которыми занимался и занимается еще и сейчас ингушский суд, но и сказанного достаточно, чтобы читатель мог видеть, что страх открытого нападения, объявления «войны» со стороны одного рода другому и заставляет ингушей подчиняться этому добровольному суду посредников как в кровных, так и в тяжебных делах. Именно под влиянием страха нападения виновные стараются склонить враждующую сторону к примирению, точно выполнить приговор суда и т. д.

Чтобы понять это, давайте, читатель, окинем беглым взглядом ингушскую историю. У ингушей до сих пор не было своей государственной власти, и защита с оружием в руках своей жизни и имущества заменяла у них все то, что в нашей жизни делают милиция, суд и тюрьма. Жили ингуши в древние времена отдельными родами, «фамилиями». Каждый из них вел свое отдельное родовое хозяйство, знал только власть своего старшины и так же, как теперешнее самостоятельное государство, вел войны или вступал в союзы с другими такими же отдельными родами-государствами. Никакой еще единой власти над этими разрозненными родами-«фамилиями» не было. О таком устройстве ингушские предания не помнят, но память о нем до сих пор сохраняется в ингушском счете родства и других явлениях жизни, оставшихся от этих древнейших времен.

Но вот мало-по-малу между отдельными родами начинаются торговые сношения. Одно родовое хозяйство начинает, например, заниматься земледелием, другие, скотоводы, выменивают у первого зерно или муку на скот. Раз начинают налаживаться такие мирные отношения и один род начинает нуждаться в другом, у разных отдельных родов появляется сознание общей выгоды, общих интересов, и пробуждается желание вместо постоянных нападений и грабежей установить какие-нибудь права, охраняющие жизнь и имущество членов одного рода от прямого захвата или убийства со стороны чужих. И вот прежняя беспорядочная война мало-по-малу превращается в «кровную месть», т.-е. в такую же войну, но подчиненную целому ряду строгих ограничений и правил. Появляются посредники и посреднический суд, как первая попытка выразить влияние и интересы, общие для нескольких родов. Однако отдельные роды все еще считаются вполне самостоятельными, хотя на деле их выгоды постепенно подчиняются выгодам наиболее богатых и сильных «фамилий». А более сильные и богатые «фамилии» выростают сами собой, постепенно накапливая за счет других свое имущество и боевую силу, «войско». Появляются роды уже более сильные, «хорошие», и роды обедневшие, захудалые, «плохие», как скажет вам ингуш. Правда, тут же ингуш будет вам с гордостью доказывать, что они всегда были самым свободолюбивым народом, что каждый ингуш считается вполне свободный и равноправным, что у ингушей никогда не было князей, которые бы ими управляли, однако, если вы начнете поближе присматриваться к быту и отношениям ингушей друг к другу, — вы без труда заметите, что все-таки во всех важнейших случаях, когда речь идет об отношениях между различными «фамилиями», например, при вступлении в брак или в побратимство и проч., ингуши еще деловито обсуждают вопрос, достаточно ли благородна, «хороша» по происхождению та или другая «фамилия», чтобы стоило породниться с нею, от каких предков происходит эта фамилия и проч. Деление на «хорошие» и «плохие» «фамилии» доходит до того, что некоторые по качеству, т.-е. по степени благородства, насчитывают их до 5–6 сортов. К первому сорту ингуши относят потомков тех «фамилий», которые когда-то верховодили в горах остальными ингушскими «родами», а к последним — потомков их бывших крепостных, пленников и рабов.

Если вы начнете подробнее расспрашивать, что же это за древние и славные роды и в чем заключается их превосходство над другими, вам расскажут родовые предания о тех далеких временах, когда ингуши еще жили в горах в своих каменных башнях. Здесь зародились и окрепли роды «Трех селений» («кеккеалы»), ведущие начало от трех братьев: Эги, Хамхи и Те́ргима. Отец их жил в долине реки Ассы, прорезающей всю горную Ингушию. Перед смертью он собрал сыновей и стал спрашивать их, что умеют они делать и чем хочет каждый из них заняться. Младший, Тергим, сказал: «Я могу делать деревянные маслобойки». «Отдаю тебе свое место, живи здесь и занимайся хозяйством», решил отец. Средний, Хамхи, сказал: «А а могу сделать лук и люблю охотиться». Отец отдал ему ближние горы. Старший, Эги, сказал: «А мне нравится место у реки, где бы я мог чистить коня и принимать гостей, больше мне ничего не надо». Отец отдал ему луга на берегу реки Ассы. Здесь по главному ущелью Ингушии построили братья свои башни, и все пути из гор на плоскость казались в их руках. Всякий, кто проезжал или прогонял свой скот через владения трех братьев, должен был платить им дань, которая исчислялась скотом или пулями и зарядами пороха. Так, за проход с одного человека и с каждой головы скота братья брали по 1 пуле и 1 заряду пороха.

Мало-по-малу в руках братьев и их потомков скопились богатства, поселения их разрослись, и по их именам получили названия селения: Эги-кеал, Хамхи и Тергим. В союзе с другими соседними родами Беркимхоевых, Евлоевых и родом Ферта-Шоулы, потомки трех братьев, или роды «Трех селений», вооруженной рукой распространили свою власть на ряд соседних племен: феппинцев, аккинцев и др.

Ингуши i_005.png

Селение Тергим, общий вид. (Нагорная Ингушия). Видны: 4 боевые башни четырех фамилий, происходящих от Тергима, жилые башни и их развалины. Вследствие переселения на плоскость в 1921 г. в селении оставалось всего 3 обитаемых двора. Налево, на противоположном склоне, видно фамильное кладбище селения с башнеобразными склепами — «солнечными могилами» (стр. 99).

Вот как описывает предание один из случаев этой вооруженной борьбы. Через землю Эги ехал один аккинец (из соседнего племени Акки, живущего на восток от ингушей) со своим отрядом. Эги потребовал с него дань за проезд, но аккинец дерзко отказался платить. Тогда Эги сел на своего богатырского коня и выехал против аккинца. В бою Эги столкнул его вместе с конем в реку Ассу. Семь воинов Эги и 15 воинов аккинца стали биться между собой. В бою было убито трое из отряда Эги и 7 человек из отряда аккинца. Тогда обе стороны стали готовиться к мести за убитых родственников и сделались «кровниками» друг-другу. Но, по обычаю, они согласились примириться, уплатив за каждого убитого его родственникам установленный выкуп, «хиелым». Эги, как представитель господствующего рода, должен был получить с аккинцев за кровь каждого своего сородича по 12 коров, а сам платил за аккинца только по 6 коров. Получилось, что 6 аккинских жизней стоили столько же, сколько три жизни воинов Эги. Эги уплатил всего шесть коров за 1 аккинца, и состоялось общее примирение.