– Зима, Кляк! – отвечал волчонок. – Холодно, скучно, делать нечего…

Энелонок воспрял духом.

– Так это называется зимой… – сказал он. – Я уже думал, не увижу вас. Вот страху на меня нагнала эта замёрзшая вода с неба! Да еще приземлился, и вас не могу найти.

Звери смеялись.

– В такую погоду мы по норам сидим, – говорил Лисёнок. – Иногда только от скуки в гости друг к другу ходим.

– Со мной не соскучишься, – лукаво прищурил один глаз Энелонок. – Знакомьтесь, – он указал на спутницу, – Кляка, моя подружка.

Все звери, не скрывая любопытства, разглядывали спутницу Энелонка. Кляка стояла посреди поляны и подолом своего тела, от нечего делать, туда-сюда разгребала тонкий слой снега. Услыхав, что заговорили о ней, она тут же опустила глаза, запереливалась всеми цветами радуги и, приподняв край подола, в смущении стала накручивать им кончик своего чудного хвостика, слегка склонив голову набок.

Уж у Энелонка были большие глаза. А у неё они были куда больше и – выразительней. Против его карих глаз её глаза были бездонно голубыми, и каждый смотрящий на неё проваливался в них.

– Теперь мы всегда вместе, – гордился Кляк своей Клякой, – на всю жизнь! У нас, у Кляков, по-другому не быв а ет.

Кляка ещё ярче запереливалась красками.

– Ты женился? – пищал мышонок.

– Не-е, – протянул Кляк, – рано пока… Ей ещё по-вашему, земному летоисчислению всего только четыреста пятьдесят лет, а мне – шестьсот. Мне уже можно, а ей ещё рановато. Но это не важно, – глаза его блестели счастливой искрой, – у нас, у Кляков любовь приходит только раз в жизни, так что всё уже давно решено. Подожду ещё лет сто пятьдесят и женюсь.

Звери были рады за него – он был счастлив, что ещё нужно друзьям.

– А это те мои друзья, о которых я много тебе рассказывал, это они спасли мне жизнь, – говорил он своей Кляке, – не побоялись сразиться с самим коварным Главным Крысом.

– Почему они все тонкой травой покрыты? – неожиданно спросила она. – Какие они смешные.

Земляне от неожиданности растерялись.

– Это не трава, а шерсть, – обиделся за всех волчонок, – и она для того, чтобы мы не мёрзли.

– Который из них тот самый смелый мышонок? – на удивление всем со знанием дела спросила она.

Кляк кивнул головой в сторону прячущегося за зайчонком мышонка.

– Вон он, скромничает.

– Такой маленький! – хихикнула Кляка.

Мышонок от стыда бросился в норку.

Он не любил, когда из него постоянно делают героя, но ему это было приятно.

– Вы мне совсем зубы заговорили, – хлопнул Кляк подолом своего тела по снегу, – что ты будешь делать – склероз! Память, как у стотыщлетнего.

Он заторопился к шаролёту.

С виду шаролёт, казалось, был прозрачным и пустым внутри, словно мыльный пузырь. Но это было не так. Что откуда бралось? Энелонок с каждым просачиванием в него, высачивался, что-то вынося с собой. Правда, зверей это нисколько не удивляло. От Кляка можно ожидать всего, что угодно.

– Мы тут с моей Клякой подарки вам привезли…

Кляка так же что-то выносила из своего шаролёта.

Кляк побыстрей, первым делом, хотел одарить подарком Маленького мышонка, невзначай обиженного его Клякой. Хоть и маленькое сердечко билось в его в мышином тельце, но было оно бесстрашным и благородным, а это – по глубокому убеждению Энелонка – многого стоило. К тому же это его маленькое сердечко было чересчур ранимое. Кляк немедля торопился задобрить его. Первый подарок предназначался мышонку. Это была маленькая серебряная пуговка. Кляк купил её на планете Японании, маленькой, перенаселённой планетке на задворках всех галактик, где живут такие же маленькие, как мышонок, жители – Японанийцы. Такие же маленькие и с таким же открытым и бескорыстным сердцем, как у мышонка. Мышонок, получив подарок, смотрел на него с непониманием. В самой серединке пуговки сверкало хрусталиком какое-то круглое стёклышко, а по краям – две какие-то кнопки. Мышонок вертел перед собой подарок, не зная, что с ним дальше делать. Кляк не стал заставлять друга путаться в догадках и объяснил предназначение серебреной пуговки.

– Это видогалопроэкционная камера, – сказал он.

– Название-то какое-то мудрёное! – бурчал мышонок. – Одного названия и с пятого раза не запомнишь… Поди разберись, что там у неё ещё внутри.

Мышонок с ещё большим непониманием бестолково таращил глаза на видеогалопроэкционную камеру.

– Видо-галко-протрекцетонную… тфу-ты, язык сломаешь! – ворчал он.

– Отойди от нас в сторонку, – попросил его Кляк, – направь на нас стёклышко в серединке… – Энелонок подождал, пока мышонок выполнит все его указания. – Нажми красную кнопку, – продолжал Кляк, – подержи её… – Через несколько секунд он остановил его: – Теперь отверни стёклышко в сторону и нажми зелёную кнопку.

Мышонок сделал так, как его просил Кляк. В сторонке, в нескольких метрах, на поляне, как по взмаху волшебной палочки, появилась группа зверят, точь в точь такая же, как их. Таким образом, на поляне уже находилось зверят в два раза больше. К тому же та, вновь появившаяся, совершенно беспардонным образом дразнила первую группу, в точности повторяя всё, что происходило некоторое время назад на поляне. Второй Энелонок там дразнил нашего Энелонка здесь и руководил действиями мышонка, не того, который стоял сейчас здесь, ошеломлённый, а того, другого, который не ошеломлённый и там, а те другие звери – точно такие же, только не удивлённые, как здесь, наблюдали чего-то, ожидая там.

Мышонок хоть и считался уже отважным и бесстрашным, но не до такой же степени. Увидев ТАКОЕ, мышонок взвизгнул, подпрыгнул, бросил «видо-галко или как там её ещё…» на снег и в одно мгновение скрылся скорей в норке, да так, что даже и носа не высовывал. Звери стояли в удивлённой растерянности. Кляк со своей Клякой радостно подпрыгивали, хохотали и хлопали подолами своих тел, как в ладоши.

– Это же не настоящие звери! – смеялись они. – Это только ваши изображения, видогалопроэкционная камера запоминает, записывает, когда нажимаешь красную кнопку, а затем, после нажатия зелёной кнопки, проецирует голограмму увиденного в пространстве точь в точь, как всё происходило. Это Японанийцы придумали. Они маленькие, но очень умные. У вас на Земле до такого ещё не додумались. Выключишь камеру, так тут же всё и исчезнет! – Кляк с Клякой с трудом сдерживали смех над необразованностью землян – как же, не знать таких элементарных вещей.

И правда – ведь как только мышонок бросил камеру, тут всё и исчезло.

«Что это – крыс не боялся, а тут таких же зверей, как мы, испугался. Да разве ж Кляк подарит мне какую-то гадость?!» – так думал мышонок, возвращаясь из своей норки.

– Теперь при помощи этой штуковины мышонок сможет запомнить любое радостное для вас событие, а как захочется вспомнить, так можно будет заново прокрутить его в пространстве.

– Ух ты! – счастливый и важный стоял мышонок. – И это мне!

Кляк, довольный тем, что угодил мышонку, кивнул своей шатроподобной головой. Мышонок схватил видогалопроэкционную камеру и давай записывать всё подряд – что ни попадя.

– Если она ослабнет, то её достаточно только подержать на солнышке, и она снова будет в порядке. Это тоже изобрели Японанийцы, – говорил Кляк.

– Ух ты, – не переставал дивиться мышонок, – вот это, да! – не верилось ему.

Мышонок запоминал и запоминал происходящее, бегая вокруг, как корреспондент с фотоаппаратом, словно дитя малое с новой игрушкой. Звери уже начали ворчать на него, просить, чтобы он прекратил записывать и присоединился к ним, но мышонок им отвечал:

– Да ну вас! – отмахивался он. – Чё мне с вами о пустом болтать, я лучше всё запишу, а как «Потапыч» весной проснётся, так я ему всё записанное и покажу, порадую его.

– Кто такой «Потапыч»? – в недоумении спросил Кляк – по его мнению, он знал всех на поляне.

– Медвежонок, – ответил мышонок.

Энелонок в суматохе не заметил, что не хватает медвежонка.

– Так давайте же разбудим его, – попросил он.