— Нет, — вновь с усилием сказал Роберт. — Она не знала об аварии. Она приехала мириться.
— И она была здесь еще вчера днем?
— Да.
— И ты не сказал мне об этом?
— Нет... Я...
— Ну да, ты, наверно, все никак не мог выбрать, какая из двух лучше. А теперь выбрал наконец?
— Камилла!
— Что Камилла? Ты ведь рассказал ей обо мне, еще вчера?
— Да... Но откуда ты знаешь?
— О, у меня собственная служба безопасности. Я веду слежку. И хочешь, я тебе скажу, что еще знает моя служба?
— Что?
— Что ты не сказал ей, что любишь меня. Ты не сказал ей, что назвал меня своей невестой. Ты сказал ей, что это обычное увлечение.
— Нет, Камилла, не так!
— А как? Ты сказал ей, что у вас все кончено и что у тебя есть любимая? Сказал или нет?
— Нет, но...
— Что “но”? Довольно, Роберт. Не лги больше. Я-то думала, что ты такой твердый, сильный... А ты... Ты такая же мямля, тряпка, как и большинство мужчин! Но те, по крайней мере, этого не скрывают, не корчат из себя героев, рыцарей. А тут у нас, как же, гонщик, летчик, знаток и ценитель древностей. Просто король Ричард, да и только. А ты просто жалкое трепло! Понял, кто ты?!
— Ах, вот как? — сверкнул глазами Роберт Хаген. — Ты говоришь, я лгу? А сама ты, конечно же, всегда говоришь правду?
— Я не лгала тебе.
— А когда сказала, что приехала сюда одна — это тоже была правда?
— Я...—растерялась Камилла, — я не придала этому значения...
— Ну да, конечно! Ты приехала сюда со своим женихом — зачем?
— Жан-Поль предложил мне помочь... Когда я узнала про аварию, я растерялась... Мне необходима была чья-то поддержка, и он...
— Ну да, конечно, бескорыстная дружба, куча благородства! Вы ведь даже остановились в разных отелях!
— Откуда ты знаешь?
— Наверно, у меня тоже есть служба безопасности. А мне кажется — знаешь зачем ты его захватила? Чтобы не упустить ничего! Ты же любишь получать удовольствие от жизни, верно? Ты сама мне об этом говорила. Один, к сожалению, негоден — временно, а может, и навсегда — так не упустить бы второго! Разве нет?
— Ты... — задохнулась от ненависти Камилла, — ты... Ты негодяй! Ты жалкий, подлый негодяй! Да Жан-Поль в тысячу раз благородней тебя! Он хотя бы не строит из себя героя!
— Ты все сказала? — изменившимся голосом, с напускным спокойствием спросил Роберт. — Если все, можешь закрыть за собой дверь и оставить меня в покое.
Это была последняя пощечина. Он даже не дал ей возможности сказать, что она его бросает. Он ее выгонял! И она не могла отплатить ему, как может отплатить женщина — ведь не бьют раненого! Какая подлость! Взгляд Камиллы упал на стоящий на столике мужской одеколон. Она схватила флакон и, нажав пульверизатор, направила струю на Хагена.
— На, — почти спокойно проговорила она, щедро поливая его голову, руки, которыми он загораживался от душистой жидкости, одеяло, — на, душись на здоровье. Когда твоя Джоан придет, ты должен хорошо пахнуть. Никакой больничной вони! Такая женщина заслуживает, чтобы мужчина был хорошо ароматизирован!
Когда поток из пульверизатора иссяк, Камилла швырнула флакон на одеяло, затем сбросила со столика на пол стоявшую там вазу с цветами (краем сознания она отметила, что сама она вчера не принесла цветы — как-то забыла об этом). Больше ей нечего было здесь делать. На негнущихся ногах, с такой же твердой, словно приклеенной улыбкой на лице Камилла вышла из палаты.
Так же твердо она вышла из госпиталя и пошла по аллее к воротам, а затем по улице. В голове не было ни одной мысли, ни одного ощущения. Она не знала, куда идет, зачем. Кажется, она в эту минуту даже не знала, кто она.
Очнулась она оттого, что кто-то осторожно взял ее за руку. Подняв глаза, она увидела Жан-Поля, который с удивлением и тревогой смотрел на нее. В ту же минуту весь ужас случившегося дошел до ее сознания. Увидев любящие, добрые глаза Жан-Поля, она разрыдалась и упала на его грудь.
Глава шестая
Свадьбу решили играть сразу после Пасхи. Вблизи от Елисейских полей Жан-Поль подыскал подходящую, по его мнению, квартиру. В четверг он повез Камиллу ее смотреть. Квартира располагалась в новом фешенебельном доме, встроенном в квартал старинных особняков и отделанном под старину. Двухэтажная, светлая, с современным дизайном (там был даже небольшой японский сад), она не могла не понравиться. Требовалось лишь подобрать новую мебель да слегка пройтись по всей обстановке хозяйской рукой, чтобы квартира стала совсем своей.
Жан-Поль хотел, чтобы Камилла занялась всеми этими делами еще до свадьбы, — тогда они могли бы сразу въехать в новое жилье. Свою холостяцкую квартиру он твердо решил продать — он говорил, что она напоминает ему о годах одиночества и тоски, смертельно надоела. Он предлагал и Камилле продать свою квартирку, но она отказалась. Она объяснила Жан-Полю, что, по ее мнению, выгоднее сдавать квартиру в аренду. С цифрами в руках и с присущей юристам дотошностью он ее опроверг, доказав, что вырученные от продажи деньги можно вложить гораздо выгоднее и получать больше дохода, нежели сдавая жилье. Однако Камилла продолжала настаивать на своем, якобы видя выгоду в своем варианте.
На самом деле она не хотела расставаться со своей квартирой, к которой так привыкла, потому что это была последняя нить, связывающая ее с независимой, самостоятельной жизнью. Она хотела сохранить какой-то мост, по которому могла вернуться назад. Она не знала, понимал ли ее истинные мотивы Жан-Поль, но, во всяком случае, ей он ничего не говорил.
Тогда, после всего, случившегося в Гренобле — после того, как она несколько минут рыдала на его груди, не в силах ничего сказать, потом потеряла сознание, он отвез ее в отель, помог прийти в себя, а ночью она пыталась отравиться снотворным — после этого она испытывала к Жан-Полю глубокую искреннюю благодарность. Она сразу, не раздумывая, согласилась на его осторожно высказанное предложение. Да, конечно, она будет его женой. Она так ошиблась, принимая пустышку за жемчужину, но теперь она разобралась, кто чего стоит.
Они нанесли визит мадам Бриваль. Старушка была просто счастлива и даже не спросила дочь об американце, о котором ей рассказывали целый вечер и почти убедили, что он приличный человек. Посетили также месье и мадам Тома. Родители Жан-Поля приняли известие более сдержанно: они считали, что Камилла слишком долго мучила их сына.
Они выбрали дату венчания и церковь. Камилла должна была придумать и сшить наряды себе и жениху — нечто строгое и вместе с тем по последней моде. Обсуждались варианты свадебного путешествия. Жан-Поль, знавший про ее давнюю мечту о Японии, предлагал отправиться туда, Камилла же отказывалась, заявляя, что не хочет чрезмерных трат, — можно удовлетвориться поездкой в Италию. Жан Поль шел навстречу всем ее желаниям, сразу соглашаясь со всеми ее предложениями и возражениями.
Его уступчивость раздражала Камиллу. Почему он уступает ей, прощает капризы, раздражение? Он имеет право требовать, настаивать на своем. Он всегда был ей верен, ей не в чем его упрекнуть — не то что тот, другой. Тот казался таким твердым — скала, да и только, хоть вбивай сваи и строй дом. Гонщик, летчик, готовый одолеть тысячи преград... А на поверку оказалось — мямля, тряпка, из которого любая хищница может вить веревки. Тряпка, тряпка! О, как бы ей хотелось швырнуть эти слова ему в лицо, высказать все, что она надумала о нем! Ненависть к Роберту минутами просто душила ее. Как он ее унизил, как растоптал все лучшее в ней! Ведь она, дуреха, ни минуты не сомневалась в нем, даже не спросила, были ли его отношения с Джоан как-то оформлены, есть ли у них дети. Впрочем, глядя на эту львицу, трудно представить, что у такой могут быть дети. Хотя нет — она может завести их, чтобы создать о себе хорошее мнение в обществе. Или если ее доктор скажет, что роды могут наладить обмен веществ и у нее исчезнет какой-нибудь прыщик. И эта дрянь, бросившая его в трудную минуту, теперь, явившись накануне успеха — конечно же, она прослышала о его замыслах (а может, он ей сам написал? может, их переписка и не прерывалась?) — явившись теперь, она сразу отодвинула в сторону ее, Камиллу. Лицемер, гнусный притворщик! Зачем ты меня обманывал? Зачем носил на руках, готов был отказаться от близости, заставлял меня открывать тебе душу? Если бы была только постель, не было бы этих мучений. Но ты...