— Наша родина, наш народ нуждаются в таких людях, как вы! Наша нация не может не гордиться такими прославленнейшими спортсменами и чемпионами! В нашу эпоху только то общество может рассчитывать на прогресс и всемирное признание, в котором молодёжь будет обладать физической выносливостью и даст возможность на мировых спортивных аренах развеваться нашему славному знамени. Когда я вижу, что наши молодые люди сильны, крепки и здоровы, то испытываю истинное удовольствие. Я надеюсь, что смогу из центра получить необходимые ассигнования на расширение ваших спортивных клубов, чтобы вы могли и дальше служить примером для наших юношей и нашей молодой поросли.

Мне показалось, что на меня вылили ушат ледяной воды. Я раскис и расклеился.

Подошла очередь знакомства с шестым человеком. Точно так же Садакатпише правой рукой указал на грудь Пачевармалидэ[97], внештатного агента управления по сбору информации, и сказал:

— Господин Пачевармалидэ — один из знаменитейших литераторов, учёных и тонких поэтов. Несмотря на свою славу, он ведёт очень скромный образ жизни и редко появляется в обществе, не любит саморекламы. Прекрасные и задушевные стихи господина Пачевармалидэ переходят из уст в уста, а он сам пользуется в городе всеобщим признанием и уважением. Еженедельно в его доме устраиваются литературные вечера, на которых выступают поэты и писатели города. И сейчас мы попросим господина Пачевармалидэ прочитать нам касыду, написанную специально в честь приезда в наш город господина губернатора и его супруги.

Господин губернатор и его супруга любезно улыбнулись, дав тем самым согласие на то, чтобы Пачевармалидэ показал своё поэтическое дарование.

Пачевармалидэ, внештатный агент управления по сбору информации и маклер по всяким законным и незаконным сделкам, дом которого служил притоном для начальников различных учреждений города и который обладал довольно солидным недвижимым состоянием как в центре, так и за чертой города, сделал шаг вперёд, поклонился и громким голосом нараспев продекламировал касыду, написанную в честь губернатора и его супруги.

«Ну и ну! Что за нахальство! — подумал я.— Что общего у этого подонка с поэзией и вообще с литературой? Этого пройдоху в городе все прекрасно знают. Он прошёл школу мошенничества и обмана. Это известный аферист и провокатор. Он полный невежда. Он настолько безграмотен, что не умеет даже расписаться. И вот этого негодяя представляют как крупнейшего литератора и знатока поэзии. В нашем городе действительно есть прекрасные поэты, чьи стихи могут соперничать с творениями великого Низами, но они осуждены влачить жалкое существование и еле-еле сводят концы с концами. Кто распорядился, чтобы этого пройдоху представили в качестве поэта губернатору и его супруге?»

Мои размышления были прерваны аплодисментами присутствующих и возгласами: «Браво! Браво!» Господин губернатор и его супруга, высоко оценив рифмоплётство этого болвана, стали знакомиться со следующим гостем.

Короче говоря, во всех случаях господин Садакатпише каменщика выдавал за горного инженера, могильщика — за археолога, маляра — за художника-импрессиониста, гадальщика и предсказателя— за суфия и мудреца, погонщика мулов — за опытного наездника, почтового письмоводителя — за писателя и литературоведа, профессионального голубятника — за учёного-биолога. Наконец очередь дошла до меня.

Тем же манером, как и остальных, Садакатпише стал представлять меня:

— Этот господин — один из пылких молодых людей, патриот, храбрый, отважный, мыслящий, доброжелательный, покорный, скромный, умный, мудрый и т. д. и т. п.

Терпеть дальше всю эту комедию у меня не было сил. Если относительно других я ещё как-то мог сдерживаться, то, когда в таком же духе заговорили обо мне, я потерял над собой всякий контроль. Сделав шаг вперёд, я вышел из шеренги и громким голосом произнёс:

— Господин губернатор, клянусь вашей честью, этот человек лжёт! Клянусь всем святым, это чушь! Я вовсе не храбр! Если бы я был храбрым, то занимал бы сейчас место господина Садакатпише, который способен с такой отвагой и с таким нахальством вот уже десять лет втирать всем очки! Я не отважный, иначе, подобно Синэпахну, открыл бы в городе три притона и ежемесячно выручал в них от десяти до пятнадцати тысяч туманов! Я не мыслитель, а не то бы сейчас занимал место господина Ятимнаваза и купался бы в золоте! Если бы я был умным и имел голову на плечах, то давно, подобно этому Пачевармалидэ, поступил бы внештатным агентом управления по сбору информации и, так же как он, превратил бы свой дом в центр разврата и место сборищ аморальных типов, то есть влиятельных отцов этого города! Я не патриот, а не то бы по крайней мере половина этих земель была бы моей вотчиной. Если бы я был покорным и скромным, то все бы меня холили и лелеяли…

Не могу сейчас точно вспомнить, чего я ещё такого наговорил! Помню только, я что-то выкрикивал, а гости с грустью и жалостью поглядывали на меня и в знак согласия покачивали головами. Господин же губернатор и его супруга все время подбадривали и подзадоривали меня. Они говорили: «Ну и молодец! Ну и смельчак! Ну и храбрец! Вот настоящий патриот! Вот бескорыстный и честный человек! Вот у кого нам надо поучиться говорить правду в глаза! Молодец, парень, молодец! Говори, парень, не бойся! Если бы не вы — наша славная молодёжь, мы никогда бы и не узнали правды, не узнали бы, где и какие происходят безобразия! Мы ведь для того и приехали к вам, чтобы здесь, на месте, разобраться в ваших делах, познакомиться с трудностями, наболевшими вопросами, вскрыть язвы. Мы ведь всех людей знать не можем. А вот так, постепенно, и узнаем. Говори, сынок, говори, выкладывай все, что наболело! Выкладывай начистоту! Не бойся, мы разберёмся и поможем тебе! Наша страна гордится такой молодёжью, мы нуждаемся в…»

Хотите знать, чем все кончилось? Извольте! Через неделю господин губернатор в своём секретном отчёте в центр указал: «Этот тип (то есть ваш покорный слуга) — смутьян, интриган и авантюрист! Что прикажете с ним делать?»

…Я думаю, нет нужды излагать вам содержание полученного ответа.

Неуживчивый

Каким мне вам представиться, не знаю… Таким, какой я на самом деле, или иным? Сказать неправду или выложить все начистоту? А вдруг вы, как и все остальные, будете осуждать и бранить меня? Нет, все-таки лучше уж расскажу вам всю правду.

Дело в том, что я — человек, у которого язык не в ладу с разумом. Не раз я был наказан за свою несдержанность, но это не пошло мне впрок. В чем же дело? То ли у меня такая закваска, то ли меня так воспитали родители… Одним словом, или все люди отличаются от меня, или я от всех… Вот, например, приглашают меня в гости. По пути даю себе слово держать язык за зубами, говорить лишь то, что другие говорят, вести себя так, как все остальные. Оказавшись в гостях, я действительно сначала сдерживаюсь, веду себя нормально. Но вдруг какой-то голос начинает сверлить меня изнутри: «Что же ты молчишь? Почему боишься высказать правду? Как ты можешь, слушая всякие глупости, блаженно улыбаться, послушно кивать головой?» Постепенно я теряю над собой контроль, язык выходит из-под моей власти, и я совершаю одну оплошность за другой.

В гостях, кроме меня, много народу. Рябой пузатый господин с лысиной, которого ждёт у подъезда автомобиль самой последней марки, разглагольствует о свободе личности, моральных достоинствах и чистоте душевных помыслов:

— Да, господа… клянусь вам, пустая мирская суета, эфемерное благополучие, вся наша быстротекущая изменчивая жизнь не стоят того, чтобы человек — это благороднейшее из созданий — льстил, распинался и унижался перед власть имущими, поступался своим достоинством ради денег и званий. Ведь эти депутатские, министерские и прочие кресла не что иное, как автобусные сиденья, на которых что ни час меняются пассажиры. Стоит ли ради этих призрачных благ терять своё человеческое достоинство? Клянусь своей совестью, мне омерзительны такие люди. Как говорит один наш поэт, имя которого я, к сожалению, не помню: