Изменить стиль страницы
Иметь клочок земли и пару волов,
Назвав одного эмиром, другого — везиром,
В тысячу раз дороже Ибн Йамину[98],
Чем блеск царств Кей-Кобада и Кей-Хосрова[99].

После этой тирады все с восторгом смотрят на оратора и восклицают: «Вах, вах, вах, вах! Какой интеллект, какие передовые, прогрессивные и оригинальные взгляды!»

Я же, выслушав его пылкую речь, спрашиваю:

— Извините, уважаемый господин, можно ли мне узнать, какова ваша профессия?

— Я помощник министра министерства по отделению мелкого гравия от крупного в Центральной пустыне.

Меня бросает в жар, кровь начинает стучать в висках.

— Почему именно вам доверили эту должность? — едва сдерживаясь, продолжаю я.

— Видимо, исходя из моих деловых качеств и способностей.

— Позвольте в таком случае узнать, сколько раз в день вам приходится кланяться господину министру? Сколько раз в день под всевозможными предлогами вы заглядываете в кабинет господина министра, смотрите ему в рот и шепчете: «Слушаюсь!», «Как прикажете, ваше превосходительство?»

— Ни разу! А если и заглядываю, то это моя служебная обязанность!

— Сколько раз в день вы льстите и низко кланяетесь, чтобы сохранить вверенный вам в соответствии с вашими деловыми качествами и способностями пост? (Вечно я теряю над собой контроль!) Сколько раз в день ты отворяешь и затворяешь дверцу автомобиля господина министра? Сколько раз в день ты издеваешься над своими подчинёнными, клевещешь на них и злословишь по их адресу — и все это для того, чтобы ещё больше втереться в доверие к господину министру? Сколько раз в день ты лжёшь и подписываешь фальшивые документы? Эх, подхалим ты и льстец несчастный! И со своей рабской душонкой ты осмеливаешься ещё разглагольствовать о гордости и человеческом достоинстве! Ты, может быть, считаешь, что имеешь дело с глухими? Вот дам тебе в глаз прямо здесь, при всех, тогда поймёшь что почём!

…Естественно, дело кончается дракой. В результате либо ему приходится покинуть общество, либо меня с позором выталкивают вон. Ну, хозяин, конечно, с этого дня не только не желает знаться со мной, но и других предостерегает: «Да оградит вас Аллах от общения с этим безумным субъектом — Шахани!» (Кстати сказать, он не так уж и неправ!)

Или представьте себе другой случай. Сижу я в обществе — писатели, поэты — словом, интеллектуальная элита. Речь заходит о поэзии, и гости просят кого-нибудь из служителей музы не отказать в любезности усладить слух присутствующих декламацией какого-нибудь поэтического отрывка.

Поэты же, как правило, либо традиционалисты, либо новаторы. Если поэт — традиционалист, то под восторженные восклицания и вопли слушателей он плачет и стенает в какой-нибудь газели[100] о безжалостном сопернике, о боли разлуки с любимой, о её неверности и коварстве и т. д.

Прослушав стихи, я обращаюсь к традиционалисту:

— Простите за нескромный вопрос, господин, сколько вам

лет?

— Шестьдесят восемь.

— Вы женаты?

— Да.

— Дети у вас есть?

— Да, семеро! Есть и внуки.

— А какого возраста ваша возлюбленная?

— Ей около двадцати,— печально говорит он.

— Что же она с вами сделала?

— Она изменила мне с другим!

— Почему?

— Этого я и сам не могу понять! — грустно отвечает старец.— Днем и ночью я томлюсь и пылаю к ней страстью.

— Как же тебе не совестно, старая развалина! — срываюсь я.— Тебе под семьдесят, ты одной ногой стоишь в могиле, а пристал к молоденькой девушке, да ещё не можешь понять, почему она изменила тебе! Кому ты, старая галоша, нужен? Ведь урод уродом! Щедростью и благородством тоже не отличаешься! Распустил нюни и хнычешь, что возлюбленная бросила тебя. Правильно сделала, молодец! Это тебе прекрасный урок — не распутничай. Имея жену, семерых детей и шестерых внуков, нечего волочиться за девчонками.

В результате — снова скандал. Опять или он уходит, или меня выпроваживают. А хозяин дома рассказывает всем, что у Шахани нет художественного вкуса, что ни поэзии, ни литературы вообще он не понимает.

Если же поэт — новатор, то в своих стихах, в которых нет ни начала, ни конца, ни рифмы, ни размера, он скорбит над голодающими Биафры и плачет по несчастным детям Экваториальной Африки. Продекламировав стихи, новатор, естественно, ожидает от меня похвалы за свои гуманистические идеи и прогрессивные мысли. Вместо этого я хватаю его за шиворот и спрашиваю:

— Скажи, дружище, как ты провёл вчерашний вечер?

— Был в кабаре с приятелями.

— А что ты делал в позавчерашнюю ночь?

— Кутил в компании друзей.

— А третьего дня?

— Шатался по Лалезару.

Снова я не выдерживаю и выхожу из себя:

— Эх ты бессовестный! Ради голодающих Биафры и несчастных детей Экваториальной Африки ты бы хоть один вечер посидел дома, а не глушил в кабаре водку и не развратничал! Присмотрелся бы, сколько детей в твоём собственном квартале голодает. Небось считаешь, что на дураков напал? Какое тебе дело до того, что творится в Биафре? Плевать тебе и на то, что происходит в Родезии! Ты так удручён судьбой голодающих детей Биафры, что ножка цыплёнка тебе в горло не лезет! А ну, убирайся подобру-поздорову, пьяница, распутник, пока не надавал тебе тумаков!

…И опять ссора! И опять либо он, обозлённый, уходит, либо меня просят покинуть дом. И так каждый раз.

Если в обществе трахомные, слезящиеся глаза кого-то из присутствующих называют синими нарциссами, язык мой перестаёт меня слушаться, и я кричу: «Да перевернётся в гробу отец того нахала, который эти подслеповатые глаза называет синими нарциссами!» Если чью-то лысину называют курчавой головкой, я подношу зеркало к лицу её владельца и спрашиваю: «Ты называешь курчавым этот бильярдный шар? Можно ли это вообще назвать головой?»

…На днях один мой приятель увещевал меня:

— Так дальше жить нельзя! К чему обижать людей? Все будут осуждать и порицать тебя. Никто не захочет не только дружить с тобой, но и просто поддерживать знакомство. В конце концов ведь ты же сам из этого общества! Приглядись к себе повнимательнее и измени своё поведение. Ты должен соглашаться с тем, что говорят другие. Зачем тебе противоречить всем, обижать и отпугивать от себя людей?

— Ничего с собой не могу .поделать,— сетовал я.— Язык мой — враг мой, он не подчиняется мне. Посоветуй мне что-нибудь!

— Я принесу тебе книжку, которая называется «Правила нахождения друзей». Прочитай её и придерживайся её рекомендаций. Ты увидишь, что станешь таким же, как все. Всюду будешь самым желанным, самым милым гостем. Никто не будет ссориться с тобой и выгонять из своего дома.

Я согласился. На следующий день он принёс мне обещанную книгу. Прочтя её, я понял, что в ней и вправду содержится много полезных советов, применяя которые можно не только не нажить себе врагов, но и приобрести множество друзей. Например,

там сказано:

«В гостях старайтесь внимательно слушать собеседника, даже если в это время вас занимает более интересный предмет. Не скупитесь на похвалу и восторги в его адрес: восхищайтесь цветом его одежды и формой галстука. Если кто-либо из гостей начнёт хвалить моральные и душевные качества брата, отца или самого присутствующего, то вы должны поддакивать ему и соглашаться. Если у вашего партнёра большой и уродливый нос, говорите, что вы в восторге от его тонкого, аристократического профиля…» итд. и т. п.

Случилось, что через несколько дней после изучения этих правил я попал в гости и меня познакомили с одним из присутствующих. Фамилия его мне показалась знакомой — кажется, я знал его брата.

— Извините, пожалуйста, дорогой друг, нет ли у вас брата по имени Акбар-хан? — вежливо осведомился я.

вернуться

98

Ибн Йамин — известный иранский поэт (1287—1371), автор приведённых строк.

вернуться

99

Кей-Кобад и Кей-Хосров — древнеиранские легендарные правители.

вернуться

100

Газель — лирическое стихотворение