XV

Сергей Серебряков, проезжая из армии с Дуная в Петербург, остановился дня на два в Москве.

Ему хотелось взглянуть на свою возлюбленную и, если удастся, поговорить с ней.

Подъезжая к роскошному дому князя Полянского, у него как-то особенно забилось сердце, замерло.

— Что это, перед добром или перед худом? — вслух проговорил он.

Вот и обширная княжеская приемная. Те же обитые кожей диваны. Его встретил камердинер князя, Григорий Наумович, и, приветливо кланяясь неожиданному гостю, проговорил:

— Его сиятельство князь Платон Алексеевич только что изволили откушать чай и находятся в своем кабинете. Я сейчас, Сергей Дмитриевич, о вас доложу.

— Да, да, пожалуйста. Надеюсь, у вас все здоровы?

— Благодарение Всевышнему, их сиятельство князь Платон Алексеевич находятся в вожделенном здравии.

— Ну, а княжна Наталья Платоновна?

— Тоже здравствует. Пожалуйста, Сергей Дмитриевич, к кабинету, я сейчас доложу.

Серебряков прошел с княжеским камердинером целую анфиладу комнат и остановился в маленькой гостиной, смежной с княжеским кабинетом.

— Где он? Давай его сюда! — раздался веселый голос князя Платона Алексеевича.

— Пожалуйте, просят, — с улыбкою проговорил Григорий Наумович, показывая на дверь кабинета.

— Честь имею кланяться вашему сиятельству, — низко кланяясь князю, проговорил вошедший Серебряков.

— Здорово, здорово, голубчик! Подойди, я обниму тебя.

Князь Полянский обнял молодого офицера и поцеловал его.

— Ну, садись, рассказывай. Ты ведь с Дуная?

— Точно так, ваше сиятельство.

— Небось, новостей столько привез, что в три короба не уложишь, так что ли?

— Какие же особые новости, ваше сиятельство? Война, как вы изволите знать, прекращена.

— Да, да. Только плохо я верю в мир. По-моему, это не мир, а скорее перемирение. С турками только тогда можно заключить вечный мир, когда их выгонят совсем из Европы. Но не в том дело. Ты едешь в Петербург?

— Так точно, ваше сиятельство, с письмом главнокомандующего государыне императрице. Письмо я должен передать в собственные руки ее величества, — не без гордости проговорил Сергей Серебряков.

— Ого, какая честь! Молодец! Граф Петр Александрович, стало быть, тебе доверяет и отличает от других?

— Благодаря вашему письму, ваше сиятельство. Вы изволили так меня аттестовать перед фельдмаршалом графом Петром Александровичем!.. Я просто не найду слов, как благодарить ваше сиятельство за отеческое ваше внимание.

При этих словах молодой человек встал и низко поклонился князю Полянскому.

— Ну, ну, что за благодарность! Я все готов сделать для сына моего лучшего приятеля и сослуживца. Я свято чту, государь мой, память твоего отца. Что у вас в армии думают о той загадочной дуэли, от которой погиб князь Голицын? — переменяя разговор, спросил у Серебрякова князь Платон Алексеевич.

— Все сожалеют о покойном князе и проклинают его убийцу. Особенно сильное впечатление произвела смерть князя Голицына на его сиятельство, генерал-фельдмаршала.

— Думаю. Ведь у графа Румянцева-Задунайского князь Голицын был правая рука. Такого боевого генерала, каким был покойный князь, и не найдешь, пошли ему Бог царство небесное! Вот уж про него точно можно сказать: из ранних да поздний! Годами молод, умом и храбростью стар. Если бы он был жив, то занял бы в государстве видный пост. Но не судил ему Господь… Однако довольно говорить о печальном. У меня есть кое-что и повеселее и порадостнее… о своей радости тебе, как близкому человеку, хочешь скажу.

— Удостойте, ваше сиятельство.

— Изволь, изволь. Дочку свою княжну Наталью Платоновну замуж выдаю.

— Как? Как вы изволили сказать, ваше сиятельство? — меняясь в лице, тихо переспросил гвардеец Серебряков у князя Полянского.

— Дочь замуж выдаю. Да ты что это, с чего побелел? — пристально посматривая на Серебрякова, спросил у него князь.

— Простите, ваши сиятельство. Это с дороги. У меня голова закружилась.

— Ах, сердяга!.. На, выпей воды, это тебя освежит..

— Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство.

— Пей, пей, какое тут беспокойство.

Князь Платон Алексеевич налил стакан холодной воды и подал ее Серебрякову.

— Покорнейше благодарю, ваше сиятельство. Вот мне теперь и лучше. Так вы изволите княжну Наталью Платоновну замуж выдавать?

— Да, да, братец. Хоть и жалко мне с ней расставаться, да что делать, надо… при себе хочу пристроить дочку.

— Смею спросить, ваше сиятельство, за кого?

— Партия хорошая, за графа Аполлона Ивановича Баратынского. Знаешь? Слыхал? Богач, аристократ! Крепостных мужиков десятками тысяч считает!..

— Знать не знаю, ваше сиятельство, а слыхал…

— Ну кто же не слыхал про графа Баратынского, про его несметные богатства.

— Говорят, он польского происхождения, ваше сиятельство?

— Это точно. Дед его был поляк, католик, но граф Аполлон русский, православный.

— Кажется, он довольно пожилой человек, ваше сиятельство.

— Ну, какой пожилой! Лет сорока, не больше. Великан, богатырь. Я очень, очень рад иметь такого зятя.

— А как княжна, ваше сиятельство?

— Дочь? Что же, она слишком меня любит и сознает, что я забочусь о ее счастии, — как-то уклончиво ответил Серебрякову князь Платон Алексеевич.

— Стало быть, ваше сиятельство, княжна Наталья Платоновна изъявила свое согласие?

— Разумеется. Иначе и быть не может. Она послушная, покорная дочь. А я замечаю, господин офицер, тебе не по себе. Ты болен? — участливо спросил князь Полянский у Серебрякова.

— Это от продолжительной дороги, ваше сиятельство, пройдет!

— Тебе необходимо, голубчик, отдохнуть. Ты когда думаешь выехать в Питер?

— Завтра собираюсь.

— Куда же ты так спешишь. Погости, отдохни как следует.

— Нельзя, ваше сиятельство. Я должен доставить письмо государыне императрице.

— Разве спешное?

— Граф Петр Александрович наказывал скорее доставить.

— Ну, в таком случае я не могу тебя удерживать. Надо исполнять точно и аккуратно возложенное начальником поручение. А желательно бы, очень желательно иметь тебя гостем на помолвке моей дочери.

— Когда назначена помолвка? — замирающим голосом спросил Серебряков.

— Положим, не скоро еще. Недели через две-три. Наверно, ты к тому времени успеешь вернуться из Питера.

— Постараюсь, ваше сиятельство.

— Пожалуйста, голубчик, приезжай. Ведь я, да и дочь моя, а также и сестра смотрим на тебя как на родного.

— Всепокорнейше благодарю, ваше сиятельство.

— Ты не видался еще с княжнами?

— Нет, ваше сиятельство, еще не имел этого счастья.

— Ну так ступай на их половину.

— Сергей Дмитриевич! Какими судьбами? — проговорила старшая княжна Ирина Алексеевна, протягивая руку вошедшему гвардейцу Серебрякову.

— Мимоездом, еду в Питер, — почтительно целуя ее руку, ответил ей Серебряков.

— Слышали, у нас свадьба затевается?

— Слышал, — с глубоким вздохом промолвил Серебряков.

— А помните ваше предположение? Моя племянница, княжна Натали, так уверенно говорила, что кроме вас она не будет женою другого?

— Что вы хотите этим сказать, княжна? Упрекнуть меня, посмеяться надо мною?

— Что вы, что вы, Сергей Дмитриевич! За кого вы меня принимаете? Говорю из сожаления: мне жаль вас!

— Покорнейше благодарю, княжна! Дозвольте спросить у вас: княжна Наталья Платоновна охотно соглашается быть женою графа Баратынского?

— Этого не скажу вам: Баратынский стар для Натали. Любить его она едва ли может.

— Как же это? Без любви под венец? Это непонятно, княжна.

— О, непонятного тут ровно ничего нет. Тысячи выходят замуж не по любви, а по расчету. Я думаю, что вам известно.

— Брак по расчету! Стало быть, княжну неволят?

— Скрывать не буду. Натали благовоспитанная девушка. Чтобы не прогневить своего отца, она делает ему угодное…