Нечего было и думать о том, что иудеев удастся выманить на открытую местность и тем самым сохранить Иерусалим. Город придется брать штурмом. Ирод с болью в сердце думал о том, какие разрушения претерпит Иерусалим, прежде чем Антигон признает свое поражение. Мысли о неизбежных людских потерях Ирод гнал прочь, – к крови он стал привыкать, и это было худшей из его привычек, которые он приобрел со времени обретения власти над себе подобными.

На военном совете, проведенном с Соссием и Махиром, Ирод принял решение возвести вокруг Иерусалима три земляных вала, превышающих по высоте стены города, и установить на них метательные машины. Командование первым валом, возведенным напротив Храма – самым укрепленным местом в городе, откуда двадцать семь лет назад Помпей штурмовал Иерусалим, – Ирод принял на себя; работами по возведению двух других валов и установкой на них метательных орудий он поручил руководить Соссию и Махиру. Пока сирийцы из вспомогательных войск занимались возведением валов, а воины под руководством центурионов снова и снова отрабатывали навыки штурма крепостных стен и ведения уличных боев, Ирод разослал по всей стране отряды с приказом собрать и доставить в лагерь продовольствие и фураж в необходимом для длительной осады количестве.

Иудеи, с раннего утра и до позднего вечера наблюдавшие со стен Иерусалима за ходом подготовки к штурму, насмехались над римлянами и сирийцами и осыпали оскорблениями Ирода, а ночами выбирались потайными подземными ходами наружу, вступали в короткие схватки с противником и поджигали осадные орудия. Ирод приказал солдатам выявить все выходы из подземелья и установить там засады. С окончанием возведения валов Ирод приступил к методичному обстрелу столицы горящим асфальтом, а крепостные стены огромными камнями. Защитников города это, однако, не смутило. Несмотря на пожары, возникшие в Иерусалиме, они по-прежнему все дни напролет проводили на стенах города, хвастая неприступностью столицы и тем, что на их стороне стоит сам Господь Бог.

– Эй, Ирод, – кричали они, – проваливай подобру-поздорову в свою Идумею и помолись своему истукану Котзе[211], чтобы он даровал силу твоим ятрам, пока мы тебе их не отрезали! Где это видано, чтобы народом, избранным Предвечным, правил простолюдин из чуждого нам племени? Не было такого от самого сотворения мира и никогда не будет, пока на земле останется хотя бы один еврей, ты это так и передай своим хозяевам в Риме!

Эти и другие подобные оскорбления всякий раз вызывали дружный хохот на стенах Иерусалима. Между тем время шло, а армии Ирода все никак не удавалось соорудить достаточно высокий земляной вал. Наступил праздник Пасхи, за ним праздник Пятидесятницы. В Иерусалиме наступил голод. Ирод приказал солдатам готовить пищу на виду у горожан и громко нахваливать ее, приглашая осажденных разделить с ними трапезу. Уловка ему удалась: иерусалимцы направили к Ироду посольство с просьбой разрешить ввоз в столицу животных, дабы не прекратились ежедневные жертвоприношения Господу Богу, как того требует древний обычай. Ирод удовлетворил просьбу осажденных. Каково же было его негодование, когда во время очередной трапезы, когда солдаты, как это и стало правилом в ходе непомерно затянувшейся осады, принялись нахваливать свою пищу, высыпавшие на стены Иерусалима иудеи, каждый с огромным ломтем жареного мяса в руке, отвечали им:

– Да провалитесь вы со своей непотребной мертвечиной, лучше посмотрите, чем питаемся мы! Не угодно ли и вам разделить с нами нашу трапезу, а то мы до того объелись, что в нас уже не лезут и самые лакомые куски!

Нашлись двадцать добровольцев из числа верных Ироду евреев, которых возглавил идумеянин Костобар. Человек огромного роста и недюжинной силы, способный завалить быка, он изложил Ироду свой план овладения Иерусалимом. Евреи-добровольцы переодеваются в одежду мирных иудеев и под покровом ночи проникают в город, выдав себя за сторонников Антигона, которые пришли помочь ему. Оказавшись в столице, они овладевают Яффскими воротами, расположенными на западе, откуда менее всего можно ожидать штурма, и отпирают их. Дальнейший успех зависит от расторопности Махира, которого иерусалимцы не считают серьезным противником. Ему и надлежит первым вступить в Иерусалим. Ирод одобрил план Костобара.

Солнце еще не взошло, когда Яффские ворота распахнулись, и в город ворвались манипулы Махира, за которыми ринулись центурии Соссия. Следом за Яффскими распахнулись Золотые ворота[212] на востоке, ведущие к Храмовой площади, а за Золотыми – Дамасские ворота на севере и Навозные на юге. Объединенная армия Ирода со всех сторон вступила в столицу. На улицах и площадях началась страшная резня. Загорелся Храмовый портик. Ирод метался среди сражающихся и, срывая голос, кричал:

– Антигон, ты жалкий трус! Зачем ты велел поджечь Храм? Или ты решил таким образом отомстить Предвечному за то, что Он отвернулся от тебя? Выходи, сразимся с тобой один на один, и пусть Господь Бог решит, кому из нас двоих быть царем Иудеи!

За Храмовым портиком огонь охватил жилые дома. Дым и копоть заполнили город. Верные Ироду евреи убивали каждого, у кого в руках оказывался хотя бы кухонный нож. От евреев не отставали и сирийцы, желавшие доказать всем и прежде всего себе, что и они храбрые воины. Но особенно свирепствовали римляне. Они не щадили никого: ни стариков и старух, ни женщин, ни малых детей. Убийства сопровождались грабежами. Срывали с тел убитых украшения и тащили из горящих домов все, что попадалось под руку. Ирод был в отчаянии. Отыскав Соссия, он схватил его и потребовал:

– Прикажи своим солдатам прекратить бесчинства!

Соссий, размазывая копоть на мокром от пота лице, отвечал ему:

– Слишком поздно! Мои солдаты обозлены на иудеев за то, что им пришлось в течение пяти месяцев осаждать Иерусалим. Так долго римляне не сражались еще ни за один город!

– И тем не менее я требую, чтобы ты положил конец убийствам и грабежам! Если ты пришел сюда затем, чтобы сделать меня царем пустыни, то мне не нужна такая честь даже над всей Вселенной, если за нее приходится расплачиваться ценой гибели и ограбления такого огромного числа моих сограждан!

Соссия эти слова разозлили.

– Мои солдаты имеют право на ограбление побежденных! – заявил он. – Таковы правила ведения любой войны и особенно такой упорной, какую мы ведем здесь. Золото – вот единственная награда, которая венчает победу! К тому же оно не нужно мертвым.

– Поэтому ты и убиваешь всех подряд, не считаясь с тем, враги перед тобой или немощные старики и старухи, слабые женщины и беспомощные дети? Скажи своим солдатам, что я одарю золотом каждого из них, пусть только они прекратят убийства и грабежи!

– Не переоценивай своих возможностей, Ирод: золота никогда не бывает много, а у тебя не найдется и тысячной доли того, что заслужили мои воины.

– Найдется! – в отчаянии закричал Ирод, желая во что бы то ни стало прекратить резню. – Ты только прикажи своим солдатам остановиться!

– Ловлю тебя на слове, – сказал Соссий и поспешил к Стратоновой башне[213], где, как ему доложили, сдался в плен Антигон. По дороге он отдал приказ римлянам прекратить избиение иерусалимцев и грабежи, удовольствовавшись тем, что им уже досталось в качестве трофеев.

С падением Иерусалима испытания Ирода не закончились. Пока Соссий допрашивал Антигона, презрительно называя его Антигоной[214] за то, что тот, вместо того, чтобы возглавить борьбу осажденных иудеев, трусливо, будто женщина, прятался за каменными стенами цитадели, Ироду пришлось с оружием в руках усмирять сирийцев, которые, глядя на римлян, не хотели уступать им в убийствах и грабежах, равно как своих сторонников-евреев, не желавших оставлять в живых никого из своих врагов. Едва усмирив тех и других, он тут же вынужден был кинуться к Храму, где оказавшиеся не у дел римляне вознамерились собственными глазами увидеть то, что хранилось в Святом Святых и что запрещалось видеть любому смертному, кроме разве что первосвященнику, да и тому не чаще одного раза в году. Наконец, наведя в городе относительный порядок, Ирод приказал представить ему списки всех самых знатных и богатых иудеев – сторонников Антигона, арестовать их, а принадлежащее им имущество конфисковать в пользу государственной казны, которая отныне переходит под его полный и безусловный контроль.