– Вы получили всё, что обещал вам Антигон, но получили не из его рук, а из моих. Свободу, чтобы вы могли жить так, как повелевает вам совесть ваша и как велит вам закон. Деньги, на которые вы могли купить себе хлеба и утолить голод ваш. Вино, чтобы возвеселились души ваши. Теперь вы изъявили готовность служить мне. Я знал, что вы, получив от меня все, что обещал вам Антигон, скажете мне именно это, как скажете то же самое и Антигону, когда он сделает для вас то, что сделал я. Но вы забыли, что нельзя служить двум господам, что бы они вам ни обещали и что бы ни делали для вас. И потому все вы должны умереть[183].
Сказав так, Ирод вскочил на коня и вернулся в город. Он ни на йоту не сомневался в том, что его солдаты в точности выполнят его приказ, не оставив в живых никого из пленных единоверцев.
Вечером того же дня Ироду доставили письмо, из которого явствовало, что Антоний, направившись в Сирию, чтобы принять личное участие в войне с парфянами, остановился в Афинах и в скором времени прибудет в Самосату[184], куда приглашает приехать и Ирода. В том же письме, подписанном командующим римскими войсками в Сирии Вентидием, сообщалось, что Антоний выразил крайнее неудовольствие действиями Силона в Иудее (равно как и в Сирии, добавил от себя Вентидий), и распорядился направить в помощь Ироду Махира с двумя легионами и тысячью всадников, дабы он, Ирод, покончил наконец с Антигоном, поддерживаемым парфянами, и ко времени прибытия Антония в Самосату смог, уже ни на что не отвлекаемый, разделить с триумвиром праздничную трапезу по случаю их общей победы над общим врагом.
В это же время возвращавшиеся домой по окончании празднования Пасхи мирные иудеи сообщили Ироду, что Антигон покинул Самарию и перебрался в Иерусалим. Туда-то и отправился со своей армией Ирод, послав к Махиру фельдкурьера с сообщением, что ждет его в Эммаусе[185].
Махир со своими легионами и конницей прибыл в Эммаус на пятый день после получения письма Ирода. Объединенными силами двух армий взять Иерусалим не стоило никакого труда. Ирод, однако, и на этот раз решил воздержаться от штурма столицы, который неизбежно привел бы к значительным разрушениям в городе и гибели его жителей. Он предложил Махиру выманить Антигона из столицы и сразиться с ним в открытом поле. Махир отклонил это предложение, заявив, что по правилам ведения войны солдаты, участвующие в сражениях, имеют право на равную долю добычи из доставшихся им людей, скота и драгоценностей.
– А что достанется моим солдатам, если мы сразимся с Антигоном в открытом поле? – спросил Махир. – Разве что оружие врага, которого у нас самих вдосталь. Законы войны выдуманы не мною, а определены Моисеем, и я всегда следую этим законам, а не советам людей, мало сведущим в военном деле[186].
– Ты рассуждаешь, как правоверный еврей, – сказал Ирод.
– А я и есть еврей, хотя и не иудей, – сказал на это Махир. – Я признаю богов, которым поклоняется Рим, но во всем, что касается вопросов ведения войны, я черпаю полезное всюду, где нахожу[187].
Ирод и Махир спорили два долгих дня, но так и не пришли к единому мнению. На третий день Махир протянул Ироду свиток:
– Вот цена твоего промедления и вот что думает по этому поводу Антигон, чью голову, не окажись ты таким упрямцем, я еще два дня назад мог отправить в Рим.
Ирод развернул свиток и прочитал послание Антигона, адресованное Махиру. Антигон не был оригинален, и в этом своем письме он говорил о том же, о чем говорил всегда, и обещал Махиру то же, что обещал Пакору. Ирод, писал он, назначенный римским сенатом царем Иудеи, не заслуживает этого звания по тому одному уже, что он не еврей; Антигон же и Махир евреи по крови и потому лучше поймут друг друга, чем весь римский народ, к которому Антигон относится с величайшим уважением и в любую минуту готов подтвердить все прежние союзнические договоренности и соглашения, достигнутые между Римом и Иудеей. В конце своего письма Антигон обещал Махиру тысячу талантов и пятьсот самых прекрасных наложниц из числа евреек, если тот встанет на его сторону и поможет уничтожить Ирода со всеми его наемниками и предателями-евреями.
– Ну, теперь-то ты согласишься на штурм Иерусалима? – спросил Махир.
– Нет, я и теперь остаюсь при мнении, что голова Антигона не стóит разрушения Иерусалима и гибели его обитателей, – ответил Ирод.
– В таком случае я во исполнение приказа Антония начинаю действовать самостоятельно, – сказал Махир и, отобрав у Ирода свиток, вышел из дому, превращенного в штаб командования объединенных армий, с грохотом захлопнув за собой дверь.
Поход Махира на Иерусалим закончился провалом. И виной тому стал сам Махир, переоценивший свои силы. При появлении римских легионов и конницы под стенами города Антигон запер все ворота, приказал никого не впускать и никогда не выпускать из Иерусалима, а с наступлением ночи в лагере Махира появились никем не опознанные тени, которые подожгли римский обоз с осадными машинами и всем армейским имуществом, включая продовольствие. В довершение всего эти тени перерезали на ногах лошадей сухожилия, после чего, выведя из строя сторожевые посты, проникли в солдатские палатки и принялись убивать спящих легионеров и кавалеристов. Наутро среди выживших после ночного кошмара римлян распространился слух, что никем не опознанные тени, не ведавшие к чужеземцам ни малейшей жалости, были сикариями, подосланными Антигоном.
Разяренный от гнева Махир приказал оставшимся в живых воинам оцепить город и во что бы то ни стало найти в его стенах уязвимое место, которое существует в любой крепости. Но и этот его приказ не возымел должного действия: защитники Иерусалима по всему периметру его стен встречали римлян градом стрел и дротиков, бросали им на головы горящие куски асфальта, а с тыла их атаковали все те же тени-сикарии, появлявшиеся столь же стремительно, сколь стремительно исчезали, прежде чем римляне успевали выстроиться в боевые порядки. Проведя в бессмысленном противостоянии три долгих дня и неся невосполнимые потери, Махир дал сигнал к отступлению. Отступая, он, однако, избрал не прямую дорогу на Эммаус, а окольные пути, грабя и убивая всех, кто ему попадался на глаза, не делая различия между сторонниками Антигона и его противниками. Прежде, чем римляне вошли в Эммаус, сюда устремились сотни мирных жителей с жалобами на самоуправство и жестокость Махира.
Ирод вскочил на коня и выехал навстречу незадачливому союзнику. Едва завидев римлян, он дал коню шпоры и, подскочив к Махиру, набросился на него с упреками:
– Я немедленно отправляюсь к Антонию и доложу ему, что не нуждаюсь в союзниках, которые приносят мне и мирным жителям Иудеи вреда больше, чем врагам! Я и сам в состоянии справиться с Антигоном, запомни это!
Махир не остался в долгу.
– Если ты сам в состоянии справиться с Антигоном, то почему тратишь попусту столь драгоценное время? Со времени, когда Антигон вступил в союз с парфянами и объявил себя царем Иудеи, прошло больше года. И что за этот год успел сделать ты?
Ирод, вернувшись к своему войску, приказал ему собираться в Сирию. Махир, несколько поостыв, стал упрашивать Ирода:
– Пойми, горячая ты голова, я обязан выполнить приказ Антония, чего бы мне это ни стоило. Если ты надумал ехать в Сирию, то оставь здесь по крайней мере своего брата Иосифа, которому лучше, чем мне, известны местные нравы и обычаи.
В словах Махира содержался резон. Ирод, поразмыслив, отправил брату письмо с требованием немедленно явиться со своим отрядом в Эммаус и в дальнейшем выполнять все приказы Махира, кроме одного: ни под каким предлогом не брать Иерусалим штурмом и всеми возможными мерами стремиться сохранить жизнь мирных жителей.
183
Запрет на служение двум господам, cуществовавший при Ироде, в пору становления христианства обрел силу закона, не допускавшего одновременного служения Богу и богатству (маммоне), под которой чаще всего подразумевались деньги: «Никакой слуга не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом не радеть. Не можете служить Богу и маммоне» (Лук. 16:13).
184
Самосат (ныне Самсат на правом берегу Евфрата) – столица древнего княжества Коммагена, находившегося в северо-восточной части Сирии. Сохранившаяся до наших дней великолепная гробница князя Антиоха I (69–38 гг. до н. э.) свидетельствует о том, что и после включения Коммагены в состав Сирии, превращенную в крупнейшую восточную провинцию Рима, традиции древнегреческой архитектуры и искусства продолжали оставаться здесь доминирующими.
185
Эммаус – деревня, известная нам по Новому завету как селение Еммаус, расположенное в 60-и стадиях (10 км) к северо-западу от Иерусалима. Здесь произошла встреча воскресшего Христа с двумя Своими не названными по именам учениками, которые не узнали Его и с которыми Он преломил хлеб (см. Лук. 24:13–31). В Эммаусе паломники, направлявшиеся в Иерусалимский Храм по дороге из Яффы, делали последнюю остановку. Предполагают, что Эммаус – это нынешняя деревня Кубебе с церковью, построенной на месте, где Христос остановился на ночлег со Своими учениками.
186
По закону, вся добыча, захваченная на войне, делилась поровну между всеми участниками сражений, включая солдат, находившихся в обозе (см. в этой связи Ис. 9:3, Псал. 67:13 и 118:162, 1 Цар. 30:21 и дал.). Что касается Моисея и законов, установленных им в части ведения войны, то представление о них дает нам следующий рассказ, относящийся ко времени, когда его брат Аарон скончался и место первосвященника занял Елеазар: «И сказал Моисей народу, говоря: вооружите из себя людей на войну, чтоб они пошли против Мадианитян (арабское племя, ведущее начало от четвертого сына Авраама Мадиана, рожденного Хеттурой; из различных мест Библии видно, что это языческое племя было богато скотом, верблюдами и различными драгоценностями. – В. М.), совершить мщение Господне над Мадианитянами; по тысяче из колена, от всех колен Израилевых пошлите на войну. И выделено из тысяч Израилевых, по тысяче из колена, двенадцать тысяч вооруженных на войну. И послал их Моисей на войну, по тысяче из колена, их и Финееса, сына Елеазара, священника, на войну, и в руке его священные сосуды и трубы для тревоги. И пошли войною на Мадиама, как повелел Господь Моисею, и убили всех мужеского пола… А жен Мадиамских и детей их сыны Израилевы взяли в плен, и весь скот их, и все стада их и все имения их взяли в добычу, и все города их во владениях их и все селения их сожгли огнем. И взяли все захваченное и всю добычу, от человека до скота, и доставили пленных и добычу и захваченное к Моисею и к Елеазару священнику и к обществу сынов Израилевых, к стану, на равнины Моавитские, что у Иордана, против Иерихона. И вышли Моисей и Елеазар священник и все князья общества на встречу им из стана. И прогневался Моисей на военачальников, тысяченачальников и стоначальников, пришедших с войны, и сказал им Моисей: для чего вы оставили в живых всех женщин? Вот они, по совету Валаамову (он же Ваал – одно из главных божеств языческого мира, олицетворявший созидающие и разрушительные силы природы. – В. М.), были для сынов Израилевых поводом к отступлению от Господа в угождение Фегору (истукан, изображавший Ваала. – В. М.); за что и поражение было в обществе Господнем. Итак убейте всех детей мужеского пола, и всех женщин, познавших мужа на мужеском ложе, убейте; а всех детей женского пола, которые не познали мужеского ложа, оставьте в живых для себя… И сказал Елеазар священник воинам, ходившим на войну: вот постановление закона, который заповедал Господь Моисею: золото, серебро, медь, железо, олово и свинец, и все, чтó проходит через огонь, проведите через огонь, чтоб оно очистилось, а кроме того и очистительною водою должно очистить; все же, что не проходит через огонь, проведите через воду. И одежды ваши вымойте в седьмый день, и очиститесь, и после того входите в стан. И сказал Господь Моисею, говоря: сочти добычу плена, от человека до скота, ты и Елеазар священник и начальники племен общества. И раздели добычу пополам между воевавшими, ходившими на войну, и между всем обществом» (Чис. 31:3-27).
187
Рим с самого возвышения благосклонно относился к Иудее, уважая стремление ее народа к свободе и не вмешиваясь в дела религии (Рим вообще терпимо относился ко всем религиям того времени, а многое из этих религий черпал сам, прежде всего из религии древних греков, давая их богам новые имена. Этим объясняется, почему Рим не только не запрещал представителям народов, проживавшим на его территории, а поощрял строительство в Риме храмов, синагог и др. культовых сооружений). Такое лояльное отношение к традициям, культурам и религиям других народов прямо отвечало главному принципу внешней политики древнего Рима: «dividi et impera» – «разделяй и властвуй». Нетерпимое, а часто враждебное отношение евреев, почитавших себя единственным избранным Богом народом, к соседним народам, исповедовавшим иную религию, было на руку римлянам: то, что они считали для себя необходимым на Ближнем Востоке, можно было осуществить не своим военным вмешательством, а силами евреев. Отсюда опора римлян на наиболее авторитетных евреев как внутри Иудеи, так и в местах массового их расселения, на которых можно было всецело положиться. Когда наследники Матаффии обнаружили явную заинтересованность в отделении Иудеи от Рима и стали бороться между собой за царскую корону, римляне назначили наместником Иудеи отца Ирода Антипатра, своего союзника, и в дальнейшем уже не вмешивались во внутреннюю политику, проводимую им. Так же они поступили и с Иродом, назначив его царем Иудеи, хотя не могли не понимать, что он является для евреев чужаком и они никогда не смирятся с тем, что ими правит выходец из презираемого ими народа. Они и после смерти Ирода продолжали ту же политику, освободив Иудею от прямого управления ею из Рима (в отличие, напр., от Египта и Сирии, которыми от имени императоров управляли наместники), назначая туда менее значимых по предоставленным им полномочиям прокураторов, в основную обязанность которых входил сбор податей и поддержание общественного порядка (напомню: девятым прокуратором Иудеи во времена правления Клавдия был назначен александрийский еврей Тиверий Александр – далеко не худший из тринадцати других прокураторов, которых знала Иудея со времени введения в этой стране прокураторства в 6 г. н. э. после антиримского восстания, поднятого Иудой Галилеяниным, и отмененного в 67 г. с началом Иудейской войны, по окончании которой Иудея лишилась всякой самостоятельности). История показывает: до тех пор, пока евреи не кичились своим преимуществом перед всеми остальными народа-ми, как Богоизбранная нация, к ним относились как к равным, предоставляя земли для заселения и уважительно относясь к их традициям и религии, с которыми они не желали расстаться и что воспринималось окружающими как их законное право; более того, из числа евреев произошли многие видные государственные, политические и военные деятели древности, и это не вызывало отторжения со стороны коренных народов стран их расселения (достаточно назвать в этой связи имена Иосифа, ставшего фактическим правителем Египта, Даниила, входившего в ближайшее окружение вавилонского царя Навуходоносора, назначенного одним из трех сатрапов над 120 губерниями и чуть было не подчинившего себе всю страну, полководцев в армии Клеопатры и командующих римскими легионами, участвовавшими в покорении Европы, Азии и Африки и т. д.; напомню также читателям, что еврейкой по матери была Поппея Сабина, третьим мужем которой стал император Нерон). Гонения на евреев начинались там и тогда, где и когда они самоизолировались, в то же время претендуя на ведущие роли во всех областях государственной, общественной и культурной жизни в странах своего проживания, и запрещали своим единоверцам смешанные браки, дабы «не испортить» чистоту «еврейской крови». Невероятно, на факт: и сегодня, спустя две тысячи лет, все еще культивируются подобные взгляды на еврейскую исключительность. Так, в газете «Еврейское слово» от 22–28 февраля за 2006 г., выходящей в Москве, опубликована статья жителя Израиля Аркадия Красильщикова «В круге третьем», основной пафос которой сводится к призыву «сохранить еврейское первородство». Автор, заявив, что верит «в цикличность истории еврейского народа», призывает евреев отказаться от ассимиляции, через которую прошли практически все народы мира, благодаря чему человечество существует по сей день, и называет попытки навязать эту ассимиляцию евреям основной причиной трагедий, пережитых народом за свою трехтысячелетнюю историю. Его возмутили слова не названного им профессора Израильского университета, который считает, что отказ древних евреев от усвоения уроков античности обеднил их и превратил в изгоев в современном мире. «Так евреями была упущена возможность слиться с мировой цивилизацией, приняв всю глубину, универсальность и всеобщность эллинской культуры», – сказал в одной из своих лекций этот не названный в статье профессор. А. Красильщиков противопоставляет этой концепции собственный взгляд на историю евреев, согласно которой (цитирую) «Две ужасные катастрофы за спиной жестоковыйного народа. Первая уничтожила половину потомков Иакова, остальных заставила покинуть свою землю. Вторая закончилась ужасом Холокоста и возможностью для гонимого народа начать очередной виток своей истории». Сегодня, по мнению автора, народ Израиля «находится в третьем круге». Поскольку мы в этой книге касаемся вопросов истории, небезынтересно послушать, как А. Красильщиков интерпретирует эту историю (продолжу цитирование). «Первая катастрофа напрямую связана с попыткой ассимиляции в эллинскую культуру, когда копиисту этой культуры – Древнему Риму – уже не оставалось ничего другого, кроме геноцида, полного уничтожения непокорного народа. Второй круг начат немецким Просвещением и продолжен лихорадочной попыткой ассимиляции: принятия и растворения в ценностях христианской культуры Европы. Закончилась эта очередная попытка “быть как все” душегубками Аушвица». Третий круг, по автору, состоит в попытках навязать евреям, которые не желают «быть как все», новую ассимиляцию, исходящую из определенных кругов как в самом Израиле, так и в Европе, где все еще значительны по численности еврейские диаспоры: «Армия местных социалистов активно продолжает политику Осло – политику, прежде всего рассчитанную на ту же ассимиляцию, отказ от принципов, по которым тысячелетия развивалась жизнь “избранного народа”». Так к чему же в итоге призывает автор «Еврейского слова»? К переселению евреев в некое мировое гетто, где никто не станет мешать им жить так, как хочется? Нет, как раз к жизни в гетто он не призывает. В таком случае к чему? Не поверите, читатель, но А. Красильщиков призывает своих единоверцев к борьбе с мировым злом, в которое погрузилось человечество. Мысль о том, что весь мир во зле лежит, не нова: это ощущали все древние народы и религии, ощущал это и Ирод, как это увидит читатель из дальнейшего повествования, об этом же прямо сказано в послании апостола Иоанна Богослова: «Мы знаем, что мы от Бога и что весь мир лежит во зле» (1 Иоанн, 5:19). Нужно бороться с эти злом? Нужно. Но, полагаю, совсем не теми средствами и не для осуществления тех целей, которые обозначил в своей статье автор «В круге третьем» (привожу последнюю цитату из его работы): «Один “прогрессивный” израильский поэт из ассимилянтов писал: “Я хочу умереть в своей постели”. Эти слова мне не раз повторяли наши социалисты. Сколько, мол, мы будем воевать и сражаться, пора пребывать в холе и неге, жить как все. Не получится. Противостояние злу – борьба вечная. Мало того – это долг еврейского народа перед Всевышним. Потомки Авраама обречены на эту борьбу. Евреи занимают те позиции, на которые они были поставлены четыре тысячи лет назад. Можно эвакуировать Синай, бежать из Ливана, ликвидировать свое присутствие в Газе, но потерю этих позиций можно приравнять к новому Холокосту. Риск дальнейшей ассимиляции смерти подобен».
В завершение этой сноски сошлюсь на книгу «Жизнь двенадцати цезарей» Гая Светония, для которого, по-видимому, не были секретом взгляды, подобные взглядам нашего современника А. Красильщикова, и который дает собственное объяснение причинам начала Иудейской войны: «На Востоке распространено было давнее и твердое убеждение, что судьбой назначено в эту пору выходцам из Иудеи завладеть миром. События показали, что относилось это к римскому императору; но иудеи, приняв предсказание на свой счет, возмутились, убили наместника, обратили в бегство даже консульского легата, явившегося из Сирии с подкреплениями, и отбили у него орла. Чтобы подавить восстание, требовалось большое войско и сильный полководец, которому можно было бы доверить такое дело без опасения; и Веспасиан оказался избран как человек испытанного усердия и нимало не опасный по скромности своего рода и имени».