– Ей необходимо отдохнуть, – сказал Иосиф и первым вышел из спальни.
А Ирод все стоял посреди комнаты, всеми забытый и ставший вдруг лишним в огромном доме. По щекам его катились слезы.
Мариамна быстро шла на поправку. Маленький Аристовул отличался завидным аппетитом, и ему пришлось нанять кормилицу. Саломия все еще куксилась и на людях сторонилась Иосифа, будто желая показать всем, что продолжает считать себя незамужней. В отношениях Ирода к Иосифу также что-то надломилось. Ему по-прежнему было интересно беседовать с ним, слушать его рассуждения о страхе Господнем, на котором покоится самая совершенная изо всех известных миру религий иудаизм – вера Авраама и, стало быть, всех евреев, произошедших от его младшего внука, но, оставаясь наедине с мужем Саломии и глядя на его руки и рот, он видел одно и то же, что угнетало его: как эти руки влезают в чрево Мариамны, а рот сливается с ее ртом.
Разум подсказывал Ироду, что, не случись этого, он потерял бы и Мариамну, и сына Аристовула, но чувства не могли смириться с виденным. Ирод решил, что сходит с ума, и потому чрезвычайно обрадовался, когда по истечении месяца получил тревожное письмо от Птолемея. Оставленный за командующего войском Птолемей сообщал, что на выдвинутые в деревню Арбела близ Сепфориса в качестве боевого охранения три отряда пехоты и один эскадрон кавалерии напали иудеи – сторонники Антигона. Птолемей, которому Ирод приказал не ввязываться в сражение с противником без крайней на то необходимости, сдерживает, насколько у него хватает сил, натиск иудеев и ждет от Ирода новых указаний.
Ирод, не медля больше ни дня, отправился в Галилею, и спустя сорок дней после своего отъезда снова вступил в Сепфорис. Ознакомившись с положением дел на месте и выслушав доклад ординарца Птолемея, высланного ему навстречу, Ирод во главе двух когорт и одного эскадрона двинулся в сторону Арбелы. На подступах к сгоревшей деревне кипел бой. Иудеи Антигона, смяв правое крыло Птолемея, стали окружать его и деловито, как мясники в лавке, принялись рубить сторожевой отряд с тыла. От победы над Птолемеем их отделяла горстка отчаянных вояк, занявших круговую оборону. Тут-то и появился Ирод со своими воинами. Заметив клубы пыли, поднятой кавалерийским эскадроном, основные силы Антигона, оказавшиеся не у дел, развернулись к Ироду фронтом и пошли в атаку. Ирод врезался в самую гущу иудеев, отвлекая на себя врагов, зашедших в тыл Птолемею, а подоспевшие когорты, разделившись на центурии, пустили в ход стрелы и пращи. Антигоновцы дрогнули и стали отступать. Ирод со своими воинами, развивая успех, не давал им возможности перестроиться и, давя их конями, продолжал оставаться в самой их гуще, пустив в ход мечи. Отступление антигоновцев превратилось в бегство. Ирод устремился за ними. Подоспевшие из Сепфориса основные силы иродова войска довершили разгром иудеев.
Весь путь от Сепфориса до Иордана был усыпан трупами врагов. Пленных Ирод приказал не брать, а раненых добивать. Такая жестокость, впервые проявленная Иродом не без влияния слов хромоногого Иосифа, напомнившего ему о пользе страха как основе дисциплины и послушания, вызвала в стане противника панику. Каждый думал теперь не столько о товарищах, сколько о личном спасении. От основных сил антигоновцев отделялись отдельные группы и одиночки, сворачивавшие на боковые дороги. Ирод не оставлял в покое и их: кавалеристы легко настигали беглецов, убивали их и возвращались к основным силам. Массовое убийство людей, потерявших способность защищаться, прекратилось лишь тогда, когда единицы уцелевших бросились в реку и вплавь перебрались на восточный берег реки. Лишь тогда Ирод протрубил отбой и приказал войску возвратиться в Сепфорис. Здесь он одарил каждого солдата, участвовавшего в изгнании из Галилеи войска Антигона, ста пятьюдесятью драхмами, а их командиров суммой втрое большей.
О разгроме войск Антигона стало известно иудеям, скрывшимся со своими семьями в пещерах Галилеи. В отместку за гибель единоверцев они стали совершать набеги на города, вернувшиеся под власть Ирода, грабить их и вступать в стычки с размещенными там гарнизонами. Дерзость иудеев удивила Ирода: ведь, по толкованию мужа Саломии Иосифа, суть закона, данного Предвечным через Моисея, состоит в страхе перед неизбежностью кары за непослушание. Разве уничтожение войска Антигона не должно было вызвать чувство страха за собственную жизнь и жизнь своих жен и детей у оставшихся в живых сторонников самозванного царя Иудеи? Какие еще нужно применить меры, чтобы подчинить себе этих непокорных людей?
Пока Ирод размышлял над этим вопросом, из Самарии прибыл со своими солдатами Силон. Римляне вконец отощали за зиму: коварный Антигон, пообещавший взять их на полное довольствие при условии, что те не станут вмешиваться в войну, ведущуюся между ним и Иродом, обманул их. Он не только лишил римлян продуктов питания и вина, но и приказал своим приверженцам в Самарии собрать все припасы, имевшиеся у них в наличии, и бежать с ними в горы, дабы римляне, лишенные средств к существованию, погибли от голода. Ирод, узнав о бедственном положении союзников, написал своему младшему брату Фероре письмо с приказом загрузить обозы запасами продовольствия, остававшиеся еще в Иерихоне, собрать в гурты скот и перегнать все это в Галилею. Заботу о римлянах Ирод возложил лично на брата, пообещав ему убить его красавицу-рабыню, если тот не выполнит его приказа. А чтобы Ферора не скучал, поскольку сбор и доставка в Галилею продуктов питания не потребует от него особого умственного напряжения и оставит ему массу свободного времени, Ирод дополнительно приказал брату заново отстроить давным-давно покинутый жителями город Александреум и переименовать его в Александрион, дабы славные дела и намерение Александра Македонского объединить все покоренные им народы в одну семью, связанную узами кровного родства, никогда не истерлась из памяти иудеев.
Забегая вперед, скажу, что Ферора, опасаясь за жизнь своей обожаемой италийки, успешно справился как с первым, так и вторым приказом брата. Ирод же тем временем не стал больше мириться с набегами, совершаемыми иудеями из пещер на мирные города Галилеи, и, собрав отряд, состоящий из верных ему иудеев, отправился в горы.
Был месяц нисан[172]. Мирные жители, среди которых преобладали женщины и дети, вышли в поля на уборку ячменя. Приближался великий праздник Пасхи[173]. Наиболее набожные иудеи потянулись поодиночке и небольшими группами в Иерусалим, чтобы принести Предвечному установленную законом жертву. Ирод, оглядываясь на своих солдат, растянувшихся длинной цепочкой по каменистой горной дороге, мысленно одобрил свое решение взять в поход одних только иудеев: евреи с евреями всегда найдут общий язык и прекратят, наконец, непростительно затянувшуюся братоубийственную войну.
Чем выше забирался Ирод со своим отрядом в горы, тем круче становились тропы, тем неприступней выглядели скалы, вздымавшиеся по одну сторону тропы, и опасней пропасти по другую сторону. Галька ссыпалась из-под калиг солдат, лошади, понукаемые возницами, спотыкались, повозки с шанцевыми инструментами и всем необходимым для взятия пещер кренились, грозя опрокинуться в пропасть. Ирод спешился и вместе с солдатами стал помогать лошадям преодолевать крутой подъем и опасные повороты. Откуда-то сверху на него упал горящий кусок асфальта и, отскочив от железного наплечника, огненным шаром скатился в пропасть. Следом за первым куском асфальта сверху стали падать другие горящие шары. Солдаты попрятались под скальные выступы, загнав туда же и лошадей. Когда огненный обстрел стал менее интенсивным, Ирод, прикрывшись щитом, выглянул из-под каменного навеса, чтобы оценить обстановку. Насколько хватало глаз, отвесная скала сплошь зияла тесными входами в пещеры, напоминавшими снизу птичьи гнезда. Перед некоторыми входами были сооружены площадки, из других свешивались концы недоубранных веревочных лестниц. Разбойники Езекии, с которыми Ирод некогда без труда расправился, не забирались так высоко. Одолеть нынешних сторонников Антигона будет непросто. Ирод собрал командиров и приказал им растянуться вдоль горной тропы и обратиться к антигоновцам с увещевательными словами. Уже через минуту скалы огласились криками, многократно повторенными эхом: «Братья! К вам обращается храбрый Ирод, который только что изгнал из Галилеи войско Антигона и теперь пришел к вам с миром и предложением сложить оружие. Прекратим проливать кровь единоверцев, перестанем делать наших жен вдовами, а детей сиротами. Приближается Пасха. Помиримся в честь этого нашего общего великого праздника, сядем рядом за общий стол и вместе вкусим пасхального агнца! Да не поднимется больше рука брата на брата своего, да не останется меж нами вдов и сирот, да сбудутся реченые Богом нашим слова, обращенные к народу Своему: “Да благословит тебя Господь и сохранит тебя! Да призрит на тебя Господь светлым лицем Своим и помилует тебя! Да обратит Господь лице Свое на тебя и даст тебе мир! Так пусть призывают имя Мое на сынов Израилевых, и Я благословлю их”[174]. Всем, кто добровольно покинет пещеры, Ирод обещает сохранить жизнь и наградит щедрыми подарками».
172
Нисан – первый месяц еврейского религиозного календаря (седьмой месяц гражданского календаря), соответствующий марту-апрелю григорианского календаря (другое его название – месяц авива, что означает «колосья»). Особо почитаемый у иудеев месяц, с которым связано следующее наставление Предвечного: «И когда введет тебя Господь в землю Ханаанскую, как Он клялся тебе и отцам твоим, и даст ее тебе: отделяй Господу все, разверзающее ложесна (т. е. «матку», «материнское чрево»; слово, заимствованное из греч. lochos – «постель», «супружеское ложе», «любовное наслаждение». – В. М.); и все первородное из скота, какой у тебя будет, мужеского пола, – Господу. А всякого из ослов, разверзающего, заменяй агнцем; а если не заменишь, выкупи его; и каждого первенца человеческого из сынов твоих выкупай. И когда после спросит тебя сын твой, говоря: ”чтó это?”, то скажи ему: “рукою крепкою вывел нас Господь из Египта, из дома рабства. Ибо, когда фараон упорствовал отпустить нас, Господь умертвил всех первенцев в земле Египетской, от первенца человеческого до первенца из скота: посему я приношу в жертву Господу все, разверзающее ложесна, мужеского пола, а всякого первенца из сынов моих выкупаю. И да будет это знáком на руке твоей и вместо повязки над глазами твоими; ибо рукою крепкою Господь вывел нас из Египта”» (Исх. 13:11–16).
173
Пасха – евр. Песах, производное от глагола пасах, что означает «перепрыгнуть». Евреям заповедано было отмечать этот праздник прыжком. Откуда взялся этот обычай? Рабби Менахем Мендл Шнеерсон пишет: «Евреи жили в Египте поколениями. И так “прижились” к этому месту и даже к собственному рабству, что многие просто-напросто не хотели выходить на свободу. Надо вспомнить о том, что в те времена Египет был не просто великой державой в экономическом отношении, но и являлся средоточием культуры Древнего мира. А еще – центром моральной распущенности, потому и назвала Тора это государство эрват аарец, срамным местом земли. Отсюда евреи должны были уйти на свободу – в пустыню, к подножию горы Синай, к дарованию Торы. Причем, перемена должна была произойти не в ходе многолетней эволюции, а в считанные дни. Превратиться из сытого раба в представителя Избранного народа, начать верить в единого Б-га и перестать воровать и убивать – это ли не Песах, это ли не прыжок через бездну?!» В иудейской традиции празднование Песаха связано с приведением жизни каждого еврея в соответствии с Божественным планом и ожиданием прихода Мошиаха (Мессии). М. М. Шнеерсон завершает свое поучение о Песахе словами: «Да будет воля Всевышнего на то, чтобы удостоились мы подлинного освобождения с приходом Мошиаха! Освобождения тела и освобождения еврейского духа!» В раннем христианстве, возникшем в недрах иудаизма, два этих начала – стремление к освобождению от «сытого рабства» и ожидание прихода Мессии – соединились в одном образе казненного (умерщвление греховной плоти) и воскресшего (духовно непорочного и потому бессмертного) Иисуса Христа. Этим, однако, отделение христианства от иудаизма не ограничилось: уже в первые века н. э. произошло очищение новой веры от национальной заскорузлости («освобождение еврейского духа») и национальной самоидентификации как Богоизбранного народа («превратиться из сыто-го раба в представителя Избранного народа»). В этом очищении интернационального христианства от еврейского национализма, на котором зиждется иудаизм, и состоит принципиальная разница между двумя родственными религиями. Потому-то в христианском богословии Пасха и называется «праздником праздников и торжеством из торжеств», который объединяет всех людей вне зависимости от их расовой и национальной принадлежности.
Есть еще одно не лишенное интереса объяснение происхождения праздника «прыжка». В глубокой древности основным занятием семитских племен, в том числе тех, от которых позже произошли евреи, было скотоводство. Стремясь задобрить духов природы и получить от них поддержку в хозяйственных заботах и нуждах, люди приносили им жертву из первого приплода скота. В природе не существует определенной даты, когда животные дают приплод, – это связано со многими привходящими обстоятельствами, в том числе климатическими особенностями той или иной местности, в которой оказывались со своими стадами кочевники. Отсюда «кочующая» дата празднования Пасхи, выпадающей каждый год на новые числа. Первый Вселенский собор, состоявшийся в 325 г. в гор. Никея в Вифинии (северо-западная область Малой Азии, расположенная между Мраморным и Черным морями) установил дату празднования Пасхи в первое воскресенье, «следующее за полнолунием, совпадающим с весенним равноденствием или бывающим после него», но ни в коем случае не допуская ее совпадения с иудейской Пасхой (дата православной Пасхи определяется по юлианскому календарю, католическая по григорианскому). Из иудейской Пасхи христиане унаследовали традицию выпечки куличей, восходящую к иудейской традиции выпекать на Пасху пресные лепешки – мацу, но категорически отказалась от принесения каких-либо кровавых жертв, и прежде всего ягнят – первенцев в стаде (для христиан агнец Божий – суть Иисус Христос, и заклание агнца в Пасху для христианина неслыханное кощунство, сопоставимое разве что с повторным убийством Христа). В иудейской же Пасхе ягненок рассматривается как главное жертвенное животное, который так и называется – «пасхальный агнец» (см. 2. Пар. 35:11: «И закололи пасхального агнца»). Существовал детально прописанный ритуал подготовки и проведения Пасхи, относящийся к периоду, когда евреи не вышли еще из Египта: «И сказал Господь Моисею и Аарону в земле Египетской, говоря: месяц сей да будет у вас началом месяцев; первым да будет он у вас между месяцами года. Скажите всему обществу Израильтян: в десятый день сего месяца пусть возьмут себе каждый одного агнца по семействам, по агнцу на семейство. А если семейство так мало, что не съест агнца, то пусть возьмет с соседом своим, ближайшим к дому своему, по числу душ: по той мере, сколько каждый съест, расчислитесь на агнца. Агнец у вас должен быть без порока, мужеского пола, однолетний; возьмите его от овец или коз. И пусть хранится он у вас до четырнадцатого дня сего месяца: тогда пусть заколет его все собрание общества Израильского вечером. И пусть возьмут от крови его и помажут на обоих косяках и на перекладине дверей в домах, где будут есть его. Пусть съедят мясо его в сию самую ночь, испеченное на огне; с пресным хлебом и с горькими травами пусть съедят его. Не ешьте от него недопеченного, или сваренного в воде, но ешьте испеченное на огне, голову с ногами и внутренностями. Не оставляйте от него до утра; но оставшееся от него до утра сожгите на огне. Ешьте же его так: пусть будут чресла ваши препоясаны, обувь ваша на ногах ваших и посохи ваши в руках ваших, и ешьте его с поспешностию; это Пасха Господня» (Исх. 12:1-11). Существовал даже устав Пасхи, в котором указывалась, кто вправе есть пасхального агнца, а кто нет (не допускался за пасхальный стол никто из необрезанных): «И сказал Господь Моисею и Аарону: вот устав Пасхи: никакой иноплеменник не должен есть ее. Поселенец и наемник не должен есть ее. В одном доме должно есть ее, не выносите мяса вон из дома, и костей ее не сокрушайте. Все общество Израиля должно совершать ее. Если же поселится у тебя пришлец, и захочет совершить Пасху Господню, то обрежь у него всех мужеского пола, и тогда пусть он приступит к совершению ее, и будет как природный житель земли; а никакой необрезанный не должен есть ее» (Исх. 12:43–48).
Ко всему сказанному о Пасхе остается добавить: жертвоприношение допускалось только в Египте в ходе подготовки к исходу, в скинии в течение 40-летнего странствия евреев по пустыни, а после завершения строительства Соломоном первого Храма в Иерусалиме – исключительно в этом Храме священниками во внутреннем дворе на специальном жертвеннике. Во всех других местах пребывания евреев, включая синагоги как в Иудее, так и в диаспорах, жертвоприношения не производились.
174
Чис. 6:24–27