«Хватит лежать, собирайся, Николай, поедем в Академию» — были его последние слова…
Смерть пришла как избавление.
1 апреля 1910 года Врубеля не стало.
«Первую мессу отслужили в маленькой часовенке в лечебнице, и небольшая группа людей кроме нас, Беклемишев, Берштам и Матэ только присутствовали при этом. Беклемишев был недоволен, что мало академистов и потому нельзя было на руках отнести гроб в Академию. Но у Академии было довольно много народу, и гроб внесли художники и пошли на лестницу и через выставку в церковь. Беклемишев много берет на себя. Он нес гроб в головах, и казалось, что главная тяжесть на нем на лестнице. Хорошо нести художника по выставке, так подходит, это была его жизнь. После отчаянно грустной маленькой часовенки — красивая академическая церковь, свет, интересные лица, красота, все, что любил Врубель…». Так писала Екатерина Ивановна Ге. Блок сказал речь на кладбище, назвав эпоху начала нового века эпохой Врубеля. Звучали красивые, похожие на искусство Врубеля слова о дивных красках и чертежах, похищенных Врубелем у вечности, о легенде, на которую похожа жизнь гениального художника, о «врубелевой легенде», о тех таинственных мирах вечности, которые прозревал гений художника, о поисках им «обетованной земли», о том, что Врубель — вестник, и его Демон, так же как и Демон Лермонтова, — символ наших дней… Лица, лица… Много знакомых лиц спутников Врубеля — Бенуа, Серов, Рерих, Матэ, Билибин, Бакст, Кустодиев… «Смерть, примиряющая все противоречия, и есть категорический императив», — сказал как-то Врубель незадолго до смерти.
Нет, его «категорический императив» не воплощала смерть. Гроб опустили в могилу, прозвучали слова Блока, и теперь Врубелю в его творениях предстоял не менее трудный и мучительный, противоречивый путь среди его потомков…
