— Покажешь статью?
— Конечно, как только придем в училище.
Они сели на скамейку в сквере. Не торопясь, постукивая палкой, мимо прошел старик в черном длинном пальто и черной шляпе, молодая мать пронесла девочку в красном капоре, прошел, держа под руку высокую блондинку, морской офицер.
— Меня вызвал генерал, — сказал Гербов. — Спрашивает: «Не хотите ли по окончании нашего училища стать воспитателем в одном из суворовских?»
— И что же ты?
— Заманчиво, но для воспитателя нужен жизненный опыт. Послужу сначала в линейной части, поработаю с людьми, пригляжусь к ним…
— Эх, вот бы попал в наше Суворовское! Офицеры помогли б!
— Нет, рано! Я поеду на Запад.
— Вот наши пути и расходятся, — огорченно сказал Володя, — я буду проситься на Дальний Восток. Приеду в какой-нибудь самый, самый дальний гарнизон…
— Тебя, поэт, как всегда, заносит, — улыбнулся Гербов.
— Почему же? Кому-то надо служить и в этих гарнизонах.
Они помолчали.
— Да, Сема, давайте все вместе пошлем телеграмму полковнику Зорину, поздравим с получением ордена Ленина.
— Непременно!
— От Сергея Павловича еще письмо пришло.
— Это он к началу наших экзаменов усиливает поддержку, — проницательно заметил Семен. — Жаль, не смогу заехать в училище…
— Почему? А я обязательно загляну.
— Дело одно важное есть, — неопределенно ответил Семен и, густо покраснев, вдруг объявил: — Женюсь…
— Ты? Не может быть! Ты?
Володя лишился речи, остолбенел от этой поразительной новости, от неожиданности. В его голове никак не укладывалось, не могло уместиться, что женоненавистник и скромник Семка вдруг станет женатым человеком, супругом! А может быть, так и бывает: тихоня, тихоня и — вдруг!
— Ты шутишь? — наконец вымолвил Владимир, продолжая во все глаза глядеть на друга, словно видел его впервые.
— Ну, чего ты уставился? — немного сердясь и чувствуя неловкость, нахмурился Семен.
— Тамара?
— Конечно…
Володе нравилась спокойная, властная Тамара Громова, нравилась ее величественная красота, достоинство, с которым она умела себя держать, но он никогда не предполагал, что отношения Тамары и Семена сложатся таким образом, хотя Сема не однажды рассказывал ему о своих встречах с ней.
— Она очень хорошая девушка, очень! Но, Сема, ты не поторопился?
— Чувство не терпит, — с глубокой убежденностью воскликнул Гербов и, достав платок, стал для чего-то вытирать лицо. — И что изменится, если мы твердо решили? Она закончит институт… Сейчас ее родители здесь, а вообще живут на Дону. Ты знаешь, как дорого для меня все то, чего я лишен был с детства, — семья, родные люди…
Он умолк, потом продолжал:
— Мы с Тамарой однолетки, но она кажется мне старше. Она такая сердечная. Что-то есть в ней даже материнское… Я не могу тебе объяснить.
— Ты прости, Сема, мои глупые разговоры. Я желаю тебе самого большого счастья… А мы с Галей не говорили об этом. Время многое проверит… Хотя проверять-то и нечего, мы очень верим друг в друга.
Чем меньше предметов оставалось сдать на экзаменах, тем беспокойнее становилось на душе у Владимира: а вдруг, а вдруг как раз на предпоследнем, на последнем и произойдет что-то непредвиденное? Он умышленно обходил мысль о той минуте, когда на плечи лягут золотые погоны, отгонял это видение, как преждевременное, нескромное: «Рано об этом думать, сначала сдай как следует экзамены». Но какой-то голос нашептывал: «Сколько лет шел ты к цели и теперь скоро будешь равноправным членом офицерской семьи. Скоро!»
И вот уже сдан последний экзамен «на две звездочки», как шутливо говорили курсанты, а беспокойство не улеглось. Когда же привезут приказ военного министра? За приказом уехал начальник строевого отдела. Человек до того времени малозаметный, он неожиданно стал фигурой первостепенной важности. Только и было разговоров:
— Майор Федорчук не приехал?
— Что-то долго нет нашего майора Федорчука!
— Как-то там наш майор Федорчук?
Геннадий, опережая события, надел хромовые сапоги и офицерский китель с курсантскими погонами. Степенно расхаживая по двору, мурлыкал:
— Из какой оперы? — не выдержав, спрашивает его Снопков.
— Приметы моряков… — небрежно поясняет Пашков.
— Изучаешь?
— Пора, — снисходительно отвечает Геннадий.
Он шел в морскую пехоту и уже предвкушал, как будет выглядеть в морской форме. Отец ничего не имеет против такого выбора, и это тоже было приятно. «Ай да Геша, — сам себя мысленно хвалил он. — Сколько километров исхожено, картошки перечищено, полов надраено! А все же выдержал! Ничего, ничего, мы еще покажем!»
Павлик, раздобыв ремень с новехонькой, поскрипивающей портупеей, вечером в спальне рассказывал, захлебываясь:
— Комендантский патруль в городе уже понимает, кто мы! Если что немного и допустишь, — смешение формы или что, — не забирают, как раньше!
Все знали: он фантазирует, но слушали с удовольствием.
А у Садовского все эти дни не сходила с лица блаженная улыбка: он действительно сдал по первому разряду. Олег словно охмелел и по пятам ходил за Владимиром.
Встретив Копанева, восторженно, пятерней ударил его по спине:
— Молодец, Толька!
Копанев удивился, Олег никогда не называл его по имени.
— Молодец, что сдал по первому разряду!
Копанев даже обиделся немного: «Одному тебе, что ли, сдавать по первому?» — едва не вырвалось у него, но он понял, что это у Садовского от избытка чувств, и добродушно усмехнулся:
— Тянемся!
Копанев сел на скамейку у ограды, а возбужденный Садовский, увидя издали Ковалева, поспешил к нему «Жаль расставаться, хорошие ребята, — думал Копанев, глядя на Садовского, о чем-то оживленно рассказывающего Ковалеву. — Как порой меняются наши планы. Когда он оставлял завод, то успокаивал себя: ну что ж, пойду в офицерское, раз надо… Но все равно, при первой же возможности возвращусь к станку. А теперь… дорого воинское звание, с таким трудом приобретенное, и хочется поскорее получить назначение, испытать свои силы…»
Он снова поглядел на Садовского, самолюбиво подумал: «Кто знает, может быть, и не хуже „старослужащих“ справлюсь… А если обстановка позволит когда-нибудь возвратиться к токарному делу, возвращусь, но уже офицером запаса!»
На небольшом заасфальтированном дворе незнакомый лейтенант, то и дело подпрыгивая и семеня, чтобы идти в ногу со взводом, командовал:
— Левое плечо вперед… шагом марш!
«Чудак, нельзя же в движении подавать такую команду», — удивился Копанев.
Утром Снопков принес радостную весть:
— Майор Федорчук приехал!
— Да ну?
— Собственными глазами видел!
— Пошли, посмотрим…
Они, словно бы случайно, стали собираться около дверей строевого отдела. Каждому хотелось убедиться в том, что Федорчук действительно приехал. Наконец, майор, понимая состояние курсантов, вышел и объявил:
— Завтра выпуск.
И вот застыли ряды выпускников. Они в кителях, синих брюках, но на плечах еще курсантские погоны.
Пронесли перед строем боевое знамя училища. Как-то по-новому поздоровался генерал, чувствовалось, что он тоже радостно взволнован и даже не старается скрыть это.
Громко и медленно генерал начал читать приказ министра: «Присвоить воинское звание „лейтенант“…»
Владимир ждал со все нарастающим нетерпением, ему казалось, что генерал не назовет его фамилии, что ее забыли упомянуть в приказе. «Ковалеву Владимиру», — услышал он наконец и только теперь поверил, что стал офицером. Начальник училища протянул ему золотые погоны.
Выпускникам разрешили переодеться. В спальне начались рукопожатия и поздравления. Качали Копанева, Садовского. Снопкова. Павлик притворно противился: «Недостоин», но его подбросили, и уже в воздухе он, лихо прокричав: «Э-ха-ха!», — приподнял над головой фуражку.