И наши ведущие специалисты двинулись в Америку за техническим опытом, за новой технологией, за машинами, которые нужны были в первую очередь в качестве образцов для вывода на передовые технические рубежи молодой отечественной промышленности. Туполев, Стечкин, Лихачев — лишь немногие из тех, кто в то время посетил САСШ в составе советских научно-технических групп. Евгений Чудаков был одним из них.

Октябрь 1929 года выдался в Москве ветреным и холодным. Дважды выпадал снег. На островерхой крыше Белорусского вокзала лежали мокрые белые шапки. Провожать Евгения Алексеевича на берлинский поезд приехала вся семья — Вера Васильевна, Павла Ивановна, восьмилетний Саша и четырехлетняя Таня. Такими торжественными проводы были впервые. Кратковременные поездки Евгения Алексеевича в Германию, Францию, Италию казались близким не более экзотическими, чем во Владивосток или в Ташкент. Командировки советских специалистов в Европу стали обычным делом. Но Берлин был лишь промежуточной остановкой на многотысячеверстой дороге через весь континент, через океан к берегам страны непонятной и далекой.

Дети радовались. Саша просил привезти «машинку с моторчиком, как у сына мистера Брандта», Таня — «живую обезьянку». Вера Васильевна ужасно волновалась, но думала, что никто этого не замечает. Павла Ивановна покрикивала на детей, незаметно старалась успокоить Веру и держалась на перроне не менее солидно, чем начальник вокзала. Евгений Алексеевич был спокоен. Однако никак не удавалось забыть про недавнюю неудачную доездку Лихачева.

В восемнадцать сорок паровоз дал последний гудок, Евгений Алексеевич ловко вскочил на подножку, повернулся, взмахнул рукой на прощанье. Вера рванулась было за медленно двинувшимся вагоном, но, вспомнив про детей, остановилась, собрала всю волю и, как подобает солидной даме и матери семейства, изобразила на лице легкую улыбку, элегантным жестом подняла руку в тонкой перчатке. Только Павла Ивановна заметила, каких усилий стоило невестке не расплакаться. Клубы дыма и пара расплылись под навесом перрона. Красные огоньки последнего вагона растаяли в вихре мокрых снежинок.

В Берлине группу Чудакова встретили работники советского торгпредства. Устроили всех в пансионате на Гейсбергштрассе, 39, предложили программу поездок по городу, посещения промышленных предприятий и лабораторий. Но Чудакова все это не очень интересовало. Немецкие заводы и лаборатории он изучил во время предыдущей поездки. Главная задача — перебраться через океан, попасть в Детройт, ставший меккой автомобильного мира, познакомиться на месте с предприятиями, имя которым «Форд», «Крейслер», «Дженерал моторе».

Американское консульство встречает группу Чудакова настороженной враждебностью. Каждому задают множество вопросов. Где родились? Были ли на военной службе? Где работали последнее время? Состоите ли в Коммунистической партии? Каковы цели посещения САСШ? Чудаков, ответив на вопросы, предъявляет рекомендательные письма к видным деятелям американского автомобилестроения, оттиски своих научных работ. Работник консульства заметно смягчается. Предлагает всем заполнить бумаги и зайти за ответом через два-три дня.

Во второй визит отношеиие резко меняется. Очевидно, «английское прошлое» Чудакова, рекомендации, репутация ученого сделали свое дело. Работники консульства широко улыбаются, подвигают кресла, предлагают сигары. Проходит всего несколько минут, и в руках у Евгения Алексеевича заветный документ — декларация иностранного гостя, отправляющегося в Соединенные Штаты с деловыми целями. Время выдачи — 1 ноября 1929 года. Номер — 1083. Цель поездки — изучение последних достижений американской автомобильной промышленности и науки. Срок пребывания в стране — шесть месяцев со дня приезда.

И вот Чудаков снова в морском путешествии, спустя двенадцать лет после памятного путешествия из Лондона в Москву. Условия, однако, иные. Роскошный океанский лайнер. Комфортабельные каюты со всеми удобствами. Компания соотечественников — в основном технические специалисты, едущие в Америку за тем же, за чем и Чудаков. Двое из них — молодые соседи Чудакова по столу радостно возбуждены тем, что питание в корабельном ресторане входит в стоимость билетов и еда подается в неограниченном количестве. «Ну, на нас буржуи не наживутся», — радуются инженеры и в первый же обед заказывают столько блюд, что для них едва хватает места на столике.

Второй день плавания преображает Атлантику. Безбрежная торжественная гладь с парящими над ней чайками сменяется злыми, лохматыми волнами и спешащими им навстречу рваными тучами. Удары волн по корпусу огромного корабля отдаются тяжким гулом во всех его закоулках. Начинает качать, и с каждым часом все сильнее. По пассажирским каютам проходят матросы, задраивают иллюминаторы. За обедом соседи Евгения Алексеевича выглядят вяло, едва осиливают по одной порции, а к ужину не выходят вовсе.

На шестой день плавания, когда шторм стих, и над горизонтом, словно вырастая прямо из воды, стали подниматься небоскребы Нью-Йорка, коллеги Чудакова выбрались из своих кают. Они заметно похудели и, слабо улыбаясь, кляли на чем свет капиталистов, приурочивающих плавание к шторму, чтобы отбить у путешественников аппетит и заработать на сэкономленных продуктах. В плачевном состоянии находилась большая часть пассажиров корабля. Чудаков виновато улыбался. Он чувствовал себя как-то неловко оттого, что морская болезнь не брала его. Отшучивался, говоря, что тысячи миль в трясучих автомобилях развили у него иммунитет к качке.

На берегу советских специалистов встретили представители Амторга, отвезли в город, разместили в гостиницах. Чудаков попросил как можно скорее устроить поездку в Детройт, но оказалось, что это не так-то просто. Железнодорожники бастовали, а для автомобильной поездки нужно было найти машину. В следующий по приезде день Евгений Алексеевич решил побродить по городу — осмотреть Нью-Йорк без провожатых, из толпы, «с позиции рядового прохожего», благо знание языка позволяло.

Чудаков вышел из гостиницы «в Америку» рано утром. Окунулся в толчею Бруклинских улиц. Сначала добросовестно старался выполнить познавательскую программу, рекомендованную друзьями и родственниками — музеи, магазины, кинотеатры. Но вскоре стал отклоняться от намеченного плана, а через несколько часов забыл про него вовсе. Ведь Нью-Йорк, как написали о нем Ильф и Петров, это город, «где живет два миллиона автомобилей и семь миллионов человек, которые им прислуживают». С жадным любопытством окунулся московский инженер в автомобильную стихию города, смело двинулся к ее узловым точкам.

Конечно, первое, что бросалось в глаза каждому приезжему, — огромное количество автомобилей в Нью-Йорке. Но Чудаков как специалист сразу подметил некоторые особенности городского «автомобильного стада». Множество типов и марок машин, неравномерная плотность автомобильного потока на улицах, бамперы спереди и сзади, в то время как на европейских автомобилях они еще казались необязательным украшательством. На стоянках вдоль улиц машины располагались так близко одна от другой, что часто для того, чтобы выехать, приходилось, двигаясь враскачку, расталкивать стоящие сзади и спереди автомобили. Помимо бамперов успеху этой операции призвано было служить и распоряжение городских властей оставлять машины на улицах только на свободном ходу и незаторможенными.

Чудаков посетил нескольких дилеров — агентов по продаже машин, внимательно изучил рекламные проспекты предлагаемых моделей. Поинтересовался, как организованы снабжение запасными частями, обслуживание, ремонт и, не жалея времени, двинулся по полученным у агентов адресам. Он успел даже на огромное городское автомобильное кладбище, чтобы понять, какие автомобили считаются в Америке негодными для эксплуатации. В гостиницу вернулся за полночь и нашел у себя в номере записку, что на следующее утро есть место в машине до Детройта. Так завершился первый свободный день Чудакова в Соединенных Штатах.

И вот Детройт, столица автомобильной Америки, колыбель легенды о великом промышленном процветании страны, источник грандиозного мифа под названием «Генри Форд». Здесь, неподалеку от Детройта, в небольшом городке Дирборн — штаб фордовской империи.