В присутственных местах и кабинетах самых различных ведомств фигура милицейского снабженца стала узнаваемой. Как по мотоциклету и хромовой куртке, так и по желтой кожи пухлому портфелю, из которого для нужного человека милейший Николай Николаевич мог извлечь приятный сувенирчик, вроде блокнота мелованной бумаги, а то и самописного пера. Как же отказать приятному просителю, тем паче, что документы, которые он предоставлял, всегда были сопровождены необходимыми визами, а чересчур серьезные вопросы по снабжению подчиненных Главупру милицейских сил амуницией, продпайками, оружием и боеприпасами Антонов если и ставил, то так, для проформы, не настаивая. Нараставшая нехватка самого элементарного и жизненно важного в обеспечении народной милиции была в какой-то мере и результатом равнодушия Антонова.
И если начальники периферийных милиций — Прибайкальской, Приамурской и других, уездных и областных, — мало что об этом знали, то в Чите «деятельность» Антонова была на виду.
Сколько раз обивал пороги у главного снабженца тот же Сокол-Номоконов, но слышал только одни обещания, а то и упреки, что, де, не понимает «сложного текущего момента».
Наконец терпение у старого партизанского вожака иссякло, и в середине июня он обратился с докладом к начальнику милиции ДВР — Главному правительственному инспектору Н. И. Колесниченко.
«В некоторых местах области сотрудники милиции совершенно не получают ничего, они и их семьи целыми месяцами не видят хлеба и буквально ходят голодные, голые и босые, что приводит к малой трудоспособности в борьбе с уголовной преступностью и к.-р. (контрреволюционными. — Авт.) шайками, оперирующими по всей области, — с болью и горечью докладывал начальник Забайкальской облмилиции. — Особенно серьезную работу милиции приходится вести со спекулянтами, которые будучи хорошо вооружены, имея отличные средства передвижения, являются опасными врагами трудового населения и представляют для плохо вооруженной и пешей милиции слишком неравную силу, бороться с которой при современном состоянии милиции немыслимо. Приходится удивляться, как сотрудники подведомственной мне милиции пережили суровое зимнее время и не разбежались, бросив службу. Это, я полагаю, можно объяснить тем, что сотрудники милиции в большинстве бывшие бойцы-партизаны, привыкшие ко всякого рода лишениям и учитывающие тяжелое финансовое экономическое положение Республики…»
Колесниченко вызвал к себе Сокол-Номоконова и Антонова. Состоялся шумный и неприятный разговор, закончившийся тем, что, наслушавшись изворотливых доводов снабженца, которые, как оказалось, вполне Колесниченко удовлетворили, возмущенный Василий Михайлович обозвал снабженца большим демагогом и хлопнул дверью. Точно подметил! Щегольнуть революционной фразой бывший эсер любил и умел.
Без последствий эта история не осталась. Постоянное стремление Василия Михайловича к максимальной самостоятельности, его неумение и нежелание подстраиваться под начальственное мнение, а порой и упрямство, привели к тому, что назавтра Колесниченко снова вызвал Сокол-Номоконова, резко отчитал за вчерашнее, припомнив все ошибки и промахи, обидно попрекнул и рядом малограмотных решений.
Чувствуя, как в груди забухало, защемило сердце, Василий Михайлович тут же попросил у Колесниченко отпуск, который и был ему разрешен незамедлительно: в этот же день Колесниченко подписал приказ: «Начальника Забоблмилиции гражданина Сокол-Номоконова В. М. полагать в месячном отпуске с 15 сего июня».
За себя Василий Михайлович оставил своего помощника Бородина, но буквально через две недели, не сказав Сокол-Номоконову ни слова, Колесниченко известил председателя Забайкальского облнарревкома, что министром внутренних дел издано предписание № 1827, согласно которому должность временно исполняющего обязанности начальника областной милиции с 29 июня 1921 года занял товарищ Антонов Н. Н., рекомендованный губкомом РКП(б), а представленного Сокол-Номоконовым Бородина министерство не утвердило.
Как этот вопрос «провентилировал» в свою пользу Антонов, история умалчивает, но что в двадцатых числах он летал на своем мотоциклете то в Минвнутдел, то в губком РКП — факт. И рыбалить с заведующим общим отделом губкома на Кенон ездил. Видимо, на берегу пригородного озера вопрос и решился.
Такого Василий Михайлович перенести не мог. Крепко выругался, узнав о состоявшемся назначении, и ни минуты не колебался — накатал рапорт. Так, мол, и так, ввиду игнорирования моего мнения, а также по состоянию здоровья, не считаю возможным…
На сей раз бюрократическая машина еще проворнее сработала. Колесниченко 5 июля вызвал старого партизана и сухо объявил, что его прошение будет удовлетворено. А уже 14 июля был издан приказ № 25, согласно параграфу 2 которого начальник Забайкальской областной милиции гражданин Сокол-Номоконов В. М. увольнялся согласно прошению от должности и вовсе от службы по нармилиции.
Все это произошло как раз по приезде Фоменко в Читу и поначалу было им отнесено к проводившейся в милиции чистке, на которую нацелил изданный начальником милиции ДВР 11 мая 1921 года приказ № 15: «произвести полную реорганизацию милиции с отстранением от службы всех лиц, явно несоответствующих своему назначению, и подобрать сотрудников как командного, так и рядового состава, вполне удовлетворяющих требованиям службы…»
Когда, например, Дмитрий Иванович вступил в должность начальника железнодорожной милиции, его предшественника В. И. Пестрых уже уволили, еще 1 июня «по семейным обстоятельствам», а заодно, в тот же день, был уволен со службы и помнач железнодорожной милиции Авраменко. В милиции на «чугунке» до такой степени вычистили командные кадры, что Главупру пришлось временно назначить сюда для руководства помощника начальника Читинской гормилиции, у которого Дмитрий Иванович и принимал дела.
Теперь, почти за полгода работы в Чите, Фоменко достаточно хорошо разобрался, кто чего стоит в милицейском руководстве.
Не раз приходилось встречаться по соприкасающимся делам и с Антоновым. Из общения с ним Дмитрий Иванович вынес стойкое убеждение, что Антонов — явный пустозвон, в глубину проблем вникать не любит, предпочитает руководить из кабинета, но отчеты в Главупр составляет бойкие.
Поэтому Дмитрий Иванович старался общаться с ним поменьше, да и Антонов, словно чувствуя это, к тесному знакомству не стремился.
Однако у руководителей МВД Антонов был в явном фаворе, что поначалу чрезвычайно изумляло Фоменко. Когда Главного правительственного инспектора нармилиции Колесниченко командировали в Гродеково для руководства ликвидацией остатков банд Семенова, бежавших из Забайкалья, на полтора месяца исполнять обязанности Главправинспектора поставили Антонова.
Скорее всего, тогда и приблизил Антонов к себе Гадаскина, тоже любившего щегольнуть своей начальственной принадлежностью и склонного к дешевым эффектам, как и бойким рапортам, ради чего он и выколачивал из подозреваемых нужные показания.
Дмитрий Иванович внимательно выслушал Гадаскина, но ничего ценного из его характеристик сотрудников отделения не извлек. Все остальное в принципе было уже обговорено, посему распрощались — ничто не связывало.
Фоменко остался один в своем новом кабинете.
Глава тринадцатая
От железного бока круглой и высокой голландки приятно тянуло теплом, и кипы бумаг на столе уже не вызывали большого уныния. Дмитрий Иванович углубился в документы.
В одном из сентябрьских рапортов мелькнула знакомая фамилия — Ленков! Сообщалось, что в ночь на 22 сентября шестеро бандитов, «имея при себе огнестрельное оружие, открытой силой напали на помещение Главсанупра» — Главного санитарного управления Республики, разоружили под угрозой расстрела часовых и взломали кассу, где хранились ценности, но ничего взять не успели, так как один из охранников, которому, как оказалось, Ленков был знаком по Куке, выкрикнул его фамилию, после чего налетчики скрылись, похитив лишь у одного военнослужащего револьвер.