— А чего же не спорить, если все время людям одно гудишь: не положено, не положено! — загорячился Демчин. — А кому-то и объяснить надо!

— Чо оне, маленькие, ли чо ли? Прутся по путям и не понимают! На перроне грязь развозят! А ротозеев сколь! И чо им я должен размусоливать? Можа, еще и под ручку подхватить: не изволитя, барышня-мадама, променад через пути совершить!

Богодухов сопроводил тираду комичными телодвижениями, и дежурка снова грохнула.

— Размусоливать не надо, — просмеявшись, сказал Фоменко. — Но точно и правильно, со всей вежливостью человеку объяснить правила поведения на вокзале — это необходимо. Не все же знают, а из села приезжающие и вовсе тут теряются в толчее. Таким, наоборот, помощь нужна, ведь их-то и пасут преступники на вокзале. Разинул варежку крестьянин, — и нет мешка!..

— У-у! У! Пуф-пуф-пыф-ф!..

С западной стороны медленно, шипя и окутываясь паром, на первый путь от перрона вползал паровоз, таща за собой зеленые, облупленные вагончики. В узких окнах пригородного поезда, который в обиходе практически все называли «учеником», опущены почти все стекла, оттого и гам стоит особенный. «Ученик» битком набит, на перроне полно встречающих, и каждый, углядев своих, старается обратить на себя внимание, перекричать чужих.

Заскрипели протяжно и визгливо тормоза, из вагонов хлынул поток — с узлами, мешками, ящиками. Завизжал, почувствовав движение, одуревший от духоты и тесноты темного мешка поросенок.

Фоменко, а следом и оба милиционера, вышли на перрон.

— Разрешите, пройду составу в голову, для контроля! — откозырнул Богодухов.

— Да, конечно, а мы здесь с Федором подежурим, — улыбнулся Фоменко.

Богодухов шустро подался в толпу, прошагал до локомотива, кивнул чумазому пареньку из паровозной бригады, хотел тому что-то сказать, но в это время, где-то от четвертого с головы вагона, раздался крик: «Милиция! Милиция! Сюда! Сюда! Убивают!»

Милиционер со всех ног бросился на крик, краем глаза увидел, как к вагону бегут еще два человека. Обернувшись, в одном из них узнал Ивана Бойцова из городской милиции — знал тезку накоротке.

А от вокзала к вагону спешили Фоменко и Демчин.

— Сюда! — высунулась из тамбура полная женщина. — Поспешай, милицанерики!

Бойцов первым, ловко подтянувшись на поручнях, влетел в тамбур. Богодухов — за ним следом, раздвигая остановившихся в любопытстве людей. А позади напарник Бойцова тут же перекрыл дверь.

— Федор, за мной ко второй двери! — мгновенно сориентировавшись, выкрикнул Фоменко. Вскочив с другого конца в вагон, они перекрыли и этот выход. Собственно, из набившегося в вагон люда никто сходить не торопился. Зевака, как известно, неистребим, случись происшествию — про все забудет. И куда спешил, и чего хотел, — все побоку, одним любопытством напрочь поглощен. Вот и сейчас большинство обитателей этого вагона как будто забыли, что наконец-то добрались до места назначения, из духоты на свежий воздух перрона не стремились, плотно закупорив проход между скамьями. Наоборот, вытягивая шеи, напирали друг на друга, стремясь ничего не упустить из происходящего. Фоменко и Демчин с трудом протиснулись сквозь плотную людскую преграду.

Примерно в середине вагона самый центр шума и оказался.

— Вот, полюбуйтеся, граждане милиционеры, ишь, как разрисованы! — показал на двух в кровь избитых мужиков громкоголосый проводник, плечистый, с мощными руками, силушкой не обделенный. — И все вот этот! Это он им морды расхлестал, фулюган чертов!

Проводник крепко держал за правую руку повыше локтя довольно высокого молодого мужчину, тяжело дышащего, с налитыми кровью глазами. Левой рукой мужчина прижимал к себе брезентовую котомку.

— В чем дело, товарищ? — спросил Бойцов проводника.

— Да кто их разберет! Я уже на шум прибежал, а так-то был в соседнем вагоне. Смотрю: этот субчик, вот, их метелит! Еле отнял!

— Сами выпросили, оглоеды! — не выдержал «субчик». Зло дернулся от проводника: — Чо вцепился, не сбегу, не боись! Чо мне бежать, не я затеял!

— Разберемся, — сказал Богодухов, поглядев на Фоменко, но тот не вмешивался, предоставив милиционерам действовать самостоятельно. — Сейчас все пройдемте в дежурную комнату милиции. Запротоколим показания кажного. Все выясним! Граждане, освободите проход! Ничего тут интересного, окромя драки, не приключилося! Попрошу на выход!

— Само собой, — важно кивнул проводник.

Схваченного им за руку мужчину отпустил, но пошел рядом, настороже. Позади всех поплелась избитая парочка.

В толпе зевак прошли до дежурки, Бойцов несколько раз ловил на себе тяжелый взгляд мужчины, учинившего драку в вагоне, ощущал прямо-таки кожей его напряженное состояние.

В дежурке Богодухов, приложив руку к фуражке, вытянулся перед Фоменко.

— Гражданин начальник! В вагоне пригородного поезда…

— Отставить! — резко сказал Фоменко и повернулся к избитым мужикам, кивая на прислонившегося к стене парня с котомкой. — Бил он вас?

Те, испуганно глядя то на парня, то на Фоменко, кивнули.

— Сначала вы расскажите, как было дело, — повернулся Дмитрий Иванович к проводнику. — А вы, товарищ Демчин, подробно фиксируйте все показания.

Взглянув на недоуменного Федора, пояснил:

— Записывайте все, что будут говорить. Вопрос и ответ.

Федор покраснел и уткнулся в стоику бумаги.

— А так все было, товарищ-гражданин. Эти двое, которые побитые, с Яблоновой, от начала, сели. А этот… — Проводник ткнул пальцем в парня с котомкой. — Оный гражданин сел в Куке. Подле побитых… Ну, они тогда еще не были побиты… Ну, коло них устроился, и ехали, стало быть, поначалу спокойно, разговаривали. Я проходил по вагону, видел. И так спокойно мы ехали до Кадалы почти. А потом слышу: шум, ругань пошла, крик! А я как раз в соседний вагон перешел, еще дверь тамбурную не закрыл. Понятно, что я из соседнего туда, стало быть, сразу. И чо вижу? А вижу, как вот этот вот, — проводник снова ткнул пальцем в набычившегося владельца брезентовой котомки, — он, стало быть, прям на моих глазах, сначала молодому врезал, а потом тому, что постарше, по морде пару раз проехал! Чтоб он, значит, не встревал. И снова давай младшого мутузить!

Проводник шумно перевел дыхание и продолжил:

— А в вагоне, гражданин начальник, народу — не протолкнуться. Бабы визжат! Ребятня орет! А этот, главный закоперщик, — проводник снова ткнул пальцем в хозяина брезентового мешка, — так разошелся, что я уж думал — совсем молодого-то прибьет. И главное-то — никак не могу сквозь народ и вещи к драке-то пробиться! Но пролез! Так еле унял! Бык-то вон какой! — Проводник оглядел «закоперщика» с головы до ног, словно видел впервые, повернув лицо к Фоменко, снисходительно добавил: — Ну, мы тоже, слава богу, не изболемши, хе-хе-хе…

— Так… Понятно. Ну что теперь вы скажете? Сперва назовитесь, кто такой, откуда? — обратился Фоменко к «закоперщику».

— Рабочий я… А фамилия моя… это… Пугачев! Иван Пугачев, из Дровяной, — пробурчал тот в ответ. — На Татауровской лесной даче работаю. Да они сами напросились!..

— Вы хотите сказать, что ссору затеяли не вы? — уточнил Фоменко.

— Конешно! Во, гаврики сидят, они все и закрутили! А кто же!..

— Каво он врет! Ага, мы! — закричал один из избитых.

— Стоп, машина! — остановил его Фоменко. — И ваша очередь подойдет для снятия показаний. А пока прошу помолчать.

И снова обратился к опрашиваемому:

— Скажите, Пугачев, а что же за повод у них был для ссоры с вами?

— Не знаю, может, ограбить хотели!

— Ты чо, паря, сдурел?! Малохольный какой-то! — загудели избитые. — Каво несешь-то?! Ограбить хотели! От бессовестный!..

— Тихо! — прикрикнул Фоменко. — Теперь вас послушаем!

Он обратился к старшему из потерпевших.

— Назовите свои имя, фамилию, место проживания.

— Значится, Туезовы мы, с Татаурово Улетовской волости. Я — Туезов Тихон Иванов сын, а со мной — мой племяш. Он тоже Туезов. Пашкой зовут. Брата моего младшего Степана старшой сын, — обстоятельно начал старший. — А поехали мы с племяшом в Читу на базар, потому как мне сосед сказал, что видел там справные хомуты и недорогую сбрую, на Старом базаре…