Одри и Мэрион сидели рядом между Стэффордом и Колином. В самом начале фильма Стэффорд положил руку на спинку кресла Мэрион, а через несколько минут сунул ладонь ей под мышку. Одри сидела рядом с Колином прямо и неподвижно. Локтем, опиравшимся на ручку, он задевал ее локоть. Ее колено на несколько секунд соприкоснулось с его коленом, а потом она отодвинулась или, быть может, он сам — он не понял кто.

Фильм мелькал и мелькал на экране между двумя занавесами. Когда он кончился, вспыхнул свет. Стэффорд снял руку со спинки кресла и вынул из внутреннего кармана портсигар.

— Закуришь? — сказал он небрежно и, наклонившись, протянул его Колину.

— Нет, спасибо, — сказал он и мотнул головой.

— Мэрион, радость моя? — сказал Стэффорд.

— Спасибо, радость моя, — сказала Мэрион.

— Одри, радость моя?

— Нет, спасибо, Невил.

Некоторое время они молчали. В фойе был буфет, и по проходу сновали ребята. Одну из дверей открыли, и в зал слабо проникал уличный шум. Под бахромой портьеры пробивалась полоска дневного света.

Стэффорд поднес зажженную зажигалку к сигарете Мэрион, потом к своей. Клубы дыма проплывали у самого лица Одри. Стэффорд снова положил руку на спинку кресла Мэрион.

— А картина так себе, — сказала Мэрион.

— Не спорю, — сказал Стэффорд и рассеянно, почти небрежно провел рукой по ее волосам, глядя на головы внизу.

— А как называется вторая? — сказала Мэрион.

— Не знаю, — сказал Стэффорд. Он мотнул головой и передвинул сигарету из одного угла рта в другой. Мэрион сжимала сигарету в пальцах, приложив руку к щеке. Она чуть выпятила губы и держала голову совершенно прямо.

— Хочешь чего-нибудь пожевать, Смитти? — сказал Стэффорд.

— Нет, спасибо, — сказала Одри и качнула головой. Когда зажгли свет, ее локоть медленно соскользнул с ручки кресла и прижался к боку.

— Хочешь, я схожу принесу чего-нибудь? — сказал Колин.

— Нет, спасибо, — сказала она еще раз.

— А тебе чего-нибудь принести, Колин? — сказал Стэффорд.

— Нет, спасибо, — сказал он.

Стэффорд поглядел на другие парочки: несколько мальчиков из их школы, несколько девочек из женской школы. Колин знал их только в лицо. Он сидел, упорно разглядывая складки тяжелого занавеса и головы внизу — почти все детские.

Стэффорд окликнул ребят впереди, и какой-то мальчик подошел к ним, оперся на спинку соседнего кресла и взял сигарету.

— Привет, радость моя, — сказала Мэрион.

— Привет, Мэрион, — сказал мальчик, нагнулся к зажигалке Стэффорда и тут же выпустил большой клуб густого дыма.

— Ты разве сегодня не с Ширли? — сказала она.

— Сегодня я с Айлин, моя дорогая, — сказал он и подмигнул Стэффорду. Стэффорд засмеялся.

— Я бы ее поостереглась, лапочка, — сказала Мэрион, неторопливо затягиваясь. Она держала сигарету у рта так, словно целовала себя в ладонь. Мальчики продолжали смеяться. Она скрестила ноги, и Стэффорд, глядевший вниз, положил руку ей на колено. — Ну-ну, дорогой мой! — сказала она и, зажав сигарету в губах, отодвинула его руку.

Свет погас. Начался второй фильм, и Мэрион откинулась на спинку. Когда Колин покосился в ту сторону, он увидел, что их головы прижаты друг к другу. Тлеющие кончики зажатых в пальцах сигарет краснели над ручками кресел.

Он придвинул локоть к локтю Одри и уставился на экран.

Когда они вышли на улицу, Стэффорд сказал:

— Ну что, погуляем или выпьем чаю?

— А где же подают чай в такое время? — сказала Мэрион.

— У рынка есть местечко, куда я иногда заглядываю, — сказал Стэффорд. Он обнял Мэрион за талию, но она одернула пальто и сбросила его руку.

— Нет, правда, если нас увидят на улице, нам такую головомойку устроят! Мисс Уилкинсон, во всяком случае, этого так не оставит, — сказала она. — Скоро добавят правило, чтобы мы в школьной форме не смели даже разговаривать с мальчиками. Верно ведь? — Она обернулась к Одри.

Они шли парами, Стэффорд с Мэрион впереди, и темноволосая девочка часто оглядывалась на подругу и что-нибудь ей говорила. Обсуждали они главным образом своих одноклассниц и мальчиков, о которых знали из их разговоров.

— Берут подстилку и идут в Братлейскую рощу. Нет, правда, если их кто-нибудь увидит, их сразу исключат.

— У меня тоже есть подстилка, — сказал Стэффорд.

— Ну, меня это не интересует, — сказала Мэрион. — Нет, правда, дай им палец, и они всю руку отхватят.

Они подошли к рынку. Укрытые брезентом прилавки тянулись перед кирпичным зданием старинных торговых рядов — за их арками виднелись еще прилавки, освещенные газовыми фонарями. По углам площади разместились четыре крохотных магазинчика. В окне одного из них были выставлены плюшки. Продавщица разливала чай.

— Ну, так как же, дамы? — сказал Стэффорд. — Нет, нет, старина, я угощаю, — добавил он, когда Колин начал шарить у себя в карманах, хотя денег у него все равно не было — ничего, кроме обратного билета.

Они стояли у прилавка, пили чай и ели плюшки.

— Ну и как же, дамы, мы проведем время в следующую субботу? — сказал Стэффорд. Он стоял с чашкой посреди тротуара, и прохожие обходили его по мостовой.

— Мы с Одри проведем его прекрасно, верно, Одри? — сказала Мэрион. — А про вас с Колином я не знаю, — добавила она со смехом и поставила чашку с блюдцем на прилавок.

— Сердца в них нет, Колин, — сказал Стэффорд.

— Просто мы ни с кем не хотим идти, верно, Одри? — сказала Мэрион.

Одри тряхнула головой. На ней было светлое пальто с меховым воротником. Рукава были тоже оторочены мехом. Кончики ее прямых волос были подвиты. Мэрион была в жакете с косыми карманами. Голову она обмотала шелковым шарфом.

— Вы же не знаете, какие еще приглашения мы получили, — верно, Одри? — сказала Мэрион.

Одри отпила только несколько глотков чая, а плюшку, которую ей принес Стэффорд, она не тронула вовсе. Когда они собрались идти, Колин спросил ее, можно ли ему взять эту плюшку.

— Конечно, бери. Я не хочу есть, — сказала она, обрадовавшись его просьбе.

Он доедал плюшку на ходу. За рынком они попали в густой поток прохожих — девочки шли под руку, а Колин и Стэффорд по бокам, если их не оттирали встречные.

— Не желаешь ли прогуляться по парку, радость моя? — сказал Стэффорд.

— Это тебе хочется там гулять, и мы знаем почему. Верно, Одри? — сказала Мэрион.

Одри посмотрела на Колина и улыбнулась.

— У этого молодого человека только одно на уме, — добавила Мэрион.

Одри засмеялась и тряхнула головой. Ее волосы взметнулись над воротником. Улицы города теперь заполнялись толпами. На тротуарах становилось тесно, и люди шли по мостовой.

— Мы могли бы созерцать деревья, не говоря уж об утках и иных принадлежностях нетронутой природы, — сказал Стэффорд.

— Нет, вы послушайте, как он выражается, — сказала Мэрион. — Вот к чему приводит изучение латыни!

— А вы разве не учите латынь? — сказал Стэффорд.

— Одри учит. А я занимаюсь современными языками, — сказала Мэрион.

Они прошли через центральную площадь и начали спускаться к вокзалу по крутому, мощенному булыжником проулку. Девочки теперь шли впереди. Здесь прохожих было относительно немного.

— Мы смотрим на твои ножки, Мэрион, — сказал Стэффорд.

На Мэрион были чулки со швом, на Одри — белые гольфы.

— Я бы попросила вас глядеть на что-нибудь другое, — сказала Мэрион. Юбка закрывала ее ноги до половины икры.

— А на что другое? — сказал Стэффорд.

— Будь ты джентльменом, радость моя, тебе не нужно было бы спрашивать, — сказала Мэрион, слегка покачивая юбкой.

— Я мог бы смотреть и повыше, но ведь мы видим только твою спину, лапочка, — сказал Стэффорд.

— Обойдешься, радость моя, — сказала Мэрион и крепче прижала локоть Одри. — Верно, Одри, дорогая? — добавила она.

Они подошли к лестнице, которая вела на привокзальную площадь.

— И вообще нас ждут дома к чаю, верно, лапочка? — Мэрион повернулась к лестнице, и они с Одри быстро взбежали по ступенькам.