И вот тогда, когда я смотрел на нее, спящую и беззащитную, мышцы живота непроизвольно напряглись.

Она повернулась во сне, завязанный на груди узел разошелся, и полотенце сползло. Мышцы снова дрогнули. Сотни мельчайших иголочек вонзились в подушечки пальцев.

Но это была другая дрожь. Не та, фатальная Дрожь, дающая сигнал к нападению. Нет, нет, совсем не та.

Впервые я заметил, как она красива. Темные дуги бровей, лицо в форме сердечка. Недели скитаний придали ее красоте особенное изящество, подчеркнули совершенство черт лица и хрупкость тела. Полотенце сползло, обнажив гладкий холмик груди. Она вздохнула во сне, и оно сдвинулось еще ниже, почти до самого соска.

Я быстро повернулся, закрыл за собой дверь и сбежал вниз. Зажег запасную лампу в кухне и стал готовить кофе. Пусть спит. Лишний час делу не повредит.

Да, ребята, я ошибался.

Ошибался на целую милю.

18

— О, адские колокола! — Этим выражением пользовалась мама, когда Челла проливала молоко на диван или когда наша старая жестянка на колесах не желала заводиться.

— Что-то не так? — прошептала у меня за спиной Микаэла.

— Чертов аккумулятор сдох, — процедил я сквозь зубы, проверяя показания прибора. Так и есть. Стрелка заползла в красную зону. Далеко-далеко. — Чтоб ее… Судя по виду, эта железяка старше моей бабушки. Разрядился.

Микаэла обеспокоенно огляделась — туман над озером начал рассеиваться.

— Нас могут увидеть. Заменить аккумулятор можешь?

— Здесь у меня ничего подобного нет.

— А если попробовать перезарядить?

— Это можно сделать только вечером, когда дадут свет. — Я посмотрел на тянущийся вдоль причала силовой кабель. — Но на перезарядку уйдет не менее пяти часов.

— Вот влипли.

— Придется подождать.

— Черт. Мои друзья ждут меня с продуктами.

— Но они же дождутся?

Она пожала плечами.

— Да, если их не найдут шершни. В таком случае им придется уходить.

— Дело дрянь. — Я раздраженно ударил по штурвалу. — Надо было проверить это чертов аккумулятор, прежде чем брать лодку. Посмотри, здесь же все проржавело.

— Не вини себя. В конце концов, ты же не рассчитывал, что тебе придется возвращаться в Льюис.

— Нет. Откровенно говоря, я выпил бутылку виски, и мне просто хотелось хоть ненадолго вырваться из этого райского городка. Так сказать, глотнуть свежего воздуха.

Она вопросительно посмотрела на меня.

— Долгая история. Расскажу в другой раз, а сейчас надо укрыть все эти сумки. Поможешь с брезентом?

— Что теперь? — поинтересовалась Микаэла, когда мы прикрыли тентом сложенные на дне лодки припасы.

— До наступления темноты тебе лучше держаться подальше от посторонних глаз. А потом мы переправимся на тот берег. — Я вышел на причал и протянул ей руку.

Она покачала головой.

— Я останусь здесь.

— Нельзя. В лодке целый день не пролежишь.

— Но, Грег, если я правильно поняла, у тебя могут быть большие неприятности.

— Не беспокойся, никто ничего не узнает. Побудешь в гостевой комнате, а ночью отправимся в путь.

— Ладно… ты уверен, что так будет лучше?

— Конечно, уверен, а теперь давай руку.

Рука у нее была тонкая и гибкая. Я помог Микаэле выйти из лодки, потом подтянул кабель и подключил его к аккумулятору. Да, батареи, конечно, не супер, но при полной зарядке их вполне хватит, чтобы отвезти Микаэлу на тот берег и вернуться назад еще до утра.

Туман быстро рассеивался, и мы поспешили домой. Я показал Микаэле свободную комнату. Что ж, по крайней мере, у нее будет день отдыха.

— Только не открывай ставни. И не включай свет вечером. Гостей у меня бывает немного, но всегда есть шанс, что кто-то заглянет.

Но, как говорится, помяни черта…

В тот день мой дом как будто стал тем куском сахара, на который слетаются все окрестные мухи. Словно весь этот хренов остров пронюхал о моей маленькой тайне и встал в очередь, чтобы взглянуть на чужака.

Первым явился Бен. Он стоял на крыльце веранды, и руки у него тряслись сильнее обычного. Оказалось, он уже заходил накануне, не достучался и решил, что я сплю. Будучи верным другом, Бен опасался, как бы я не натворил глупостей после убийства Линн (разумеется, в его изложении это прозвучало мягче). Пришлось объяснять, что у меня чертовски болели глаза, и что я весь день провалялся в постели с дружком по имени Джек Дэниэлс.

— Я тебя не виню. — Пальцы Бена трепетали, как крылья бабочки. Бедняга действительно переживал из-за меня. — Мне бы только не хотелось, чтобы ты… ну, поддался эмоциям и сделал что-нибудь необдуманное.

— Не беспокойся, я не выходил из дома. — Повтори ложь три раза, и она станет походить на правду. Я бы и сам поверил в свой маленький обман, если бы он был маленьким. Но ведь все дело в том, что за моей ложью крылась большая глупость. Я совершил ночную вылазку в город-призрак. Столкнулся с чем-то сверхъестественным, называемым ульем. Связался с ребятами из Нью-Йорка. И, наконец, приютил у себя в доме девятнадцатилетнюю девушку. Разумеется, рассказать обо всем Бену я не мог. Конечно, доносить бы он не стал, но ведь некоторым, чтобы проболтаться, не надо и рот открывать. Кроме того, несправедливо обременять друга своими секретами, не так ли?

Бен предложил закатиться к нему на завтрак, а потом, может быть, убить пару часиков, расслабившись под гитарные пассажи Джимми Хендрикса. Я поблагодарил, но отказался, сославшись на необходимость распилить гору леса (хотя не испытывал ни малейшего желания утруждать себя работой).

Лучший способ не привлекать внимания посторонних состоит в том, чтобы не выскакивать из привычной колеи. Заниматься обычным делом. Я заправил Большую Берту и взялся за работу. Дела делами, но пока пила с визгом разгрызала деревяшки, воображение переносило меня в комнату, где лежала Микаэла, прислушиваясь, несомненно, к доносящемуся со двора шуму. И как я ни старался гнать прочь неуместные образы, передо мной снова и снова вставала одна и та же картина: обнаженная, если не считать полотенца, девушка, пряди темных волос на белой простыне, опущенные ресницы, черные арки-близнецы бровей, гладкие холмики грудей и…

Черт! Пила подпрыгнула, наткнувшись на застрявший в дереве гвоздь, и едва не угодила мне в лицо. Осторожнее, Валдива, потеря бдительности грозит потерей носа. Но как сосредоточиться, если там, наверху, лежит и смотрит в потолок девушка с блестящими и черными, как оникс глазами.

Более того, когда мне все же удавалось вытолкать из головы образ Микаэлы, его место занимал другой: жутко подрагивающее розовое желе во всю комнату. Зрительную картину дополнял тяжелый органический запах этой розовой дряни. И еще метнувшаяся ко мне голова. Жуткое зрелище, со зловеще-мрачным оттенком.

Но при этом как-то странно знакомое, что казалось уже полной бессмыслицей. Ничего знакомого в нем быть не должно, потому что ничего подобного я раньше не видел, разве не так?

Может быть, я подсознательно связал увиденное в заброшенном доме с головой, найденной Беном в принесенном озером мусоре несколько дней назад. Там тоже присутствовало нечто жуткое и необъяснимое. Голова, запутавшаяся в ветках. Голова с лишней парой глаз, вылезших из-под кожи на щеке, как пара фурункулов. По-моему, та еще жуть. А если тот кусок розового дерьма…

— Грег… Грег? Выключи же…

Я вдруг вернулся к реальности и услышал, что кто-то зовет меня по имени. Выключил мотор и поднял очки.

— Привет, Мел, чем могу помочь?

Мел, беззаботная рыжеволосая красотка лет двадцати пяти, занималась тем, что развозила свежие продукты: молоко, масло, хлеб и все такое. Жила она на другом краю Салливана, где кроме помидоров выращивала еще и марихуану. Семья ее обосновалась здесь довольно давно, но городской не считалась. Мел была из тех, кто сегодня «свой», а завтра может быть легко зачислен в «чужие». Суждение, возможно, резкое, но на рождественской вечеринке она чуть не трахнула меня, а на следующий день сделала вид, что ничего не случилось.