Парнишка зажмурился.

Легкая добыча. Череп расколется, как яичная скорлупа. Давай, Валдива, вскрой ему голову, воспользуйся костью как деревянной ложкой… размешай мозги, взбей крем. Ну же, Валдива, давай! Давай!

Все верно, добыча была легкая. Парализованный страхом, он даже не пытался бежать. Вот только…

Только что-то было не так.

Что? Я не понимал.

Ну, давай же, сказал я себе, выполни свою работу. Но нет. Вместо того чтобы подтолкнуть руку, сидящий во мне древний инстинкт заставил повернуться к другой двери, обычной, деревянной, без окошечка. Возможно, она вела в кухню.

Неужели засада?

Я посмотрел на ковер. Никаких следов, только серый слой пыли. Мы находились на самом верхнем этаже, так что возможность того, что есть другой выход, представлялась сомнительной.

Мальчишка не шелохнулся. Только смотрел на меня огромными, блестящими, испуганными глазами.

— Что там?

Он молчал.

Я повторил вопрос более жестким тоном.

— Что там?

На этот раз он только покачал головой. Что бы это значило? Я не знаю? Или я знаю, но не скажу?

Я осторожно дотронулся до двери. И в тот же момент судороги возобновились с такой силой, что я согнулся пополам. Через дверную панель в мои пальцы просочилось что-то ядовитое, отвратительное на ощупь.

Господи, да что же это такое с этой квартирой?

Целую секунду я стоял неподвижно. А все мои мышцы дрожали, дергались и выворачивались, словно по ним пропустили электричество. Потом поднял дубинку и распахнул дверь.

Я ожидал каких угодно действий, движения, криков, но ничего этого не произошло. Я увидел… не знаю, как объяснить. В общем, кто-то сделал с этой компанией нечто странное. Нечто настолько странное, что я замер, открыв рот.

Целую стену, от пола до потолка, занимало что-то, более всего похожее на желе. Розоватая стена этой дряни едва заметно подрагивала, но не растекалась.

Нет… нет… это же полная чушь. Не может быть. Я осторожно дотронулся концом дубинки до дрожащей массы. Она всколыхнулась, как сделало бы обычное желе, если бы к нему прикоснулись пальцем.

Вся эта дрянь была покрыта гладкой, глянцевой мембраной. Ошеломленный, я не мог отвести глаза от розовой стены.

Постепенно мои глаза стали воспринимать детали. Желе было прозрачным, и в нем висели, как кусочки фруктов в обычном десерте, какие-то предметы разной формы и разного размера: одни маленькие, величиной с клубничину, другие большие, как баскетбольный мяч.

Мальчишка за моей спиной захныкал. Оглянувшись, я перехватил его испуганный взгляд. Но на кого он смотрел, на меня или на желе, заполнявшее всю комнату, как вода в аквариуме?

Зрелище было неприятное. Я почему-то подумал о крови, сгустившейся, застывшей и превратившейся в прозрачный гель. И еще, желе как-то притягивало к себе внимание. Я поймал себя на том, что смотрю не на желе, а в него, словно ищу там что-то, что — я знал — должно там быть. Что-то скрытое, спрятанное. Для меня было важно отыскать это что-то.

А запах? Вы спросите, пахло ли оно? Господи, Иисус Христос и все святые, оно воняло! Воняло свежепролитой кровью. Эта вонь вызывала отвращение и в то же время будила интерес.

Что еще? Да, стена была горячая, точнее, горячечная, как тело охваченного лихорадкой больного.

Я напряг глаза, пытаясь разглядеть застывшие в желе предметы. Черт. Мембрана напоминала зеркало. Я даже увидел собственное отражение. Мне оно показалось каким-то искаженным: рот слишком большой для головы и…

Проклятие. Это же не мое отражение. Не мое лицо.

В желе плавала отрубленная голова!

Я еще не успел отреагировать на это открытие, как на лице поднялись веки, и на меня уставилась пара глаз.

В следующую секунду голова рванулась ко мне. Лицо разорвало поверхностную мембрану, явив покрытый слизью нос, глаза и широко открытый рот, нацеленный прямо на мое горло.

15

Мы стояли рядом, глядя на покинутое здание. Не знаю, что такое было в той комнате, но теперь оно нам не угрожало. Из окон квартиры на седьмом этаже вырывались языки пламени. Клубы черного дыма возносились в небо, рисуя там серые пятна.

Я простоял там добрый час, ожидая — и, черт возьми, опасаясь, — что розовая масса сумеет неким образом выбраться из огня. Но этого не случилось, она осталась в комнате, обреченная сгореть в устроенном мной пожаре. Перед моими глазами все еще стояло страшное оскаленное лицо, вырвавшееся из проклятой красной слизи и едва не вцепившиеся мне в горло. Только чисто рефлекторное движение уберегло меня от клацнувших челюстей.

Наверняка я мог сказать только одно: когда-то эта голова принадлежала человеческому существу. Чем она стала потом — одному Богу известно. Насколько я мог судить, раньше ее носил мужчина лет сорока. Черты его лица исказились. Рот непропорционально увеличился, глаза набухли и гротескно выкатились из глазниц, при этом кожа, покрытая розоватым гелем, выглядела чистой и гладкой, как у новорожденного.

Из охваченной огнем квартиры донеслись хлопающие звуки трескающегося дерева. Потом лопнули чудом сохранившиеся стекла. А затем донесся еще один звук. Скорее всего, это воздух выходил из замкнутого пространства, но могу поклясться, что я различил нечто похожее на крик. Жалобный крик. Крик живого существа, погибающего в огне. Он становился все громче, отчаяннее, пронзительнее. Потом все стихло.

Убедившись, что огонь сделает свое дело, я повернулся и пошел прочь. Мальчишка потянулся следом.

— Ты один?

Он не ответил, только сунул руки в карманы джинсов и побрел по улице.

— Говоришь по-английски?

Молчание. Никакой реакции — бесстрастное, похожее на маску, лицо. Взгляд устремлен прямо перед собой.

— Неплохой пожар мы устроили, а? Вместо дома останется только груда золы и головешек.

Мальчишка вдруг остановился, и, словно вспомнив что-то неприятное, сказал:

— Улей.

— Улей? — Я посмотрел на него. — Что ты имеешь в виду? Какой улей?

— Ты что не слышал? — Его лицо сердито вспыхнуло. — Я ж сказал… улей!

— Извини, я не знаю…

Впрочем, последние слова были произнесены в пустоту. Парнишка исчез. Ударился в бега. Причем мчался он так, словно за ним гнался сам сатана.

Только теперь он несся к группе людей, стоящих на перекрестке. Они не двигались с места, но с интересом рассматривали меня. Я также заметил, что у них есть оружие.

Подбежав к ним, мальчишка встал рядом с парнем, вооруженным обрезом помпового ружья.

Инстинкт уже подвел меня, поэтому полагаться на него, возможно, и не стоило, но глупость неистребима, и я, разведя руки в стороны и демонстрируя отсутствие оружия, медленно двинулся навстречу незнакомым людям.

Пожалуй, пора и поговорить с кем-то.

16

— Еды у нас нет.

Это сказала мне девушка с черными глазами, когда мы сидели у трещавшего, как пулемет, костра, разложенного во дворе дома. Назвав ее глаза черными, я не имел в виду ничего такого. Нет, у нее действительно были черные зрачки. Чистый оникс. Блестящие, сияющие. Можете поверить, таких глаз я в жизни не видел. Она говорила — а я пялился на нее. Но в ней и впрямь было что-то неотразимое. Тонкое, исхудавшее лицо и стройное тело ему подстать. Чистая, учитывая обстоятельства, одежда, длинные, шелковистые черные волосы, столь же прекрасные, как и глаза. Возраст? Я бы дал лет восемнадцать.

— Все, что оставалось от продуктов, мы потеряли два дня назад. На то место, где мы стояли, напали шершни. Нам еще повезло, что мы сами уцелели.

— Шершни? — Я непонимающе покачал головой.

— Шершни. Знаешь?

Я пожал плечами.

— Хлебные бандиты?

— А, да. — Я кивнул.

Теперь уже девушка покачала головой.

— Ты что, только вышел из спячки? Этих ребят уже никто не называет хлебными бандитами. — За время разговора она ни разу не улыбнулась. Вообще, вся компания подобралась довольно хмурая. Кивнув в сторону мальчишки, девушка продолжила: — Его это так потрясло, что он сбежал, едва мы попали в город. Искали его несколько часов, пока не увидели вас двоих на улице.