— Я желаю смерти всякому, кто может навредить вам, милорд.

— И королеве тоже?

— Королева — безмозглая дура. Я боюсь ее влияния, но не ее самой. Говорят, что сейчас она в таком состоянии, что ей все равно — умрет она или останется жить. О, милорд, женщина в таком положении и в таком возрасте... да еще собравшаяся рожать первого ребенка...

— И что дальше?

Герцогиня пожала плечами:

— Не знаю. Но я совсем не удивлюсь, если она не переживет родов.

— Ты так об этом мечтаешь!

— Терпеть ее не могу! Но боюсь я только твоего брата.

— Дорогая моя женушка! — сказал герцог. — Даже если нам удастся состряпать против Томаса дело, король никому не позволит обидеть своего обожаемого дядюшку.

— Король! Этот хилый мальчишка!

— Хилый телом, но сильный духом. С каждым днем он приобретает все больше достоинства. Пусть он пока еще мальчик, но он — самый настоящий Тюдор, а ты хорошо знаешь, какой силой обладал его отец.

Герцогиня немного помолчала, потом сказала:

— Если королева все-таки умрет, а нам удастся доказать, что это адмирал отправил ее в могилу, то, может быть, король рассердится на своего дядюшку.

— Да я никогда не поверю, что Томас мог отправить в могилу свою жену! Он распутный малый, этого никто не отрицает, но убийцей он никогда не будет.

— Я слышала, что королева пребывает в страшной тоске. Ей стало безразлично, будет ли она жить или умрет. И это муженек довел ее до такого состояния.

Протектор наклонился над женой, чтобы посмотреть на новорожденного сына.

Он улыбнулся герцогине, и в их глазах засветился огонь честолюбия.

Катарина лежала в своей спальне в замке Садли, и все ее тело разрывала невыносимая боль. Но физическая боль не шла ни в какое сравнение с душевными муками.

И, даже мучаясь схватками, она ни на минуту не могла забыть о туче, закрывшей над ней небо, она все время думала о том, что семейное счастье, мечта о котором помогла ей вынести все мучения, через которые ей пришлось пройти, оказалось мифом, простой иллюзией.

Томас, ожидая рождения ребенка, ходил из комнаты в комнату.

— Еще не родила? Нет? — спрашивал он. — Бог ты мой, как долго... сколько же еще ждать?

Приближенные дамы королевы, любившие свою госпожу, хотели рассказать ей, как сильно переживал Томас, но знали, что она не поверит в это. Королева больше не верила ему, все его оправдания не тронули ее. Он всегда лгал ей, и она никогда ему больше не поверит.

Дочь Катарины родилась в последний день августа, когда жара была просто невыносимой.

— Девочка! — разнеслась по замку весть. Все были разочарованы — ждали мальчика.

Астрологи предсказывали, что у адмирала родится сын. Он верил в это и хвастался направо и налево, что его сын будет умнее, красивее и сильнее, чем сын его брата.

И вдруг... девочка!

Но Томас не показал разочарования. Полный раскаяния за те страдания, которые он причинил Катарине, он жаждал уверить ее в своей любви и преданности. Елизавета жила теперь далеко, в Хэтфилде, и он думал только о Катарине, своей обожаемой жене. Он хотел, чтобы она поняла, что такой мужчина, как он, может любить двух женщин одновременно. И разве могло, спрашивал он себя, его легкомысленное увлечение Елизаветой сравниться с той нежностью, которую он испытывал к своей жене, и которая заполняла всю его душу без остатка?

Томас отправился в спальню жены, нежно поцеловал ее и заботливо спросил, как она себя чувствует. Он взял дочь па руки и прошелся с ней по комнате.

— Храни нас Бог, Кейт, я не променяю эту девочку на всех мальчиков христианского мира!

Но эти слова не тронули Катарину — чуда не случилось, его обаяние больше не действовало на нее. Оно было похоже на красивую погремушку — эти игрушки больше не интересовали ее.

Она смотрела на Томаса грустными, задумчивыми глазами.

Томас опустился перед ее кроватью на колени:

— Скорее поправляйся, Кейт, милая моя женушка. Мне нет в этой жизни радости без тебя.

Но она смотрела на него холодно, и в глазах ее застыло недоверие.

После рождения дочери она вела себя очень странно. У нее был жар, и она, так страстно желавшая этого ребенка, теперь, казалось, совсем забыла о его существовании.

Катарина лежала, безразличная ко всему, и смотрела на мир невидящими глазами, не проявляя интереса ни к чему и ни к кому.

Тщетно придворные дамы пытались пробудить ее от ужасной летаргии.

— Ваше величество, посмотрите, какая очаровательная крошка ваша дочь. У нее ваши глаза. Это заметно уже сейчас.

Но Катарина молчала. Она лежала, глядя прямо перед собой, как будто ей показывали чужого ребенка. К ней приходила маленькая Джейн Грей, но Катарина не узнавала и ее.

— Что с ней? — спрашивала девочка.

— Боюсь, эта меланхолия сведет ее в могилу, — сказала одна из дам.

Явились врачи, но и они не смогли вывести Катарину из апатии. Не сумели они и сбить у нее жар.

Через несколько дней после рождения ребенка Томас вошел в спальню жены. От его веселости не осталось и следа, а лоб перерезали морщины.

— Милая моя, — сказал он. — Тебе не лучше? Но Катарина ничего не ответила.

— Кейт, дорогая моя Кейт, это я, твой Томас. Посмотри же на меня, любовь моя. Скажи, что ты по-прежнему любишь меня.

Но она отвернулась от него. Неожиданно Катарина заговорила, но обращалась она не к Томасу, а к свой придворной даме.

— Леди Тируит, — вскричала Катарина, — где вы?

Леди Тируит, которая ухаживала за ней после родов, подошла к кровати. Она опустилась на колени и взяла горячую руку больной в свои руки.

— Леди Тируит, мою душу наполняет ужас — я боюсь, что больше уже никогда не встану с этой постели. Томас тоже встал на колени у кровати и взял другую руку жены. Она повернула голову, чтобы посмотреть, кто там, но, похоже, не узнала собственного мужа.

— Леди Тируит, — продолжала королева, — за мной плохо смотрят. Людям, окружающим меня, нет до меня никакого дела. Я так несчастлива, леди Тируит, поскольку те, кого я любила, меня не любят. Они смеются надо мной. Они смеются над моей любовью. Быть может, сейчас они смеются и над моим горем. Они ждут моей смерти, чтобы соединить свою судьбу с другими людьми. Сколько бы добра я им ни сделала, они за все мне платят злом!

— Любимая моя, — вскричал Томас. — Я больше никогда в жизни не обижу тебя!

И тогда она обратилась к нему:

— Я вам не верю, милорд.

— Кейт, Кейт, разве ты забыла, как мы любили друг друга?

— Нет, не забыла, но вы преподали мне очень жестокий урок. Миледи Тируит, мне кажется, что я умру. Я не хочу жить.

Адмирал умоляюще взглянул на леди Тируит:

— Как мне успокоить ее? Что мне сделать, чтобы она поверила в мою искренность?

Леди Тируит стало жалко его, хотя она прекрасно понимала, что именно он был причиной того, что Катарина потеряла интерес к жизни.

— Я лягу рядом с ней, — заявил Томас, — успокою, и в ее душе вновь воцарится мир. Она поверит, что я...

— Нет, — сказала Катарина. — Все кончено. Я умру. Мне незачем дальше жить.

— А как же твоя любовь ко мне? — вскричал Томас. — А как же наша дочь?

Но она в изумлении посмотрела на него, словно не понимая, о чьей дочери он говорит.

— Я лягу с тобой, — сказал Томас.

— Нет! — в страхе закричала Катарина. — Нет!

— Ей вредно так расстраиваться, — сказала леди Тируит.

Томас отошел от кровати, не зная, что делать, полный отчаяния и терзаемый угрызениями совести. Катарина закрыла глаза.

— Пусть она поспит, — шепнула леди Тируит. — Сон быстрее, чем что-либо другое, вернет ей душевный покой.

Катарина лежала, слушая голоса, звучавшие в ее ушах. Ей казалось, что вокруг нее шепчутся какие-то люди. Ей чудилось пылающее от удовольствия лицо юной принцессы и сияющие глаза ее мужа, глядящего на нее. Ей казалось, что она слышит голоса, которые говорили ей, что слухи о Томасе и Елизавете оказались правдой, — он действительно хотел жениться на принцессе, считая ее более лакомым кусочком, но ему пришлось довольствоваться королевой... до поры до времени.